И он рассказал о своей жизни наемника штрафной сотни, полной ужаса перед завтрашним днем, о попытках развеять, утопить, растоптать всесильный, изнуряющий и истязающий страх, о царском гареме, о смелых женщинах, плюющих в лицо фараону. И "Песнь песней", известная многим народам, была их молитвой…
Жрица смотрела на свои дорогие чаши, многочисленные пузырьки разной формы. Румяна, духи, кремы, хна, мирра, ладан, бальзамовые масла, порошки и кипарисовой коры, красная краска для ногтей, лазурь для век… Зачем ей это все? Богиня! Дай ей простую человеческую судьбу!..
Ее щеки почувствовали тепло его ладоней. Астарт повернул к себе лицо женщины и заглянул в большие влажные глаза.
- Сегодня в храме не будет жертв.
- Что ты еще задумал? О милый, не дразни богиню, мы и так…
- Утром придешь на базарную площадь. Если ничего не болтают о моей смерти…
- Твоей смерти?! О боги!
- …значит, мы встретимся в дюнах.
От его слов повеяло другим миром, жестким и непреклонным.
- Астарт!
Он целовал ее шепчущие губы.
- Астарт… я боюсь…
В эту ночь из храма Богини Любви исчез настоятель, известный своей деловитостью, феноменальными ушами и высоким положением в жреческой иерархии государства. Поднялась суматоха. Храм закрыли. Посетители разбежались. Жреческие сановники подняли на ноги патрицианское ополчение и сообщили о происшествии царю Итобаалу. Потом стало известно, что заговорщики бежали из надежнейшей государственной тюрьмы: их освободили по приказу исчезнувшего жреца, ибо власть служителя Великой Матери позволяла это сделать. "Великий жрец в руках злоумышленников!" - догадался царь, и тотчас последовал высочайший указ: виновных схватить живьем для предания мучительной казни.
Тир проснулся задолго до рассвета. Всех потрясла картина горящих хором рабби Рахмона. С быстротой молнии распространился слух о бунте рабов: около сотни невольников бежало из столицы, перебив своих хозяев, небывалое событие в Тире!
Утром на базарной площади нашли Великого жреца, прибитого за уши к позорному столбу. К этому столбу по законам Тира выставляли воров, убийц и кровосмесителей. Несмотря на зловещий смысл новой проделки Астарта, матросы хохотали в тавернах и кабачках, и не одна амфора безвременно иссякла за упокой былого величия лопоухого жреца.
13. Дитя бунтарской мысли
Прекрасны дюны Финикии! Красноватый песок, вечноголубое небо, сияющее море и снежные вершины близких гор. Сразу же за песками, поросшими цепким потериумом, раскинулись душистые рощи сосен и финиковых пальм. Удивительное соседство! Где еще на земле встретишь подобное?
Астарт сиял белозубой улыбкой и, зарывшись в песок, упивался свободой. А рядом море! Его грезы и путеводная звезда! Почему вид и шум волн так сильно действуют на него? Почему без моря он одинок? Почему тоска по морю - его неизменный спутник?
Море! Символ очищения! Только море способно прорвать пелену обыденности и подарить то яркое, незабываемое, которое ищет человек всю жизнь. Только море возносит человеческую душу на вершину вдохновения… Нет лжи, злобы, коварства, нет грязных устоев бытия - все позади, все прах перед бесконечной далью, пронизанной солнцем!..
- Аста-арт! Иди-и, готово! - пронесся над барханами зычный крик.
Беглые рабы расселись вокруг зажаренного на вертеле барана. Здесь собрались те, кто возглавил бунт: друзья Эреда, сам Эред, страдающий от плохо заживающей раны. Хромой извлек из прохладного горного ручья, впадающего в море, большой бурдюк с вином. Запах жареного мяса смешался с ароматами хвои, вина, морской соли.
- Мы захватим островной Тир, - мечтал Хромой, обсасывая кость; деревяшка, заменяющая ему ногу, была воткнута в песок, на ней держался один конец вертела. - Там легче обороняться. Даже ассирийцам ни разу не удалось взять его.
- Потом перережем всех купцов, - добавил юркий раб по прозвищу Гвоздь, покосившись на жующего Астарта.
Эред стукнул его бараньей лопаткой по лбу.
- Тебе все резать.
- Потом мы обратим всех рабов в наших невольников, - продолжал Хромой. - Но простолюдины нам нужны: наши враги - это их враги. Как говорил мой друг-привратник, которого вчера убили на пожаре: "Если муравьи объединятся, они разъяренного льва вытащат из шкуры".
Рабы восторженными криками одобрили слова Хромого. Мудрый раб задумчиво наморщил клейменный лоб:
- А что дальше? Э, Гвоздь, ты уж помолчи! Как говорил мой друг, у кинжала есть лезвие, и язык ему не нужен. Как колодец не наполнить росой, так и наши головы твоими речами. Поручи дело ребенку, а сам беги за ним, иначе не увидишь ни дела, ни ребенка. Выслушай совет Гвоздя и умойся, иначе весь будешь в крови.
- А что тут долго думать, - сказал очень рассудительный раб, которого все звали Мем-Молитва, так как он знал назубок длиннющую заупокойную молитву. - Царь Итобаал ведь не захочет оставаться с нами. Поэтому изберем нового правителя. Из рабов.
