Темка упрямо мотнул головой: жаль терять время на сон. Как же он скучал! Да, рядом был Марк. Лишившись повода ненавидеть и презирать его, Темка и сам не заметил, как начал восхищаться другом, особенно тем, что самому не давалось. Вот уж по праву князь Лесс ходит в любимчиках у старого коннетабля! С Марком можно болтать часами, он многое понимает с полуслова. Только ему Темка признавался в честолюбивых мечтах, не боясь, что поднимут на смех. Но как же скучал по Митьке! Непонятному, способному вывернуть наизнанку самые простые вещи и поставить с ног на голову. А он, шакал побери, вдвоем с дядюшкой шатался по приграничным землям. Опасно там: осталось слишком много нищих и озлобленных, потерявших все. Уже не раз и не два приходили сообщения о грабителях, убивающих ради мешка зерна. Сколачивались банды, держащие в страхе округу. Голод делал их жестокими, первая нажива развращала. Навести же порядок в тех краях у Иллара не хватало сил.
– Ты вот что скажи. – Темка почесал бровь, не решаясь задать вопрос. – Ты как, под своим именем ездил?
– Нет, – нехотя признался Митька. Сказал, оправдываясь: – Нас бы в Миллред иначе не пустили. Сам посуди, оружия родового у меня не осталось, мундир в таких поездках только мешает. В бумагах значусь как княжич Наш, племянник ладдарского королевского летописца, – он скривился.
– Слушай, а северянин не предлагал тебе уйти в его род?
– Было дело. Я отказался, конечно.
Темка наклонился к камину, поправляя кочергой дрова. И так, спрятав лицо, спросил:
– А ты совсем-совсем не можешь согласиться? Никак?
– Темка, да ты что?!
Удивление и боль смешались в голосе побратима. Темка с досадой плюнул в угли, объяснил сумрачно:
– Понимаешь, я бояться стал, когда Марка чуть не убили. По осени еще…
…Королевские войска отходили. Дорога, разбитая наступлением, теперь и вовсе превратилась в непролазную грязь, не помогало и солнце, пригревавшее с безоблачного неба. Лафеты вязли, ругань возчиков не смолкала. Ладдарские битюги хрипели в упряжи, суетилась вымазанная по уши пушечная обслуга. Армия двигалась медленно. Умирающий в предгорье отряд давал ей это время. Ох и проклинали даррского князя, решившего оказать поддержку мятежникам! Если бы не он, не пришлось бы сейчас отступать. Идти без передышки ночь, утро, чуть ли не на руках тащить пушки.
Порученцы обогнули застрявшую телегу и снова выехали на дорогу. Выбравшись из леса, та развернулась, стала шире. По обе стороны потянулись сожженные поля, уже исчерченные колеями. Березовая рощица, золотившаяся на взгорке, казалась чудом. Тонкие белые стволы светились, сияли влажные от утреннего дождика листья.
– Красиво, – сказал Темка.
Марк окинул взглядом черное поле с редкими иглами сгоревших колосьев, глянул недоуменно. Темка показал на березы.
– Наверное, – не стал спорить уставший побратим.
Дорога заворачивала, приближаясь к рощице. Проехали мимо, вминая золотые листья в грязь. Сразу за взгорком потянулись заборы – подъезжали к большой деревне, стоящей на перекрестье трактов. Тут ждал обещанный передых.
Когда-то деревня была богатая и мирная – добротные дома виднелись за невысокими, в полроста, изгородями. До войны Леженский край славился богатыми ярмарками, на которых бойко торговали зерном не только с илларскими купцами, но и с иноземными. Сейчас же замерли мельницы, стоящие на холме. Крайним уже не суждено ожить – остались лишь обугленные остовы. Темка вспомнил черные поля. Похоже, и тут не удастся разжиться ни продовольствием, ни фуражом. Жители настороженно смотрели из окон, самые смелые вышли к оградам. Низко кланялись королю, роняя шапки под ноги. Тревожно поглядывали на дорогу: там, у леса, начали ставить палатки, поднялись дымки первых костров.
Выбежал староста, бухнулся на колени. Темку поразил сухой, безумный блеск его глаз.
– Ваше величество, смилуйтесь! – Мужик рухнул на дорогу, пачкая рубаху и вминая пальцы в грязь. – Зерна осталось – самим в рот не положить, половину бы земли по весне засеять. Смилуйтесь! Четыре коровы на деревню. Хоть одну молочную оставьте. Как детей кормить будем?
Эдвин молчал, и тогда заговорил капитан Радан:
– А в лесах еще сколько укрыли?
Зыркнул староста:
– Ни одной, видит Создатель! Ученые уже… Вон, на краю погоста, все лежат, кто укрыть пытался.
– Веди в дом, – велел капитан.
Темка с Марком оставили лошадей на деревенском выпасе и возвращались задворками, там, где огороды полого спускались к реке. На берегу сохранились только одни мостки, и с них уже стирали солдатские рубахи. Порученцы побрели по серому песку, но вскоре пришлось взять выше – потянулась стена камышей, стало топко. Камыши молчали, хотя раньше, Темка мог поспорить, в этих краях была добрая утиная охота. Постепенно затихли голоса женщин, зато послышались мужские. Побратимы вышли к покосам. Несколько мужиков споро работали вилами, перекидывая стожок на телегу. Тут же стояли двое солдат. Значит, фураж будет.
