О книге "Стихотворения М. Лермонтова"
I
Я не помню, кем был издан иллюстрированный однотомник Лермонтова, подаренный мне в детстве ко дню рождения. Но я хорошо помню, какое сильное впечатление произвели на меня стихи и поэмы великого поэта, как потрясены были рассудок и сердце ребенка, впервые прочитавшего историю последней лермонтовской дуэли. Как я ненавидел и каким строгим судом судил убийцу поэта! Когда отец поведал мне, что тогдашний царь Николай I сказал об убитом не то "собаке собачья смерть", не то "туда ему и дорога", я был ошарашен тупой грубостью царя.
Вот окончание всем известного стихотворения Лермонтова "Смерть поэта", вызвавшего бурю в Зимнем дворце:
А вы, надменные потомки
Известной подлостью прославленных отцов,
Пятою рабскою поправшие обломки
Игрою счастия обиженных родов!
Вы, жадною толпой стоящие у трона,
Свободы, Гения и Славы палачи!
Таитесь вы под сению закона,
Пред вами суд и правда - всё молчи!..
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет;
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
И вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
Конечно, стихотворения "Смерть поэта" вы не найдете в этой книге: сборник был подцензурен. Стихотворение это сделало имя Лермонтова популярным не только в Петербурге, не только в России, но и за границей. Впоследствии его опубликует Герцен, издатель "Колокола" и "Полярной звезды", чью память выдающегося борца с самодержавием у нас будут всегда чтить.
В 1837 г. после написания "Смерти поэта" Лермонтова подвергают аресту и высылают на Кавказ. Хлопоты бабушки увенчиваются успехом, и Лермонтова переводят в Гродненский гусарский полк, а в 1838 г. возвращают в лейб-гусарский.
Уже неоднократно переписан "Демон", закончен "Мцыри". В 1840 г. выходит из печати "Герой нашего времени", затем "Стихотворения М. Лермонтова".
Лермонтов ухаживает за кн. Щербатовой. Его соперником оказывается Барант, сын французского посла. Дуэль с Барантом. Лермонтов под арестом на гауптвахте. Там его посещает Белинский и обнаруживает в словах поэта "столько истины, глубины и простоты". Лермонтова ссылают на Кавказ в действующую армию. В многочисленных стычках он отличается мужеством и хладнокровием, но никаких знаков отличия не удостаивается - об этом распорядился сам царь. Некоторое время Лермонтов проводит в отпуске в Петербурге. Оттуда он уезжает в Ставрополь, затем в Пятигорск 15 ст. стиля - 27 н. ст. июля на дуэли его застрелил Мартынов. Вот официальное сообщение о смерти поэта:
"15-го июля, около 5-и часов вечера, разразилась ужасная буря с молнией и громом: в это самое время, между горами Машуком и Бештау, скончался лечившийся в Пятигорске М. Ю. Лермонтов".
Он не дожил до двадцати семи лет.
Лермонтову было присуще предчувствие его ранней гибели:
Не смейся над моей пророческой тоскою:
Я знал: удар судьбы меня не обойдет;
Я знал, что голова, любимая тобою,
С твоей груди на плаху перейдет;
Я говорил тебе: ни счастия, ни славы
Мне в мире не найти; - настанет час кровавый,
И я паду; и хитрая вражда
С улыбкой очернит мой недоцветший гений…
Вот еще цитата:
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я,
Глубокая еще дымилась рана;
По капле кровь точилася моя.Лежал один я на песке долины…
Вот построчный перевод начала французского стихотворения Лермонтова, опубликованного Дюма: "Видите ли вы этого раненого, который в судорогах лежит на земле? Он умрет здесь, у пустынного леса […]" Поэты иногда бывают пророками и, кажется, сами накликают на себя свою гибель. Так молодой Маяковский написал:
не поставить ли лучше
точку пули в своем конце…
II
В наше время поэты слывут молодыми чуть ли не до сорока лет. "Герой нашего времени" вышел в свет в апреле 1840 г. Книга "Стихотворения М. Лермонтова" была разрешена цензурой 15 августа 1840 г. Лермонтов, пока его гений еще не окреп, подражал Пушкину и Байрону. Б. М. Эйхенбаум в примечании к стихотворению "Русалка" пишет:
"На остальных 25 листах (рукописи, найденной в Саратове в 1875 г. - А. Т.) был автограф "Литвинки" и автографы 9 стихотворений, относящихся к 1832–1833 гг.: "Тростник", "Русалка" […] Вполне возможно, что в 1836 г. Лермонтов переделал эту "Русалку" и напечатал в своем сборнике 1840 г. с новой датой […]".
