Арсений Тарковский - Судьба моя сгорела между строк стр 9.

Шрифт
Фон

"Летийский ветер веет надо мной…"

Летийский ветер веет надо мной
Забвением и медленным блаженством.
- Куда идти с такою немотой,
С таким слепым, бесплодным совершенством.

Изнемогая, мертвенный гранит
Над мрачною водою холодеет.
- Пора, мой друг. Печальный город спит,
Редеет ночь и улицы пустеют;

И - как тогда - сверкает голубой,
Прозрачный лед. Январь и ожиданье,
И над бессонной, медленной Невой
Твоей звезды далекое мерцанье.

1926

В Ленинграде Тарковский посещает своего с детства любимого поэта Федора Кузьмича Сологуба, проводит у него целый день, читает ему свои стихи. Сологубу они не очень понравились, но он ободрил молодого поэта: "Верьте в себя, пишите, может быть из вас что-нибудь получится".

В 1928 году в Зиновьевске, бывшем Елисаветграде, Тарковский и Фальц увиделись в последний раз. Арсений был уже женат. Он провожал Марию Густавовну в Одессу, там ждал ее будущий муж. Оба они чувствовали, что никогда больше не увидятся…

"Не уходи, огни купальской ночи…"

Не уходи, огни купальской ночи
В неверном сердце накопили яд,
А в лес пойдешь, и на тебя глядят
Веселых ведьм украинские очи.

Я трижды был пред миром виноват.
Я слышал плач, но ты была невинна,
Я говорил с тобою, Катерина,
Как только перед смертью говорят.

И видел я: встает из черных вод
Как папоротник, слабое сиянье,
И ты идешь или плывешь в тумане
Или туман, как радуга, плывет.

Я в третий раз тебя не удержал.
И ты взлетала чайкою бездомной.
Я запер дверь и слышал ветер темный
И глиняные черепки считал.

1928

Стихотворение написано под впечатлением от разлуки с Марией Густавовной. Его реалии - купальская ночь, Катерина, папоротник, глиняные черепки - все это из сказочно-фольклорных гоголевских. "Вечеров на хуторе близ Диканьки". "Моей первой высокой прозой был Гоголь", - говорил Тарковский.

Через четыре года, в 1932 году Мария Густавовна умерла от туберкулеза в городе Славянске, где жила у своей сестры Елены.

Перед смертью она получила письмо от Арсения Александровича, которое скрасило последние, тяжелые дни ее жизни.

Стихи, посвященные М. Г. Ф., Тарковский писал на протяжении многих лет, с 1926 по 1969 год. В мире, преображенном любовью, расцветает сирень, плещут крылья птицы, горит свеча, которая через много лет догорит в одном из последних стихотворений поэта, написанном в 1977 году.

Свеча

Мерцая желтым язычком,
Свеча все больше оплывает.
Вот так и мы с тобой живем,
Душа горит и тело тает.

1926

"Убывает бедный день…"

Убывает бедный день,
Не звонят колокола,
Только у дверей дрожат
Одичалые звонки.

Только ты побудь со мной,
Горькая моя любовь,
Памятка моя, печаль
Беспокойства моего.

Вспомни, вспомни звонкий лед,
Причитанья декабря,
Саночки, и на снегу
Имя нежное твое.

Пусть уходит бедный день
От звонков и шума, пусть -
У дверей твоих дрожит
Одичалая любовь.

1928

"- Здравствуй, - сказал я, а сердце упало…"

- Здравствуй, - сказал я, а сердце упало, -
Верно, и впрямь совершается чудо! -
Смотрит, смеется:
- Я прямо с вокзала.
- Что ты! - сказал я. - Куда да откуда?
Хоть бы открытку с дороги прислала.

- Вот я приехала, разве не слышишь,
Разве не видишь, я прямо с вокзала,
Я на минутку к тебе забежала,
А на открытке всего не напишешь.

Думай и делай теперь что угодно,
Я-то ведь рада, что стала свободной…

1935

В апреле 1969 года Тарковский записал в небольшую тетрадь цикл из восьми стихотворений, посвященных М. Г. Ф. Очень строго подойдя к отбору, он включил в него стихотворения, ставшие теперь классическими: "Песня", "Мне в черный день приснится…", "Первые свидания", "Ветер", "Эвридика", "Как сорок лет тому назад, / Сердцебиение при звуке…", "Как сорок лет тому назад, / Я вымок под дождем…", "Хвала измерившим высоты…". Тетрадь эту поэт подарил режиссеру Вячеславу Амирханяну, автору кинодилогии о Тарковском - "Посредине мира" (1989) и "Арсений Тарковский. Малютка-жизнь" (2003). Вот стихи, включенные поэтом в эту тетрадь:

Песня

Давно мои ранние годы прошли
По самому краю,
По самому краю родимой земли,
По скошенной мяте, по синему раю,
И я этот рай навсегда потеряю.

