И здесь, на балу, была их первая встреча после того рокового воскресенья. Но не восторг, не жажду борьбы и подвига вызвал в Лизе набатный призыв "Кококола", а злобу и открытую враждебность. Однако и тогда Андрей пытался оправдать Лизу. Она ведь смолянка, а у Смольного постоянные связи с дворцом, царь часто приезжал запросто в институт, смолянки воспитывались в духе обожания царя, у многих из них это обожание доходило до экзальтации, а мятежная газета смело говорила, что обожаемый Лизой государь - ограниченный и злой человек, тупой самодур и мучитель народа. Сначала Лиза, наверное, испугалась, затем возмутилась, и, наконец, появилась злоба и враждебность к человеку с чужими и ненавистными ей идеалами.
…Андрей сбросил шапку и подставил горячий лоб теплому весеннему ветерку, тянувшему снизу со спящей равнины. Чайки, сидевшие в нескольких шагах от него по краю Сидящего Быка, как по команде, повернули головы в его сторону. В их черных глазах-смородинках не было страха, а только любопытство. Он упер локти в колени и положил на ладони голову, сразу точно отяжелевшую от безжалостных мыслей…
…И тогда же на этом веселом балу Андрея озарила догадка, от которой сжалось его сердце: они с Лизой идут разными дорогами, и никогда дороги их не сойдутся. Но он со своего пути не сойдет! И сознавая, что сам роет пропасть между собою и любимой девушкой, Андрей, стоя за ее креслом, воскликнул отчаянно и восторженно:
- Пусть я на краю гибели, как сказала ты! Пусть каторга, виселица. Мой выбор сделан! Отдам жизнь борьбе против царя-деспота!
Лиза взволнованно поднялась. Она хотела что-то ответить, но сзади них нежно зазвенели шпоры.
ЭТО КАТОРГОЙ ПАХНЕТ!…
Андрей оглянулся. К ним подходил барон Штакельдорф, гвардейский ротмистр и царский флигель-адъютант. Барон кивнул небрежно Андрею и склонился перед Лизой в почтительном поклоне. Потом встал рядом с ее креслом, весь воплощенная победоносность и неотразимость: голова величественно закинута, грудь выпячена, плечи вздернуты.
…Андрей жгуче, всей душой ненавидел Штакельдорфа. И не потому, что видел в нем счастливого соперника. Андрей знал, что барон серьезно ухаживает за Лизой, а вместе со своим сердцем он положит к ногам девушки не только баронский титул, не только флигель-адъютантские аксельбанты и блестящий мундир (а как важно это для Лизы!) офицера аристократического полка гвардейской кавалерии, но и добрый пяток имений в Прибалтике. Что по сравнению с этими титулами, чинами и богатствами Андрей Гагарин, помещик средней руки и корнет ничем не замечательного гусарского полка? Но ревность Андрей считал чувством пошлым, низменным, и ненавидел он барона за новенькие аксельбанты флигеля и за новенький орден Владимира с мечами, украшавшие баронский мундир. Весь Петербург знал, что эти высокие отличия барон получил за то, что в Казанской губернии он штыками и розгами "уговаривал" мужиков признать царский февральский "освободительный" манифест, освободивший крестьян от земли.
"Не может Лиза ответить на чувства этого народного палача. Это невозможно!" - думал Андрей, стоя за креслом Лизы. И вдруг он увидел, как покраснели уши девушки и ее шея. Этот румянец радости вызвал барон, склонившийся к Лизе и негромко что-то говоривший ей…
…Андрей поднял голову и крепко провел ладонью по глазам. И опять чайки, как по команде, повернули головы в его сторону. Белая ночь шла к концу. С Юкона потянула зорька - острый предрассветный ветерок. Подставив его освежающим струям разгоряченное, взволнованное лицо, Андрей сказал вслух:
- Я любил сильно, но не умно!..
И снова перед его глазами встал Штакельдорф, склонившийся к счастливо разрумянившейся Лизе.
- Весьма сожалительно, Lise, что вы не хотите танцевать, - сказал он с немецким акцентом. - Тогда не угодно ли полюбоваться жутким, но величественным зрелищем? Пожары снова начались.
Ротмистр подошел к окну и резко раздернул шторы. За окном, на черном ночном небе, стояло высокое яркое зарево. Освещенный им шпиль Петропавловской крепости пламенел, как раскаленный. В том году по Петербургу прокатилась огненная волна громадных пожаров. Они вспыхивали с необъяснимой яростью то за рекой, на Выборгской стороне и на Васильевском острове, то перекидывались в центр столицы. Сгорел даже Апраксин рынок на центральной Садовой улице. Полиция и жандармерия распускали слухи, что виновники пожаров - нигилисты, социалисты и студенты, враги царя и православной веры. На улицах были уже случаи расправы озлобленных погорельцев со студентами. На пожаре Апраксина рынка разъяренные обманутые люди пытались бросить в огонь ни в чем не повинного студента.