Этим стихотворением балладного типа Лермонтов привнес в русскую поэзию ту особую "лермонтовскую" стихию - влажную и серебристую, быть может, унаследованную от "Ундины" де ла Мотт Фуке - Жуковского, стихию, которой проникнуты первая часть "Демона", "Тамань" из "Героя нашего времени" и это стихотворение. Лермонтову в 1836 году было только 21–22 года: детский возраст для поэтов нашего времени. Мне кажется, что своеобразие Лермонтова-поэта характеризует эта "влажная серебристость" его стиля.
III
Какой поучительный пример высокой требовательности к себе и авторской скромности подал нам Лермонтов, отбирая свои произведения для своего сборника 1840 г.! Как взыскательно отнесся он к своей поэзии! В сборнике нет даже стихотворения "Парус" 1832 г., ставшего хрестоматийным, а впоследствии - с музыкой Варламова - народной песней.
Поэты нашего времени зачастую пренебрегают примером великого поэта. Насколько улучшились бы наши книги, если бы мы помнили, чему нас учит составитель своей книги Лермонтов! Каждое стихотворение этой маленькой книги - подлинный шедевр.
Заметки к пятидесятилетию "Четок" Анны Ахматовой
Пятьдесят лет тому назад, в конце марта 1914 года, вышла в свет книга Анны Ахматовой "Четки". Первый ее сборник - "Вечер" - сделал ее имя известным в литературных кругах. С "Четками" для Ахматовой наступила пора народного признания. До революции ни одна книга нового русского поэта не была переиздана столько раз, как "Четки". Слава распахнула перед ней ворота сразу, в один день, в один час.
Ранняя юность оставила Ахматовой ощущение счастья:
В то время я гостила на земле.
Мне дали имя при крещенье - Анна,
Сладчайшее для губ земных и слуха.Так дивно знала я земную радость
И праздников считала не двенадцать,
А столько, сколько было дней в году… -
и чувство тревоги, как бы от близости надвигающегося июля 1914 года:
Углем наметил на левом боку
Место, куда стрелять…
Знает это художник или не знает, хочет он этого или нет, но, если он художник подлинный, время - "обобщенное время", эпоха - наложит свою печать на его книги, не отпустит его гулять по свету в одиночку, как и он не отпустит эпоху, накрепко припечатает в своих тетрадях.
Искусство начинается с отбора, отбора темы, образа, цвета или слова. Ранняя поэзия Ахматовой женственна по своей природе, но и она сдержанна до аскетизма и мужественна по духу и по средствам выражения этого духа: никаких украшений, никакого заискивания перед читателем; да и читатель, в силу авторского к нему уважения, отдален и не может подойти к поэту вплотную, потому что он - читатель на все времена и - особенно для той далекой поры - еще в будущем.
Уже в первом цитированном стихотворении Ахматовой проявилось особое ее свойство, развившееся и принявшее ярко выраженные формы в будущем: редкий даже у нас, в России, с ее несравненной поэзией, дар гармонии, способность к тому уравновешиванию масс внутри стихотворения, какое было столь свойственно Пушкину и Баратынскому. У Ахматовой стихотворение - всегда вполне завершенное произведение искусства со всеми чертами непререкаемого единства: окончательный вариант! и основная его сила как произведения искусства в легко ощутимом композиционном единстве, когда бы и о чем бы Ахматова ни говорила - о явлении вечном или преходящем. Ее речь никогда не переходит ни в крик, ни в песню, хоть в основе переживаний поэта лежит и горе народа, и радость народа, хоть ранняя ее поэзия и связана с песней, с частушкой:
Для тебя я долю хмурую,
Долю-муку приняла.
Или любишь белокурую,
Или рыжая, мила?
Ахматова говорит, а не поет, ее орудие - слово, и мелодика ее хоть и не так уж проста, но скромна, ненавязчива и подчинена общему замыслу. Слово ее пришло из житейского словаря, но в стихотворении оно обогащено, потому что, метафорическое в своей основе, каждое свое слово художник ввергает в общий поток стихотворения, придает слову способность жить взаимосвечением в сложном движении целого. Слово Ахматовой обогащено, преображено, и это тоже свидетельство силы ее дарования.
В "Эпиграмме" Ахматова сказала:
Я научила женщин говорить.
Место было пусто с тех пор, как перестала существовать Сапфо. Поэзия Ахматовой распространилась не только в будущее, но как бы и в прошлое, и разрыв между последним стихотворением греческой поэтессы и первым стихотворением русской перестал казаться столь большим. "Четки" были книгой поэтессы. Но в историю поэзии мира Ахматова навсегда входит уже как поэт, как чело, как душа и разум своего века, и мы следим за ее поступью без оглядки на принадлежность ее к другому полу.
Полное собрание ее стихотворений, которое читатель Ахматовой так хотел бы увидеть у себя на столе, могло бы явить исключительную широту охвата тем; в ее случае время и дарование пересекаются, как у каждого великого художника, стихи ее сложены под диктовку Музы большой поэзии: