- Сначала он пил со мной у себя дома, - сказал Пуриш, - а потом, вечером, мы поехали в трактир и там пили…
- Ох, что вы пили, это я вижу! - вздохнул Иоганн.
- Нельзя же, господин Иоганн! Мы для пользы дела! - скромно заметил Финишевич, расправляя рыжие усы.
- Значит, по-вашему, Жемчугов никуда не отлучался от вас?
- Никуда! - с уверенной твердостью произнес Пуриш. - Целый день я с ним сидел у него дома, и только вечером мы вместе с ним поехали в трактир.
Иоганн перевел взор на Финишевича.
- Это безусловно верно! - подтвердил тот. - Я все время стоял у дома и могу засвидетельствовать, что никто оттуда не выходил.
- Негодные пьяницы! - закричал Иоганн и топнул ногой. - Наглые обманщики и воры!.. Даром берете только деньги и обманываете, ничего не делая и пьянствуя!
- Но мы клянемся вам, господин Иоганн… - начал было Пуриш.
Но Иоганн не дал договорить ему.
- Вы клянетесь, пьяные ваши головы!.. Вы клянетесь, что этот Жемчугов не выходил из дома, а я сам с ним сидел в Тайной канцелярии за одним столом!
- Не может быть! - в один голос воскликнули Финишевич и Пуриш.
- Вы еще осмеливаетесь спорить! Убирайтесь сейчас же вон и больше не смейте приходить ко мне!..
И, прогнав от себя Пуриша с Финишевичем, Иоганн потерял свое хорошее расположение духа, и всякий, даже глядя со стороны, должен был бы признаться, что бироновский немец имел причины, чтобы сердиться. Он платит герцогские деньги, а эти наглые, глупые люди пропивали их, да еще лгали ему в глаза, точно он был маленький ребенок.
И сейчас же, как будто еще для вящего подтверждения того, что Иоганну есть на что сердиться, для него случилась еще неприятность, и большая, крупная: его позвали к герцогу наверх.
Герцог, только что вернувшийся из большого дворца, ходил большими шагами по своему кабинету, когда вошел к нему Иоганн. На письменном столе лежали полученные в сегодняшний вечер и только что распечатанные Бироном бумаги и письма. При виде Иоганна герцог взял одну из них и сунул ему почти в самое лицо.
- Что это такое? Что это такое? - несколько раз переспросил он. - Вы моим именем распорядились отпустить поджигателя?! Читайте, что пишет Ушаков!..
Иоганн прочел рапорт Ушакова.
- Ну, да! - сказал он. - Я думал отпустить его от допроса.
- Но на официальном языке это значит отпустить совсем домой.
- Но я не знаю, ваша светлость! Я говорил вообще на русском языке.
- Вы на русском языке говорите, как лошадь! Сами они объяснялись по-немецки.
- Впрочем, ваша светлость правы! - проговорил Иоганн. - На этом варварском языке могут разговаривать только лошади.
- Пошлите немедленно за Ушаковым! Я желаю видеть его сейчас же, а пока ступайте.
Иоганн удалился с подавленным чувством глубоко оскорбленного самолюбия. Никогда еще в жизни Бирон не говорил с ним так.
Между тем герцог, отослав Иоганна, отворил дверь в соседнюю с кабинетом комнату и сказал:
- Войдите, доктор!
Высокий черный Роджиери показался в дверях, отвесил поклон герцогу, выпрямился, поднял плечи и широко развел руками.
- Я теряюсь в догадках! - заговорил он по-немецки довольно правильно, но с таким же акцентом, как и по-французски. - Я не могу пока ничего придумать. Ваша светлость видели мою силу над этой девушкой. Когда она третьего дня убежала через случайно оставшуюся не запертою калитку в ограде сада, я вернул ее, подействовав на нее на расстоянии, и она, послушная моему внушению, пришла назад, подчиняясь моей воле. Однако теперь мое внушение не действует, несмотря на то, что я несколько раз принимался делать его. Мало того: я сегодня сам был в том доме, где она… у пани… пани…
- Ну, все равно… этой польки!.. Как ее там зовут - безразлично! - сказал в нетерпении Бирон.
- Я был там, в этом доме, - повторил Роджиери, - пробовал воздействовать на самое польку, но она не поддалась мне; точно так же осталось безрезультатным мое приказание Эрминии, чтобы она вернулась, куда я ей приказываю.
- Так что вы положительно потеряли надежду, чтобы она послушалась вас, как тот раз, на расстоянии, и пришла бы к вам добровольно?
- Просто не знаю, что и подумать, ваша светлость, но, по-видимому, должен отказаться!.. Может быть, ее уже нет в Петербурге! Может быть, ее увезли, и полька обманывает, что она у нее!
- Ну, куда же могли увезти ее? Да и с какой стати? Ну, что же, если вы не можете употребить над нею свою сверхчеловеческую власть, я попробую пустить в ход свою власть простого смертного, кабинет-министра!.. Вам придется заявить официально, что это - ваша воспитанница, и потребовать ее к себе!
- Но, ваша светлость, тогда придется же объяснять, почему она жила в заколоченном доме, скрываемая ото всех!