- Вот плоды политического разврата! - сказал торжественно барон. - Плоды злонамеренной деятельности так называемых нигилистов!
Андрей молчал, облизывая внезапно пересохшие губы.
- Но, слава богу, там, - многозначительно поднял барон указательный палец на уровень уха, - там решено принять крутые меры. Самые крутые! И, повторяю, слава богу! Это спасет Россию
- Она уже спасена, мне кажется, - с деланным спокойствием сказал Андрей - Говорят, в Петропавловской крепости нет уже мест для арестованных студентов. Пришлось отправить их в Кронштадтские казармы .
- О, студиозы - мелочь, мелкая рыбка, - махнул барон небрежно рукой. - С ними расправляется народ на улицах. Но имею сведения, что в Петропавловскую крепость, наконец-то, посажен сам вождь нигилистов и эманципаторов, господин Чернышевский!
- Чернышевский арестован?! - вскрикнул Андрей. - Лучший и честнейший человек России посажен в Петропавловскую крепость!
- Мне удивительна, корнет, в ваших устах эта чрезмерная апофеза государственного преступника Чернышевского, - уставился барон в Андрея тяжелым взглядом. Затем повернулся к окну и указал на яркое зарево. - Вот плоды лондонских пропагандистов во главе с Герценом и внутренних пропагандистов во главе с Чернышевским. Вот к чему призывает их "Колокол"! К новой пугачевщине!
- У вас очень свежие и точные сведения, барон! Почерпнули их в "Полицейских ведомостях"? - со злой насмешливостью спросил Андрей. - А в газете Герцена нет призыва к поджогам столицы Это ложь! В каком номере "Колокола" вы это прочитали?
Барон искоса остро взглянул на Андрея.
- Вы, корнет, видимо, весьма осведомлены о содержаниях лондонских изданий. А я "Колокол" не читал и не собираюсь читать. Gott sei dank! - брезгливо ответил он.
- А так ли? - ядовито прищурился Андрей. - В Петербурге говорят, что и во дворце кое-кто усиленно читает "Колокол". Без удовольствия, конечно. А если читает барин, то почему бы не читать и челяди?
- Тшелядь? - раздумывая, барон опустил тяжелые коричневые веки. - Что это такое?
- Андрей! - быстро поднялась с кресла Лиза и встала между ними. - Ради бога!..
- Погоди, Лиза, - мягко отстранил ее Андрей и обернулся к барону. - Не понимаете? Ну… valet… laguais, - объяснил он по-французски.
- Лакей? Кто лакей? - угрожающе сдвинул брови барон.
Андрей сжал кулаки с такой силой, что на правой руке лопнула белая бальная перчатка. Рукой в лопнувшей перчатке указывая на грудь ротмистра, он сказал громко и отчетливо.
- Я вижу на вас славный боевой орден Владимира с мечами. В боях с какими врагами России заслужили вы сию регалию? В осажденном, кровью истекающем Севастополе? В боях с Шамилем, с персами, с бухарцами? Нет, нет и нет! По мужикам пальба шеренгами! Рота, пли!.. Вот ваши подвиги, господин барон!
На них начали уже оглядываться и прислушиваться. Подруга Лизы, княжна Шихматова, крикнула от соседнего окна:
- Lise, у вас весело? Такой оживленный разговор!
- О, да, мы не скучаем! - беззаботно и весело бросила в ответ Лиза и, тиская руки, бледная от волнения, шептала умоляюще: - Господа… Барон… Andre… Ради бога!.. Такой скандал!..
- Успокойтесь, mademoisell, скандала не будет, - учтиво поклонился ей барон. И, выпятив грудь, вздернув плечи, он шагнул к Андрею. - Вы ответите мне за это, Гагарин!
- Извольте, хоть сейчас! - рванул Андрей с руки лопнувшую перчатку. Он хотел бросить ее барону, но в этот момент в зале кто-то крикнул:
- Карета у главного подъезда!
У главного подъезда имели право останавливаться только экипажи царской фамилии, а приезжал в Смольный обычно царь.
- Приехал государь. Простите, Lise, я обязан быть при особе императора, - поклонился Лизе барон и поспешно отошел, не взглянув на Андрея.
- Бог мой, что ты наделал! Ты грубый, невоспитанный человек! Милый барон был так фраппирован! - Лиза отчаянно приложила к вискам кончики пальцев. И тотчас же деловито и озабоченно спросила: - Как у меня лицо? Пудра нужна? Dieu , пудра в дортуаре! А какое ужасное у тебя лицо. Успокойся, и идем встречать государя, - протянула она руку Андрею.
- А я не пойду встречать его, - сказал Андрей. И, отчетливо выговаривая каждое слово, он добавил: - Не хочу видеть этого деспота, мучителя и обманщика народа! Я могу залепить ему пощечину!