Колышется ива на том берегу,
Как белые руки.
Пройти до конца по мосту не могу,
Но лучшего имени влажные звуки
На память я взял при последней разлуке.

Стоит у излуки
И моет в воде свои белые руки,
А я перед ней в неоплатном долгу.
Сказал бы я, кто на поёмном лугу,
На том берегу
За ивой стоит, как русалка над речкой,
И с пальца на палец бросает колечко.

1960

"Мне в черный день приснится…"

Мне в черный день приснится
Высокая звезда,
Глубокая криница,
Студеная вода
И крестики сирени
В росе у самых глаз.
Но больше нет ступени -
И тени спрячут нас.

И если вышли двое
На волю из тюрьмы,
То это мы с тобою,
Одни на свете мы,
И мы уже не дети,
И разве я не прав,
Когда всего на свете
Светлее твой рукав.

Что с нами ни случится,
В мой самый черный день,
Мне в черный день приснится
Криница и сирень,
И тонкое колечко,
И твой простой наряд,
И на мосту за речкой
Колеса простучат.

На свете все проходит,
И даже эта ночь
Проходит и уводит
Тебя из сада прочь.
И разве в нашей власти
Вернуть свою зарю?
На собственное счастье
Я как слепой смотрю.

Стучат. Кто там? - Мария. -
Отворишь дверь: - Кто там? -
Ответа нет. Живые
Не так приходят к нам,
Их поступь тяжелее,
И руки у живых
Грубее и теплее
Незримых рук твоих.

- Где ты была? - Ответа
Не слышу на вопрос.
Быть может, сон мой - это
Невнятный стук колес
Там, на мосту, за речкой,
Где светится звезда,
И кануло колечко
В криницу навсегда.

1952

Первые свидания

Свиданий наших каждое мгновенье
Мы праздновали, как богоявленье,
Одни на целом свете. Ты была
Смелей и легче птичьего крыла,
По лестнице, как головокруженье,
Через ступень сбегала и вела
Сквозь влажную сирень в свои владенья
С той стороны зеркального стекла.

Когда настала ночь, была мне милость
Дарована, алтарные врата
Отворены, и в темноте светилась
И медленно клонилась нагота,
И, просыпаясь: "Будь благословенна!" -
Я говорил и знал, что дерзновенно
Мое благословенье: ты спала,
И тронуть веки синевой вселенной
К тебе сирень тянулась со стола,
И синевою тронутые веки
Спокойны были, и рука тепла.

А в хрустале пульсировали реки,
Дымились горы, брезжили моря,
И ты держала сферу на ладони
Хрустальную, и ты спала на троне,
И - Боже правый! - ты была моя.
Ты пробудилась и преобразила
Вседневный человеческий словарь,
И речь по горло полнозвучной силой
Наполнилась, и слово ты раскрыло
Свой новый смысл и означало: царь.

На свете все преобразилось, даже
Простые вещи - таз, кувшин, - когда
Стояла между нами, как на страже,
Слоистая и твердая вода.

Нас повело неведомо куда.
Пред нами расступались, как миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги,
И птицам с нами было по дороге,
И рыбы подымались по реке,
И небо развернулось пред глазами…

Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.

1962

Ветер

Душа моя затосковала ночью.

А я любил изорванную в клочья,
Исхлестанную ветром темноту
И звезды, брезжущие на лету
Над мокрыми сентябрьскими садами,
Как бабочки с незрячими глазами,
И на цыганской, масляной реке
Шатучий мост, и женщину в платке,
Спадавшем с плеч над медленной водою,
И эти руки, как перед бедою.

И кажется, она была жива,
Жива, как прежде, но ее слова
Из влажных "Л" теперь не означали
Ни счастья, ни желаний, ни печали,
И больше мысль не связывала их,
Как повелось на свете у живых.

Слова горели, как под ветром свечи,
И гасли, словно ей легло на плечи
Все горе всех времен. Мы рядом шли,
Но этой горькой, как полынь, земли
Она уже стопами не касалась
И мне живою больше не казалась.

Когда-то имя было у нее.
Сентябрьский ветер и ко мне в жилье
Врывается -
то лязгает замками,
То волосы мне трогает руками.

1959

В рецензии на книгу "Перед снегом" А. А. Ахматова писала:

"Одно из самых пронзительных стихотворений - "Ветер", где героиня изображена с благоговейным ужасом, от которого мы что-то стали отвыкать, - кажется мне одной из вершин современной русской поэзии".

В своей рукописи под этим стихотворением Тарковский отметил: "Очень хвалила А. А. Ахматова, говорила - "это обо мне"".

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке

Популярные книги автора