Всем понравилась мысль Мема. Но с неожиданным раздражением вступил в разговор молчавший до этого Астарт:
- А потом этот повелитель будет пьянствовать с друзьями и начнет резать всех, кто ему не по душе.
- О небо, верные слова! - вдохновенно воскликнул Хромой. Он льстил, мечтая втянуть в общее дело молодого кормчего. - Мы слушаем тебя, Астарт.
- Народом должен управлять справедливый судья.
- Как судья? - удивился Гвоздь.
- Я не слышал о странах, где вместо царей на престолах бы сидели судьи, - изрек Мем.
- Я не понимаю в таких делах, - честно признался Эред и тяжко вздохнул, - но как без царя?
- …Как слеп человек! - гневно воскликнул Астарт. - Даже пытаясь смотреть вдаль, он видит что близко. Пусть правит судья, но не царь!
Астарт обвел всех грозным, почти враждебным взглядом.
- Пусть, если ты так хочешь, - еще раз вздохнул Эред. Он пытался не думать о своей любимой, оставшейся в Тире.
- Но и этот твой судья, - сказал Хромой, - что его остановит, если у него будет вся власть?
Астарт на миг растерялся. Но тут же нашелся:
- Пусть будет двое судей!
- Сто ударов паяльщика не сравнится с одним ударом кузнеца! вскричал Хромой. - Сто наших речей жалки перед одним твоим словом, наш друг и спаситель Астарт. Я за двух судей, за двух шофетов. А рабами у нас будут знатные тиряне.
- Пусть роют ямы под виноградные лозы, пусть носят тяжести и пасут скот, пусть делают самую грязную и трудную работу! - закричал Гвоздь, дрожа от восторга.
В глазах рабов клокотало пламя, и кулаки сжимались сами собой.
- Да, но как на это посмотрят боги? - произнес рассудительный Мем.
- Боги любят жертвы, - ответил Астарт, - богатой жертвой можно искупить любое безумство. Так что пусть будет шофет-судья, а не мельк-царь!
14. Идиллия
Что ты наделал, мой милый, - первое, что произнесла Ларит, когда они встретились. На ее лице боролись страх и радость.
- Мы опять вместе. Ларит…
Он обнял ее, целуя в испуганные усталые глаза.
- Как прекрасна моя Ларит! Как прекрасны ее глаза! Все прекрасно, что принадлежит ей! Слышишь? Даже страх твой - чудо!
- Богиня между нами! Ты погубил все! Никто не позволит мне покинуть храм ради земной любви.
- …Ибо крепка, как смерть… - с горькой иронией проговорил Астарт.
- Никто не позволит, но я же покинула. - Женщина пылко обняла его и притянула голову к своей груди, шепча: - Мы скоро погибнем, обязательно, оба погибнем, и мне становится не так страшно… Нисколько не страшно, если ты со мной. Боги не могут поразить одного из нас, это безжалостно и несправедливо. Они поразят обоих. А это уже не страшно.
Шумели сосны, дюны курились струйками песка. Рабы разбрелись по всему пляжу в поисках съедобных моллюсков. Их живописные фигуры, казалось, были созданы для этого дикого, неповторимого пейзажа.
- Мы будем живы назло жрецам… и богам… И ты родишь мне много крепких парней вроде Эреда, - его рука, большая, тяжелая, ласкала ее. Ларит молчала, закрыв глаза, и в мохнатых ресницах сверкали слезинки. Богам не за что нас карать: оскорбить жреца - не значит идти против бога. "Твой бог - в сердце твоем", - сказал Иеремия. Жрецы и храмы никому не нужны - ни богам, ни людям… Велик Иеремия, раскрывающий людям глаза. Его слова заставили меня думать. Жрецы - паразиты веры, они сосут человека, творят зло. Это мы видим с рождения. Но как трудно привычному дать оценку! Но найдется один человек, посмотрит вокруг и скажет: это плохо, разве не видите, а это хорошо. И многие начинают видеть, удивительно…
Ларит размышляла. Слова Астарта несли всегда столько пугающей новизны, что трудно было сразу справиться. Очень трудно простой жрице расстаться вдруг с привычным, освященным богами и веками укладом жизни.
- Если в нашей жизни еще появится жрец, я забуду о клятве, данной Мелькарту, - произнес Астарт зазвеневшим голосом.
После захода солнца заговорщики на лодках и плотах поплыли к Тиру, где тысячи взбудораженных невольников ожидали сигнала. Как ни рвался Астарт в бой, как ни пылала его душа, но и на этот раз Мелькарт победил. Клятва, данная высшему божеству, удержала его в дюнах.
Зажглись яркие звезды. Глухо шумела приливная волна. Выли шакалы в пальмовой роще, и перекликались кормчие невидимого каравана, идущего вдоль побережья.
Астарт и Ларит вошли по пояс в воду. Астарт смял в кучу одежду, свою и жрицы, и бросил навстречу приливу. То был древний обычай молодоженов, пытающих судьбу. Если море выбросит одежду обратно в одном комке, быть им вместе. В ином случае - судьба их разлучит.
Астарт волновался не меньше своей возлюбленной. Они медленно брели по мелководью, обнимая за плечи друг друга.