Конечно, Кудеяр не ведал о судьбе своей возлюбленной. Да и она разве могла знать, что гулявший по Руси лихой атаман Кудеяр есть тот самый князь Косьма Алексеевич, которого она страстно полюбила. А если бы они встретились, то, возможно, успокоилось бы сердце князя Глинского, утешался бы он в любви и не стал более разбойничать.
8
У Глаши была фамилия Спиридонова. Так что сын Кудеяра звался Афанасием Косьмичем Спиридоновым. Стал он со временем купцом, и довольно зажиточным, хотя в истории никакой след о себе не оставил. Зато его внук – Семен Спиридонов, был знаменит на всю Россию. Родился он через сорок лет после кончины в Киевском монастыре отца Петра, своего прадеда. А когда вырос, то стал в Холмогорах известным и всеми уважаемым иконописцем. Талантливого мастера пригласили в Ярославль, где он прожил более тридцати лет, написав огромное количество икон, многие из которых вошли в сокровищницу русской иконописи.
Лучшим произведением Семена Спиридонова считается икона Ильи Пророка. Этот образ по праву признается шедевром русской иконописи XVII века. Нельзя не упомянуть и о работе по украшению 1200 миниатюрами огромного Евангелия, которое было подарено царю Алексею Михайловичу. Как один из наиболее отличившихся иконописцев, он был выдвинут на представление в качестве жалованного царского изографа. Хотя впоследствии в штат Оружейной палаты взят не был и уехал из Москвы в Ярославль.
В настоящее время иконы, написанные Семеном Спиридоновым, хранятся в музеях Москвы, Санкт-Петербурга и Ярославля. Надо сказать, что еще один представитель "рода Кудеярова" остался в истории России. Это Мария Спиридонова, одна из самых активных женщин начала XX века. Входила в число самых яростных революционерок, истово ненавидящих царскую власть и те порядки, на которых держалось самодержавие в России. В этом "бунтарском начале" она была чем-то схожа со своим далеким предком – князем Глинским – Кудеяром. Впрочем, революционерка даже не догадывалась о родственных связях с этой легендарной личностью.
Был у Кудеяра еще один сын по имени Луи Непобедимый. О нем мы расскажем в следующий раз.
Но нашелся на Руси человек, который собрал сведения о лихом разбойнике Кудеяре и написал стихотворение "О двух великих грешниках", вошедшее в знаменитую поэму "Кому на Руси жить хорошо". Имя этого писателя всемирно известно – Николай Некрасов. Стихотворение очень большое, но несколько четверостиший мы все-таки озвучим:
"Господу Богу помолимся,
Древнюю быль возвестим,
Мне в Соловках ее сказывал
Инок, отец Питирим.
Было двенадцать разбойников,
Был Кудеяр – атаман,
Много разбойники пролили
Крови честных христиан.
Много богатства награбили,
Жили в дремучем лесу,
Вождь Кудеяр из-под Киева
Вывез девицу-красу.
Днем с полюбовницей тешился,
Ночью набеги творил,
Вдруг у разбойника лютого
Совесть Господь пробудил.
Сон отлетел; опротивели
Пьянство, убийства, грабеж;
Тени убитых являются,
Целая рать – не сочтешь!
Совесть злодея осилила,
Шайку свою распустил,
Роздал на церкви имущество,
Нож под ракитой зарыл".
…
Это стихотворение стало песней. Ее пели всегда, и даже иногда сейчас иноки и священнослужители церквей выводят эти проникающие в самое сердце слова. Если читателю повезет, обязательно послушайте ее. Есть в ней правда о покаянии Кудеяра, великого грешника и великого праведника.
9
И вот теперь мы наконец-то подходим к самому главному, ради чего и был написан роман о Кудеяре. В середине XVI века в Крыму хранились два ларя – один с сокровищами, другой – с древними письменами. И над ними нависла опасность. Уже бывший управляющий барона Эберлайнена, Вильям, вынашивал планы похищения ларя с самоцветами; уже мусульмане готовились прикрыть монастырь святого Илии на Ильяс-Кая, распустив слухи о грядущем катаклизме.
Но ни тот, ни другой ларь не могли быть уничтожены либо вывезены за пределы Крыма. Это были святыни, которым полагалось находиться именно на Крымской земле. Почему? Пусть это пока останется тайной. Со временем она обязательно будет открыта. Но кое-что мы уже можем сообщить. В том ларе, что хранился на Ильяс-Кая, самым ценным был пепел в кожаном мешочке, а не древние свитки. Что же касается второго ларя, то ценность его самого была просто не сопоставима с теми самоцветами, которые в нем содержались.
Стараниями Кудеяра и пепел, и ларь (с частью сокровищ) оказались на мысе Айя в пещере, куда еще несколько веков путь людям был заказан. Не ушли в Киев и древние свитки, став собственностью Георгиевского монастыря на Феоленте. Почему это так важно знать? Потому что все было сделано руками Кудеяра. По его воле, хотя и не всегда по его собственному желанию.