Крестьяне глянули недоброжелательно, один так и вовсе чуть ли не с ненавистью. Первое время Темка никак не мог понять: ну почему? Королевские войска сражаются ведь и за них тоже! Но когда осталась за спиной не одна деревня, где под бабьи вопли кололи последних коров и под тяжелое молчание мужиков выгребали запасы зерна, то понял. Какая им разница, кто лишает последних крох: королевские солдаты или мятежники?
Острия вил посверкивали на солнце; мужикам стало жарко, некоторые стянули рубахи, и их худые спины пошли разводами пота. Один из солдат, молодой, поглядывал на работающих с завистью. Телега наполнилась, сено перетягивали веревкам, когда подъехал небольшой отряд. Темка поморщился, узнав княжича Леония Бокара. Повернулся, торопясь уйти. Но Марк не двинулся с места.
– Забираем, – велел Бокар. – Медленно работаете. Нам еще телега положена, где она?
Мужики отмалчивались, смотрели угрюмо. Бокар раздраженно огляделся, видно, помнил королевский указ, запрещающий столкновения с мирными жителями. Темка усмехнулся: хорошо, что не ушли. При свидетелях Леонию придется придержать хлыст.
Бокар поймал усмешку, процедил что-то ядовитое. Княжич Торн сделал вид, что поправляет ремень, Марк просто встал рядом. Потом-то Темка пожалел, что не ушли сразу. Не подумал, ох не подумал, что война и дураков хитрости учит. Кто не помнит уроков – тех смерть выкашивает.
– Я понимаю, трудно, – неожиданно сочувственно обратился Бокар к крестьянам. – Но нам нужно. Нужно, поймите. Это сейчас мы отступаем, но придет день, и будет последний бой с князем Крохом. После никто уже не покусится на ваше добро.
Мужики стали лишь угрюмее – слышали такое не раз.
– Если, конечно, не найдутся последователи. У Кроха вон сын есть.
Обожгло ужасом, как ледяным ветром хлестнуло. Темка глянул на Марка: у того закаменело лицо.
Бокар наклонился с седла:
– Вон его сын, видите? Темноволосый.
"Он врет!" – хотел крикнуть Темка, но яростный взгляд побратима приказал заткнуться. Шакал побери! Зная правду о происхождении друга, опровергнуть слова Леония невозможно. Язык не повернется. И Марк не простит.
– Не верите? Так спросите!
Бокар усмехался. Он выигрывал в любом случае: начнет ли Марк отнекиваться или подтвердит. Темке показалось даже, что Леонию слаще покажутся оправдания Лесса.
Крестьяне завертели головами. Лишь тот, угрюмый, как остановил взгляд на Марке, так и не спускал уже глаз.
– Удивляетесь, что не под арестом, а в королевском мундире? Так вроде как служит. Хитрый, пока еще не поймали, ну да ничего, за ним присматривают. Вы спросите, спросите! Если не струсит, так признается. Ну, что молчишь? Ты же выродок Кроха! – изгалялся Леон.
– Я – князь Лесс, – медленно выговорил Марк.
– Ага, почуял, как жареным пахнет, и отрекся. Шустренько так. Или тебе папенька присоветовал? Чтобы к королю поближе, а? Он – урожденный Крох, сын, его родная кровь! – Столько ярости было в голосе Бокара, что сломило последние сомнения крестьян.
Руки сжались на черенках вил, мужики подступили ближе к порученцам.
Бокар ухмыльнулся.
– Ну, мы поехали. Счастливо!
Его отряд умчался, оставшиеся солдаты растерянно смотрели на крестьян.
– Крохов выродок! – прошипел угрюмый. – Твоего папаши шакалы убили моего сына. Видит Создатель, будет справедливо, если я выпущу кишки тебе.
Ком склизкой земли вылетел из толпы, ударил Марка в плечо.
– Не подходить! – Темка выхватил пистолет. – Назад!
– Защищаешь?! Крохов прихвостень!
– Предатель!
Комья сыпались градом, Темка вскинул руку, закрывая лицо. Пока не решались шагнуть ближе, но все яростнее крики, все плотнее напирают. Эх, коня бы! А то ведь Марка голыми руками разорвут или на вилы наденут.
– Отойти! Солдаты, сюда!
Но у телег остался лишь один, другой бежал в сторону деревни.
Их оттесняли к реке, угрюмый – нет, теперь пылающий ненавистью – выступил вперед. Рычит по-звериному, вилами Марку под ребра примеривается. Этот не промахнется. Темка выстрелил в воздух, яростный крик был ответом. Камень просвистел рядом с виском, второй ударил в грудь. Ноги уже вязли в мокром песке.
– Уходи, – прошипел Марк, пытаясь закрыть княжича Торна собой. – По воде уходи.
Угу, как раз успеет – пока побратима убивать будут. Темка выстрелил. Мужик схватился за простреленное плечо, но вилы не выпустил. Марк тоже выхватил пистолет, направил на толпу. Но ведь не сдержишь – найдутся те, кто рискнет полезть под выстрелы, и все, сомнут. Или просто забьют камнями. Вот раненый уже шарит на земле, выискивая что потяжелее. "Олень-покровитель, какая глупая смерть!" – пронеслось в голове у Темки.