- Потому что о нем все говорили в Варшаве, - сказал Штейн. - Ни для кого не являлось секретом, что и посол, и фон Топпенау относятся к Больцу с полным доверием. Больц много ездил по Европе. Его фирма занималась делами немецких национальных меньшинств. Отсюда и поездки. Отсюда и разнообразные знакомства.
- Не понимаю. Из каких Кругов?
- Из самых различных. Он, например, был личным другом Бенеша, встречался с Хорти и с другими лидерами. Больц всю подноготную восточноевропейской политики знал.
- Даже так?
- Да, именно так, криминаль-комиссар.
- Кому же он предоставлял информацию?
- Нашему послу в Польше, криминаль-комиссар, фон Мольтке. Из-за этого Больца и считали чрезвычайно полезным человеком. Потому и доверяли.
Хабекер озадаченно смотрел на Штейна.
- Но если сказанное вами истина, то Больц действительно мог приносить пользу! - заметил Хабекер.
- Не знаю, - возразил Штейн. - Мой предшественник. как мне хорошо известно, неоднократно обращал внимание министерства на чересчур тесные связи Больца с ведущими лицами польского посольства. У моего предшественника эти связи вызывали опасения.
- Почему? - спросил Хабекер.
- По той причине, что Больцу слишком уж верили, - ответил Штейн. - И посол, и фон Топпенау доверяли содержание служебных документов. Больше того, Больцу поручали даже составление официальных отчетов Посольства в Берлин.
- Не может быть! - сказал Хабекер. - Это вопиющее нарушение правил!
- И тем не менее это так! - возразил Штейн. - В свое время абвер, озабоченный утечкой некоторых сведений политического характера, запрашивал руководство НСДАП в Польше относительно Больца.
- И каким был ответ?
- Этого я не знаю, но, судя по тому, что Больца оставили в покое, - благоприятным... Вообще-то Больц давал чрезвычайно тонкие анализы экономики восточноевропейских стран и редко ошибался в политических прогнозах.
- Могу ли я заключить из ваших слов, что вы тоже пользовались информацией Больца?
- Нет! - излишне торопливо сказал Штейн. - Мне приходилось слышать доклады Больца, но его информацию я не использовал. В нем текла не арийская кровь-Вы же понимаете...
"Лжет! - подумал Хабекер. - Впрочем..."
- Где сейчас Больц? - спросил он.
- Не имею понятия, - сказал Штейн. - До тридцать девятого он жил в Варшаве. А теперь эмигрировал, наверное.
- Почему вы полагаете, что он эмигрировал?
- Хм! Человек с еврейской кровью!.. Если он был не желательным элементом даже в Польше, что могло его ждать в Германии? Такие всегда эмигрировали, если успевали.
- Так, - сказал Хабекер. - Ясно. Значит, в тридцать шестом Больцу отказали в доверии. Что, после этого он встречался с послом и графом фон Топпенау?
- В посольстве? Никогда! - твердо сказал Штейн - Но на квартире посла бывал. Об этом знали. Мольтке заявил, что имеет право на частную информацию.
- А фон Топпенау? Он тоже продолжал видеться с Больцем?
- По-моему, нет. Узнав о происхождении Больца, граф сразу отрекся от прежних отношений. Он сам отдал распоряжение не пускать юриста в посольство. А потом надоедал всем и каждому, жаловался на еврейскую хитрость, каялся, что сразу не почуял в Больце израильтянина.
- Хм! - сказал Хабекер. - А в каких кругах вращался Больц?
- В кругах промышленников, политиков, дипломатов, журналистов.
- Немецких?
- Нет, вообще. Но и немецких.
- Наши журналисты его знали?
- Варшавские?
- Да.
- Больше понаслышке, наверное. Они для Больца интереса не представляли, насколько я понимаю. Какую ин формацию мог почерпнуть у них Больц?
- Но Больц для журналистов представлял, наверное, интерес?
- Возможно. И, может быть, поэтому сторонился пишущей братии. Он, знаете ли, понимал: информация -тоже деньги.
- Может быть, для кого-нибудь Больц делал исключение? - спросил Хабекер. - Вы не замечали?
- Нет, - покачал головой Штейн. - Если вы даже подозреваете что-нибудь относительно Инги Штраух, то это исключено. Совершенно разные круги общества. По моему они даже знакомы не были. Как-то на ужине в клубе журналистов Больц любовался Штраух. Мне показалось он спрашивал о ней у своего собеседника. Но когда тот ответил, Больц перестал поглядывать в сторону запретного плода.
- Запретного? Вы полагаете, Штраух имела какую-то прочную связь
- Я хотел сказать совсем другое, - улыбнулся Штейн. - Просто Больц услышал, наверное, о национал-социалистских взглядах Штраух и сообразил, что успеха у нее иметь не будет.
- Ах вот оно что! - сказал Хабекер. - Ну, конечно! А я-то подумал... Значит, Штраух могла знать о происхождении Больца?
- Могла. О том, что Больцу запрещено посещать посольство, и о том, по какой причине запрещено, говорили все.