- Пустяки! - сказал Бирон. - Кому вам придется объяснять? Вы подадите просьбу мне лично, и я без всяких объяснений прикажу исполнить!
- Но, ваша светлость, если Эрминия к этому времени очнется, ведь она заявит, что никогда моей воспитанницей не была и что добровольно не хочет идти ко мне!
- Ну, так тогда, - топнув ногой, крикнул Бирон, - ее возьмут и привезут к вам насильно!.. Она должна быть, во что бы то ни стало, завтра же возвращена мне, потому что я этого хочу.
- Но что станут говорить в городе? - попытался было возразить Роджиери.
Герцог вскинул руками и решительно тряхнул головой:
- А не все ли равно мне, что будут говорить в городе или где бы то ни было! Я так хочу, и это так будет!.. А тем, кто посмеет сказать что-нибудь против, я велю вырвать язык! Вот и все!.. Эрминия должна быть возвращена!..
- Генерал Ушаков приехал, ваша светлость! - доложил Иоганн, появляясь в дверях.
- А-а, вот! Хорошо, по крайней мере, что недолго заставляет себя ждать! Его-то мне и нужно. Позвать его сюда!
Ушаков вошел со спокойною учтивостью, не лишенною даже изящества, которым Андрей Иванович, впрочем, отличался всегда.
- Вот, - показал Бирон на итальянца Роджиери, - воспитатель той молодой девушки, которую вытащили тогда из огня.
Ушаков слегка поклонился.
- Я приказываю вам, - продолжал герцог, - чтобы завтра же молодая девушка была доставлена…
- Во дворец вашей светлости? - спросил Ушаков. Бирон недовольно фыркнул носом.
- Почему ко мне во дворец? Что за вздор!.. Ее надо доставить к ее воспитателю, доктору Роджиери!
- И это особенно будет удачно, ваша светлость, - подхватил Ушаков, - ведь молодая девушка, как известно, находится в летаргическом обмороке, и доктор Роджиери, вероятно, своими заботами воскресит ее, так что именно следует отправить ее к нему на излечение.
- Ну вот, вот так, на излечение! - повторил несколько раз Бирон, видимо, довольный этим соображением. - А скажите, пожалуйста, генерал, где этот поджигатель?
- Это - тот человек, ваша светлость, который был найден в подвале? Он допрошен в присутствии господина Иоганна!
- Этот человек в подвале никак не мог быть поджигателем! - вмешался в разговор Роджиери. - Во имя справедливости я должен засвидетельствовать, что в подвал запер его я гораздо раньше, чем случился пожар.
XXXVII. ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРЕДЫДУЩЕЙ
- Вы изволите свидетельствовать, - сказал Ушаков итальянцу Роджиери, - что заперли этого человека в подвал задолго до пожара и что поэтому он не может быть поджигателем?.. А позвольте узнать, почему вы изволили запереть человека в подвал и какими законами руководствовались вы? Ведь, насколько мне известно, ни в русском кодексе, ни в итальянском нет такой статьи, которая позволяла бы делать это?
Несмотря на столь резко поставленный вопрос,
Роджиери не смутился и только дольше остановил свой агатовый взгляд на лице генерал-аншефа.
- Я действовал, - нисколько не смущаясь, ответил он, - в пределах самозащиты.
- Но в таком случае, доктор, - мягко возразил Ушаков, - вы, посадив русского подданного, а, может быть, и дворянина в подвал, должны были немедленно дать знать о том властям!
- Но сейчас не в этом дело, генерал! - проговорил Бирон, явно приходя доктору на помощь, так как разговор начинал принимать не совсем благоприятный оборот для Роджиери.
- Это был, очевидно, злоумышленник! - сказал Иоганн, который остался у дверей и присутствия которого никто не заметил.
- Злоумышленник? - переспросил герцог.
- О, да, ваша светлость!.. Сегодня на допросе я видел его, и это оказался тот самый, который обманом прыгнул ко мне в лодку.
Это показание Иоганна как будто дало разговору другое направление.
- Как же его зовут? - спросил герцог, обращаясь к Ушакову.
- Он своего имени не назвал, - пожал плечами Ушаков. - Он был, как помешанный!
- Но он должен был, - опять вмешался Иоганн, - назвать свое имя, когда его допрашивали в первый раз за то, что он вскочил ко мне в лодку! Тогда ведь он был в здравом уме.
- Надо посмотреть в протоколе; так я не помню! - сказал Ушаков.
- Но где он теперь? - опять спросил Бирон.
- Отпущен, ваша светлость, по распоряжению господина Иоганна.
- Но вы знаете, где он?
- Об этом господин Иоганн распоряжения не сделали!
- Да кто вам велел слушаться господина Иоганна, если господин Иоганн делает глупости! - воскликнул герцог, не щадя самолюбия своего доверенного.
- Господин Иоганн действовал по приказанию вашей светлости, имея подлинную доверенность на письме! Иначе я, конечно, никогда не согласился бы посту пить по его указанию! - деловито и уверенно произнес Ушаков.
- Но я же никогда не говорил… - начал было оправдываться Иоганн.
Однако Бирон не дал договорить ему: