От этих слов Клер сделалось жутко. В погоне за чужой тенью, она совсем перестала понимать, что творится вокруг. Ей захотелось просто лечь, закрыть глаза и отрешиться от всего живого.
- Мой брат выкинул книгу, которую вы ищите. Слышите меня?! Выкинул! И я не собираюсь отчитываться перед вами. Я лишь прошу покинуть Прентвиль, покинуть нашу жизнь и больше никогда не возвращаться. Ради нас с Риком, ради нашего покойного отца. Ради всего святого! Разве это так сложно? - ее губы дрогнули.
Выслушав девушку, Сквидли медленно повернулся. Его лицо изменилось: глаза ввалились, щеки опали как два пустых мешка, а на виске пульсировала огромная багряная язва. Если бы Клер не видела этого человека раньше, она бы решила, что его тело мучает какая‑нибудь тропическая болезнь.
- Вы просите то, чего я сделать не могу, мисс Джейсон. Мой путь избран, и не в ваших силах изменить маршрут. На счет книги - вы заблуждаетесь. Она все еще у вашего брата.
- Зачем вы нас мучаете? - взмолилась Клер.
- Мучаю?! - удивился Сквидли. Двумя гигантскими шагами он оказался возле девушки. В лицо пахнул запах жареного лука и горечь табака, а еще, Клер смогла различить в нем резкий дух болезни. Такой же, как у мистера Бишепа, когда тот заговорил не своим голосом.
- Вы видите эти отметины? Здесь, и вот тут, - его палец уткнулся в висок, а потом спустился к шее, и лишь в конце она увидела еще два очага экзем на обоих запястьях.
- Что это?
- Это недуг, который достался мне в наследство от вашего славного папаши. Много лет назад, он взял то, что ему не принадлежало.
- Дети не расплачиваются за роди…
- В моем мире - расплачиваются, мисс Джейсон. И я не приемлю других законов и правил!
- Клянусь, я отдам вам книгу.
- Нет, - Сквидли поморщился. - Ее должен принести твой брат. И никто другой. Слышишь? Никто другой.
Клер почувствовала невероятную слабость. Едва удержавшись на ногах, она лишь чудом не потеряла сознание. В голосе мистера Сквидли царила безысходность.
- Завтра, к полуночи, книга должны быть у меня, иначе у мистера Бишепа быстро отыщится достойная компания.
Дождь нехотя капал с черепичных крыш, а сливы в виде драконов с открытой пастью, изрыгали настоящие потоки воды. По всем предположениям непогода поселилась в Прентвиле надолго.
Клер провожала мистера Сквидли обреченным взглядом, понимая, что даже заполучив заветную книгу отца, он не оставит ее семью в покое. И вряд ли им будет уготована судьба милосердней, чем господину цветочнику.
Башенные часы пробили восемь. День пролетел с невероятной скоростью. Милостивый Дункан - покровитель времени торопился, желая быстрее очутиться на кровавом пиршестве, которое собирался устроить Скивдли, в прибрежном городке Прентвиль.
* * *
Капитанская комната была крохотной, но достаточно уютной: легкий беспорядок, пара идеально белых скелетов в холщовой одежде и полное отсутствие крыши… а в остальном, все как обычно.
Пристально уставившись на волнующееся море, Скиталец указал на обитый бархатом диван и, глотнув из фляжки, поморщился.
- А вы везунчики, сыны фортуны. Точно везунчики, сожри меня Кракен, - заявил он, и устроившись напротив Рика, протяжно закашлял.
- У вас лихорадка, мистер? - встревожено предположил Оливер.
- Мы все больны, мой друг. И все по - своему, - откликнулся моряк. - Но спешу тебя уверить - это не смертельно. По крайне мере я очень надеюсь, что не обманываю самого себя.
Поднявшись на смотровой мостик, Скиталец пристально вгляделся в туманные пряди, которые, словно морская гладь, ласкали верхнюю кромку корабля.
- Тот человек, что приходил к тебе был высок и плечист?
Вопрос моряка обрушился, словно гром среди ясного неба. Повернувшись вполоборота, он кинул в сторону Рика пристальный взгляд.
- Да, все верно. И одет, будто настоящий путешественник, неспособный усидеть на месте, и готовый пуститься во все тяжкие, ради обычного спора.
Облокотившись на деревянный поручень, моряк коротко кивнул:
- Вижу у тебя слишком много вопросов, а недоверие ко мне, больше чем пролив Одноглазого странника. Поэтому, начнем пожалуй, по - другому. Сначала я расскажу тебе свою историю, а потом ты ответишь мне той же любезностью.
Рик не долго думая, согласился. Его приятель не стал возражать. Протерев очки, Оливер внимательно уставился на Скитальца, стараясь не упустить ни слова.
… Мне трудно рассуждать о чужих мечтах, но когда я был достаточно юн, то совсем не грезил морем и дальними странствиями по неизведанным землям. Мое детство проходило близ поселка Руна, где десять раз в год устраивали речные ярмарки, на длинных, узких лодочках, которые неспешно покачивались между двумя пологими берегами. Мы жили слишком дружно, чтобы думать о плохом, пока в наш поселок не пришли Охотники за падалью. Когда в деревне заводили про них разговор, то использовали выражения: "Сухопутные крысы" или "Речные черви". В моем детском воображении, они являлись в ночных кошмарах именно в таком образе: худые, длинные с огромными кривыми носами.
Но в тот день, когда они посетили наши края, я понял, что внешний вид совсем не главное. Главным была их непомерная жестокость. Они не щадили никого на своем пути. Наши деревянные жилища горели за милую душу, словно сухая солома. Крики, мольбы о помощи и настоящие реки крови - вот то небольшое наследие, что мне досталось от детства. Из‑под меня, будто выбили опоры, отправив в свободное плавание, в океан одиночества и бесконечной боли.
Ровно тысячу дней я был рабом собственных кошмаров. Подмастерье у старого лодочника, каменщик на Серых рудниках, второй помощник мельника Руфа - жизнь разделилась для меня на бесконечные отрезки невероятно сложной, однообразной работы. С речного поселка доходили слухи, что разбойники пришли снова, и мне ничего не оставалось делать, как бежать к побережью, подальше от собственных воспоминаний.
Без еды и гроша в кармане я добрался до Люкстена. Крохотный, но весьма сносный во всех вопросах городишко, встретил меня достаточно дружелюбно. Местный кондитер в обмен на легкую работу, угостил меня выпечкой, благодаря которой я смог просуществовать еще неделю. В то время, я как никто другой умел растягивать удовольствие от еды, деля ее на сотню маленьких кусочков. Но даже при таком отношении к еде, мои запасы закончились раньше намеченного. И я вновь оказался в царстве голода. Частые головокружения и бесконечный вой в животе привел меня в таверну "Дырявая лодка". Название, сами понимаете - не очень, ну так и мне не приходилось выбирать новое пристанище. Остановившись на пороге, я вроде бы успел попросить у хозяина корочку хлеба и тут же брякнулся в обморок.
Мистер Роуди, славный малый - один из тех бывших эсквайров, кто все еще верит в благородство и высшие цели. Вечно буду благодарить святого Крециуса за его доброту. Он пристроил меня поломойщиком и платил за мой труд больше положенного. Именно работая в таверне у мистера Роуди, я впервые увидел морских волков. Вольные, словно вечерний бриз, смелые - будто тысячи быков, неприступные - как горный перевал. Они ворвались в зал, распивая свою любимую песню о сокровищах фортуны. Закончив петь - они принялись за ром. Малыш Джимми не успевал подносить им спиртное, а морские волки просили еще и еще. Позже я узнал, что в народе их называли - каперами, и про фортуну они слагали песни отнюдь неслучайно. А мистер Роуди поведал мне по секрету, что по его подсчетам, всего через пару лет пираты и вовсе станут самыми могущественными на всем южном побережье.
В таверне, последние дни только и говорили, что о предстоящем путешествии Ловцов удачи, которые возвращались из своих походов не с пустыми руками, а добывали уникальную вещь способную изменить привычный мир. На мой взгляд, разговоры на подобные темы, были обычным враньем. Но то, с каким воодушевлением бывалые каперы рассказывали свои невероятные истории, не давало усомниться в их подлинности. И лучше всех такие байки травил мистер Бероуз. Одноглазый пират, слегка прихрамывавший на правую ногу, был худощав и лицом походил на высушенный иринейский финик. Его истории были не похожи на все остальные. Яркие и живые, они будоражили мое сознание, заставляя забывать обо всем на свете. В начале своего повествования, раскуривая старую потрескавшуюся трубку, он всегда описывал море: вдумчиво рисуя красоты горизонта и бесконечного неба, капитан ласково называл его отражением соленого великана. Клянусь, в такие минуты, облизывая пересохшие губы, я чувствовал, как мое лицо обдувает свежий бриз, а перед глазами сияет лучезарный рассвет - символ новой, неудержимой надежды.
Я хорошо запомнил тот день, когда вся таверна загудела, словно улей, обсуждая новое путешествие одноглазого Бероуза. Жадно прислушиваясь к очередной сплетне, выпущенной вместе с табачным дымом, я осознавал, что мое место должно быть на бриге "Бродяга", а не среди пьяных рыл, завсегдатаев "Дырявой лодки".
Только как мне напроситься в команду? Отчаянная мысль не давала мне покоя всю следующую неделю. Я придумал десяток неосуществимых способов, но даже не предпринял попытки воплотить их в жизнь. Все идеи казались мне наивными и неприступными, словно стены форта Па - типа.
Отчаянье взяло надо мной верх, предрекая вечное скитание на суше. Где угодно. Но только не в море.
Вечером капитан Бероуз вновь появился в таверне. Все обступили его, приготовившись слушать очередную морскую легенду, но одноглазый ответил отказом. Поглаживая огромного черного кота, который властно взирал на присутствующих, капитан объявил о скором отплытии. Услышав новость, я окончательно потерял надежду стать юнгой на "Бродяге". И только фортуна в тот час распорядилась иначе.