Луиза поступила, как поступила бы любая мать. Она соскочила с телеги и пошла по следу прочь, все время выкрикивая имя сына: "Марсель, Марсель, мальчик мой! Где ты, отзовись, пожалуйста, ну отзовись же…" Сулима кинулась было за ней, но, вспомнив о троих оставшихся в телеге детях, вернулась к ним. А в темноте еще долго раздавался голос Луизы, которая звала своего сына. Но, наконец, и он стих – видно, женщина отошла уже далеко. Не доехав несколько верст до постоялого двора, возница был вынужден остановить лошадей, чтобы дождаться Луизу.
И лишь утром, когда вокруг стало светло и Сулима, продрав сонные глаза, осмотрела окружавший их безрадостный и совершенно пустынный пейзаж, она заметила вдалеке одиноко бредущую женщину. Сулима соскочила с телеги и бросилась ей навстречу. Женщина шла, спотыкаясь и дико озираясь по сторонам. Она бормотала только одно слово: "Марсель, Марсель…" Но рядом с ней сына не было, и Сулима, конечно же, догадалась: "Луиза его не нашла. Как же быть?"
Она подошла к француженке, не зная, какими словами ее утешить, а та, подняв на Сулиму глаза, тихо сказала:
– Марсель, мой мальчик… его нигде нет. Нигде…
Сулима расплакалась, а Лу побрела к телеге, все время повторяя одно и то же.
Но делать нечего, надо было ехать дальше, не оставаться же здесь навечно. В конце концов, рядом постоялый двор, где можно отдохнуть, привести себя в порядок, с людьми посоветоваться.
Не знала того Луиза, что следом, с отставанием в версту или две, за ними следовали на такой же телеге другие татары-переселенцы. Они увидели тулуп, а в нем спящего ребенка и, конечно же, остановились. Взяв мальчика, обнаружили у него на груди медальон с портретом Шарля Лотрека и убедились в сходстве с ним малыша. Только путь тех татар пролегал до ближайшего поворота, и они вскоре свернули вправо, куда им и предписывалось переселяться.
Именно поэтому Лу не нашла сына. Когда же Муса проснулся, то ему объяснили, что нашли его на дороге, предположив очевидное: с родителями случилась какая-то беда. Мальчик же назвал свое имя и фамилию и сообщил, что его маму зовут Луизой. Конечно, татары догадались, кого именно они подобрали, ибо слух о Муссе-французе и его матери Луизе гулял по волжской земле, задевая чувства многих людей. Но татары не стали утруждать себя поиском несчастной женщины. Объявится сама – отдадут ей ребенка, а если нет – мальчик останется в их семье.
Глава II
Ошибка
1
– Смотрите, смотрите! – воскликнул Ветродуев, – нас, кажется, услышали. Я явственно различил движение за тем окном, – и он указал рукой в направлении угла особняка, видимого из-за калитки.
Саша подпрыгнул и что есть силы замахал руками во все стороны.
– Успокойся, – одернул его Муса, – а то нас не так поймут.
– Главное, заметили, – радостно ответил Саша, но руками больше не размахивал.
Через минуту на аллейке, ведущей к калитке, показалась пожилая степенная женщина. Она медленно приближалась к двум русским и внимательно их рассматривала, а когда подошла вплотную к калитке, вдруг рассмеялась и громко сказала:
– Жан, шутник, зачем весь этот маскарад?
Саша быстро перевел Муссе ее слова, а от себя добавил:
– Кто такой Жан?
Муса лишь плечами повел.
– Жан, да что ты на себя надел! – в словах женщины послышались нотки явного сожаления.
По ее взгляду на Муссу нетрудно было догадаться, что обращается она именно к Джалилю.
– Мне кажется, она вас за кого-то принимает, – предположил Ветродуев, – это так странно.
– Да, да, ты переведи ей, что я не Жан, а совсем другой человек, просто ищу Шарля Лотрека.
– Мадам ошиблась…, – по-французски сказал юноша.
Но пожилая женщина его предупредительно остановила движением руки:
– Жан, почему ты говоришь по-русски? И эта странная форма…
– Нет, нет, мадам, вы ошиблись! – горячо сказал Ветродуев и стал быстро рассказывать о Муссе, стараясь ничего не упустить. Джалиль ничего не понял из его слов, но по той убедительности, с которой говорил его младший товарищ, мог предположить, что, по крайней мере, их сейчас не прогонят.
– Жан? – наконец громко сказала женщина и уже с явным интересом посмотрела на Муссу.
– Кажется, она не очень мне поверила, – предположил Александр.
– Да, да… – Муса засуетился, ощупывая себя, а затем вытащил из маленького кармашка серебряный медальон, выполненный в форме мидии. Он открыл крышечку и показал портрет Шарля Лотрека женщине.