И теперь, давайте только представим, какой Великий Промысел присутствовал в действиях этого человека. Кудеяр был увиден свыше и вычленен из пределов Руси. А в Крыму, когда пробил его "звездный" час, он сделал то, может быть, ради чего появился на свет Божий: сохранил для Крыма (пусть, и не ведая того) две великих святыни. Мог ли он после этого не попасть в монастырь и мирно не дожить в обители отведенные ему годы?
На этом мы заканчиваем историю об атамане Кудеяре. А наша история только начинает раскручиваться по спирали Глаза, совершив свой первый виток в туманной дымке, зависшей над бездонной пропастью уходящего в небо колодца Времени.
Сейчас по самому краю этого колодца идут два человека – Кирилл и Алла. Идут навстречу неизвестному, пугаясь и радуясь тому, что с ними может случиться. Свой выбор они тоже сделали.
27.06.2005
Книга II
Французский роман
Часть I
Кошка Лу
Глава I
Поздний завтрак
1
Молодой граф Шарль Лотрек сидел на мягком кресле, запрокинув ногу за ногу, и нетерпеливо поглядывал на дверь. Пальцы его сжимали и разжимали платок, который он машинально взял в руку. Наконец, не выдержав, он откинул платок на миниатюрный белый столик, услужливо приставленный к креслу слугой Андре. Сейчас слуги не было в доме – граф отослал его на время к своему приятелю.
Наконец дверь широко распахнулась, и на пороге появилась женщина, которая была так восхитительна, что не оставалось сомнения – возможно, это одна из самых красивых француженок не только второй половины, но и всего XVIII века. Впрочем, на данном утверждении настаивать не будем, дабы не обидеть других, не менее привлекательных женщин этой романтической страны.
– Моя Лу! – воскликнул граф и протянул навстречу ей руки, – иди же ко мне…
Луиза, так звали открывшую дверь красавицу, победоносно улыбнулась и сделала один шаг в комнату, где сидел Шарль Лотрек.
– Надеюсь, ты меня еще ждешь?
Лотрек нетерпеливо вскочил и крепко обнял ее. Он стал нежно целовать ей шею, волосы, глаза, явив каждым движением бурную, ничем не обузданную страсть.
Красавица слабо, лишь для приличия, сопротивлялась. Но было видно, как ей приятен порыв графа. Наконец, утолив жажду поцелуев, Шарль сказал:
– Теперь к столу. Боюсь, что все уже остыло!
– Ничего, – успокоила его Луиза, – главное, ты, мой милый, не остыл.
– Лу! Как ты можешь?!
– Тс…с, – Луиза приложила свой прелестный пальчик к его горячим губам, – больше ни слова!
Шарль и Луиза, которая ростом была вровень с графом, несколько секунд стояли молча и пристально смотрели друг другу в глаза. В этом взгляде было все: и нежность, и страсть, и желание, ничем и никем не сдерживаемое, и надежда, что их влечение друг к другу никогда не пройдет.
– Ну, идем же к столу!
Шарль увлек Луизу за собой, и через мгновение они уже сидели за небольшим элегантным белым столиком, стоящим посреди комнаты. Яркий солнечный свет из окна рассеивался ажурной занавеской и мягко ложился на яства, дожидавшиеся, когда их с наслаждением съедят два изнывавшие всю ночь от страсти человека.
Граф галантно отставил ажурный стул, давая возможность Луизе первой сесть за стол, и тут же с необыкновенной резвостью уселся напротив нее.
Быстро разлив из графинчика в небольшие серебряные бокальчики красное вино, Шарль с трепетом произнес:
– За нашу любовь, милая!
Улыбка скользнула по ярким губам Луизы, и от этих губ граф не мог отвести взгляд. Впрочем, будь на его месте другой мужчина, наверняка и тот счастливец вел себя точно так же.
2
Они сидели друг против друга и небольшими глотками пили сладкое вино. Шарль был одет в безукоризненный, сшитый по последней моде, белый костюм, позволив себе лишь небольшую небрежность – расстегнуть одну верхнюю пуговицу тугого воротничка. А Луиза была в небесно-голубом платье, которое ей очень шло. Впрочем, и другие цвета подходили блондинке Лу не меньше. Шарль, конечно, это знал, но очень любил видеть ее именно в голубом.
– Как ты просила, – сказал он и поставил на стол серебряную тарелку с жареными стручками фасоли и ветчиной, посыпанной сверху зеленым горошком, – ты ведь это любишь?
Лу, не говоря ни слова, ловко подцепила серебряной вилочкой с двумя зубцами ближайшую к себе фасолину и медленно поднесла ее ко рту. Шарль неотрывно наблюдал за каждым ее движением, стараясь не упустить даже детали.
– Ты тоже ешь, – улыбнулась Луиза и потянула своими красивыми губами фасолину, – ешь, а то останешься голодным. И у тебя не будет сил для меня. А это опасно.