- А он походил на еврея?
- Нисколько, - сказал Штейн. - На австрийца он походил. Знаете, из тех, силезских. У него иногда и словечки особые проскальзывали. Да он и родился в Силезии. Вот только не помню уж где.
- Так, - сказал Хабекер. - Вы, кажется, говорили, что у вашего предшественника Больц вызывал опасения? А у вас он опасений не вызывал?
- То есть как не вызывал? - поразился Штейн. | Но ведь я с того и начал, что единственным подозрительным лицом считал в посольстве как раз Больца! Вы просто не расслышали, господин криминаль-комиссар!
"Теперь ты называешь меня господином! - подумал Хабекер. - Ах ты свинья!.. Ну, ладно".
- Почему же вы считали Больца подозрительной личностью? - спросил он, выдержав паузу.
- Но... Посудите сами! Человек не имеет отношения дипломатической службе, а является своим среди сотрудников посольства! Добровольно помогает послу и граф Топпенау разбирать документы, составлять служебные бумаги в Берлин! С какой целью? Зачем?
- А как вы думаете - зачем?
- Я ничего не утверждаю, господин криминаль-комиссар, но таким образом Больц мог получать информацию не менее ценную, чем та, которую он привозил фон Мольтке! Именно об этом я говорил и самому послу и руководителям Министерства иностранных дел в Берлине. Я-то и настоял, чтобы Больца выдворили из посольства!
- Больц вызывал сомнения только у вас?
- Нет. У советников Кирфеля и Реннера тоже.
- Они тоже писали в Берлин?
- Не знаю. Но они Больцу не доверяли.
- Интересно, - сказал Хабекер. - То, что вы рассказали, господин советник, крайне интересно!.. Значит, Эрвин Больц?.. А где его семья, не знаете?
- Прежде проживала в Хемнице, кажется. Я имею в виду его родителей.
- Род занятий его отца вам неизвестен?
- По-моему, он тоже был юристом.
- Прекрасно... Что, Больц был женат?
- Нет, холост.
- В Варшаве у него были женщины?
- Поговаривали, что он содержит молодую певичку.
- Имя не помните?
- Что-то сугубо польское... Радзецкая, Раджевская... Или Ружицкая... Оперетта. Этакая блондиночка с карими глазками и миниатюрной ножкой.
- Прекрасно, - сказал Хабекер. - Блондиночка из оперетты. Так и запишем.
Штейн вытащил из жилетного кармана массивные золотые часы, щелкнул крышкой, взглянул на циферблат- брови советника приподнялись.
- Устали, господин советник? любезно осведомился Хабекер.
- Нет, нет, ничего. Просто текущие дела.
- Я вас долго не задержу, - сказал Хабекер. - собственно, я выяснил все, что хотел выяснить. Остались кое-какие формальности.
Улыбаясь, он вынул из ящика стола разграфленный лист бумаги и протянул Штейну:
- Пожалуйста, заполните и подпишите, господин советник.
- Что это?
- Обязательство о невыезде из Берлина, господин советник.
Штейн оторопело смотрел на разграфленный лист бумаги.
- Но почему? Надеюсь, вы меня ни в чем не подозреваете?! И, кроме того, мое служебное положение! Если руководство пошлет меня...
- Руководство никуда вас пока не пошлет, - с той же улыбочкой сказал Хабекер. - Оно извещено... Мы вас не подозреваем, господин советник, но профилактика есть профилактика... Пожалуйста, заполните и подпишите.
Он наслаждался испугом этого молодящегося хрыча, который, войдя в кабинет, делал вид, будто никак не может запомнить твоей фамилии.
"Теперь ты ее запомнишь", - подумал Хабекер. Штейн с оскорбленным видом заполнял графы обязательства.
- Все. Пожалуйста, - сказал Штейн, не глядя на следователя. - Надеюсь, меня известят, когда это кончится?
- Благодарю вас, - сказал Хабекер, поднимаясь. Вы дали весьма интересный материал и были очень любезны, господин советник. Если вы понадобитесь" мы вас вызовем... Ваш пропуск?
Штейн вскинул было глаза, хотел что-то сказать,
Хабекер подписал пропуск.
- До свиданья, господин советник, - сказал он.
- До свиданья, - выдавил Штейн.
Хабекер с усмешкой наблюдал, как Штейн вышагивает к двери, стараясь сохранить отсутствующее достоинство. Дверь закрылась. Хабекер опустил голову на руки.
Скосил глаза на исчерканный неровными строчками лист бумаги.
Итак, просчет?
Инга Штраух не имела отношения к фон Топпенау до приезда в Берлин и устройства на работу? Граф только ширма для этой энергичной дамы? Покровитель, избранный для отвода глаз контрразведки? Но кто же тогда работает со Штраух?
Хабекер перечитывал записанные имена: фон Вольцов, Шрейбер, Кирфель, Реннер, Больц Кто? Один из этих людей или кто-то, совершенно неизвестный, не названный Штейном?
Или ниточки, вопреки предположениям, тянутся к жениху Штраух, к этому Карлу Гауфу?