– Вы знаете этого человека? Я его ищу.
Саша быстро перевел слова Джалиля, но, очевидно, этого не требовалось, ибо по реакции хозяйки особняка было видно: изображенный на портрете мужчина был ей знаком. Она громко воскликнула: "Шарль!", и лицо ее побледнело. Еще раз внимательно посмотрела на портрет и медленно перевела взгляд на Муссу. А затем, не говоря ни слова, отперла калитку и впустила двух русских вовнутрь.
– Прошу вас, месье, входите.
Когда калитка с характерным металлическим щелчком захлопнулась за спиной Мусы, женщина представилась:
– Я мадам Лотрек. Катрин Лотрек. Прошу вас, следуйте за мной.
Когда Саша перевел ее слова, Джалилю стало явно не по себе. Ясно, что перед ними жена Шарля, и как она сейчас воспримет новость о его внебрачном сыне, можно лишь догадываться. Хорошо, что впустила в дом вообще.
Между тем, мадам Катрин стала интересоваться у Саши, почему его товарищ, так похожий на Жака, не говорит по-французски. Ведь в России, насколько она знала, все старались изучить этот язык. Ветродуев, как мог, пояснил пожилой француженке, что его товарищ вырос в бедной татарской семье, где никто не говорил по-французски.
Мадам Катрин с явным недоверием посмотрела на Муссу, в облике которого не было ни единой татарской черточки, да и быть, конечно, не могло.
– Жан, простите…
– Муса, – подсказал Саша.
– Месье Муса, – поправилась хозяйка особняка, – я приглашаю вас и вашего молодого друга…
Она улыбнулась Саше и указала на открытую дверь, ведущую на веранду:
– Прошу вас, проходите.
2
Через несколько минут Саша и Муса уже сидели за столом напротив мадам Лотрек. Джалиль вновь достал серебряный медальон и любезно протянул его хозяйке особняка. Пока та рассматривала портрет, он прислушивался к каждому шороху, доносившемуся из дома и прилегающего сада. Конечно, он был напряжен, и это напряжение трудно было скрыть.
– Да, – наконец подтвердила пожилая женщина, – это Шарль, мой брат.
Когда Саша перевел Муссе ее слова, тот воскликнул:
– Брат! Значит, вы не жена… вы его сестра!
Мадам Катрин подтвердила его слова, и вдохновленный Джалиль напрямую спросил:
– А кто такой Жан?
– Жан? Это мой племянник. Он – сын Шарля.
И она стала рассказывать этим странным, таким необычным людям, что она посвятила свою жизнь брату Шарлю. Такому хорошему и такому непутевому человеку. Она всю жизнь была для него не только старшей сестрой, но, по существу, и матерью. Именно поэтому сама не вышла замуж, сосредоточившись на семейных проблемах брата.
– Простите, мадам Катрин, – сказал Муса, – а могу я знать, где мать Жана?
– Она умерла, давно…
– А сам Жан?
– Скоро придет. Я ведь и думала, что это он стоит у калитки, переодевшись в русскую форму.
– Он на такое способен? – от себя поинтересовался Саша.
– Жан у нас шутник…
– Да спрашивайте прямиком о вашем отце! – не выдержал Ветродуев.
Но Муса не решился напрямую задать самый важный для него вопрос. Если Шарль Лотрек из дому не вышел, если Катрин его не позвала, значит, в особняке его нет. А если его вообще уже нет на белом свете? Впрочем…
– Мадам Катрин, – сказал он, – а вы никогда не слышали о Марселе. Мальчике Марселе…
– Нет, не слышала, – призналась пожилая женщина.
– Марсель – это я. Так меня нарекла моя мать. Ее звали Луиза. А татары стали звать меня по-своему – Муссой…
– Да, да, Луиза… Я все понимаю…, – не дослушав его последних слов, проговорила мадам Катрин, – конечно, Луиза, а вы – ее сын. Она ведь была беременной. Я знаю… Но погодите, погодите… Значит, Луиза не погибла, она осталась в живых?
– Жива, – подтвердил Муса, – я вам расскажу эту удивительную историю.
– Конечно, конечно, – губы у мадам Катрин задрожали, и на глазах появились слезы, – если бы Шарль дожил до сего дня. Как бы он обрадовался.
– Шарль… отец… Его уже нет в живых? – с ужасом спросил Муса.
– Нет, сынок, – мадам Катрин глубоко вздохнула и краем батистового платка вытерла увлажненные уголки глаз.
Саша запнулся, не зная, как перевести товарищу последние слова. Явно они его удручат, и Муса, стремившийся всей душой найти своего отца, конечно, страшно огорчится. Но говорить надо, и юноша, тщательно подбирая слова, сообщил ему страшную весть.