Казалось, что множество невидимых фантомов толкались и изо всех сил пытались ворваться внутрь, бесшумно стараясь освободить меня, но ни один из них не мог достичь почвы. И возможно, потому, что они все это время знали правду, с которой я должна была теперь смириться, эти пальцы уже касались моей плоти, руки мягко раздвигали ноги, кладя мои ступни на края стула, и что он уже склонял свою голову, чтобы поцеловать мягкую кожу моего внутреннего бедра там, где заканчивался шелковый чулок, я не сделала ни малейшей попытки его остановить. Жертва уступила греху и соблазну, почти не сопротивляясь.
- Я думаю, что теперь мы понимаем друг друга, - сказал он со вздохом. - Я знаю, что мы успели…
Все прошло весьма удачно, и если тайны зачатия ускользнули от меня раньше, с того дня у меня не осталось никаких сомнений. Эту эгоистичную страсть, возможно, нельзя было преподать более искусно, с большей практикой или опытом. И потом, когда мы лежали все еще на полу, наше дыхание постепенно замедлилось, а пот высох. Внезапно я почувствовала себя бесстыжей и быстро схватила свое мятое платье, сорочки и чулки, валявшиеся в куче на полу. Воздух вокруг нас пропитался запахом мускуса, смешанного с потом. Я ощутила, как теплая густая липкая жидкость медленно течет по внутренней части моей ноги, и внезапно почувствовала себя грязной.
- Итак, - сказал он, застегивая свою рубашку и помогая мне одеться, снова кладя руку на маленькую твердую выпуклость лифа моего платья, - теперь у нас есть больше, чем только этот ребенок. Ты более чем желанная хозяйка. И теперь, когда я получил тебя, я буду волноваться гораздо меньше о том, что тебя возьмет кто-то другой!
- Вы можете думать, что вы заполучили меня… - со слезами на глазах начала я, понимая, что мои действия в этот день окончательно похоронили все мечты о будущем с Чарльзом.
- …О, я думаю, что мы еще познаем радость близости, - прервал он. - Но пока мы должны ехать к твоей матери, которая ждет нас. Помни, она убеждена, что Чарльз Эллисон, которому она никогда не доверяла, отец этого ребенка. Правда, без всяких на то оснований, о чем, я полагаю, мы оба знаем. Он очень честный, порядочный и очаровательный молодой человек. Но она так совсем не думает, и я не хочу, чтобы ты переубедила ее… по крайней мере, не сейчас.
Удивившись, что он догадался о моих чувствах к Чарльзу, я опустила голову, избегая смотреть на него, и почувствовала, как его рука легко коснулась моей, когда он сказал:
- Прежде чем мы уйдем, у меня есть кое-что, что принадлежит тебе, что я обязан был возвратить раньше. Ты должна знать, что я никогда не беру и не храню чужое!
Из кармана своего жилета он извлек маленький яркий предмет. Сначала я почувствовала только отвращение, подумав, что между его пальцами блеснула монета. Но нет - это была пуговица от одного из моих платьев, того, что я надела в тот день, когда пробралась в его комнату в Глочестере.
- Я думаю, что мы оба знаем, где я нашел это. - Его голос теперь звучал очень холодно и строго: - Могу ли я надеяться, что в следующий раз, когда тебе захочется поиграть в детектива, ты будешь больше заботиться о том, чтобы не оставлять улики, вместо того чтобы искать их? - Он широко улыбнулся, зная, что провел меня… по крайней мере, тогда и, отпирая дверь, повернулся, чтобы предупредить: - Хорошенько запомни мои слова хорошо, Алиса. Ты должна слушаться меня во всем или очень скоро пожалеешь об этом, и не только ради себя самой, но и ради любого, о ком ты заботишься сейчас или будешь заботиться в будущем.
Догадывался ли он, что я знала о бриллианте, сказать было трудно. Но ради того, чтобы спасти Чарльза и, возможно, даже ребенка, которого я теперь носила, мне нужно было молчать о том, что произошло между нами.
* * *
Всего за несколько месяцев моя жизнь круто изменилась. Теперь я замкнулась в себе, постоянно размышляла и дулась, я почти выходила из своей комнаты и практически не покидала дома, убежденная, что любой незнакомец, мимо которого я пройду, заметит черное чувство вины, которое я испытывала, и станет презирать меня. И будет прав. Я ненавидела себя за то, что поддалась соблазну, что с жадностью и нетерпением продала свою собственную душу там, на Парк-стрит.
С этого дня я больше не была невинной жертвой, а стала добровольно павшей. Мой соблазнитель доставил мне в тот день то удовольствие, которое я хотела. Я не кричала и не плакала, не умоляла его остановиться. Все, что он сделал, разбудило те потаенные навязчивые мысли, которые уже давно жили во мне. Я желала его тело и ненавидела его душу, поскольку слишком хорошо понимала всю глубину его обмана. Как вы видите, не тот человек предъявил права на мое будущее, не тому человеку досталась чистая, наивная страсть, которую я почувствовала к Чарльзу Эллисону. Но теперь он запятнал мою любовь какой-то глубокой темной силой, которую невозможно было смыть.
* * *
Когда тем вечером он привез меня домой, степень изворотливости его ума, беспринципная непринужденность, с которой он стал играть угодную маме роль стала слишком очевидной.
Нэнси, прислуживавшая нам за столом, подала ему чашу с бульоном. Я увидела, как он взял ее, не сказав ни слова благодарности и сделав вид, что совсем не знает ее. Склонившись к маме, он заботливо спросил:
- Ты хорошо спала. Ада? Я подумал, что лучше позволить тебе отдохнуть после истощающего сеанса. На самом деле, когда я вернулся на Парк-стрит, Алиса тоже отдыхала, и было так неудобно нарушить ее покой. - Глядя мне в глаза, он улыбнулся: - Но теперь она выглядит очень хорошо, посвежевшей, тебе не кажется… такой здоровый румянец на ее щеках?
- Да, - улыбнулась мама, протяжно вздыхая. - Она выглядит очень хорошо… несмотря на… несмотря ни на что.
- И Алиса в будущем сможет даже участвовать в некоторых наших сеансах. - Он лгал с такой непринужденностью. - Мы обсуждали ее нежелание учиться… как развить ее весьма необычные способности и то, что она была излишне застенчива. Не так ли? - кивнув в мою сторону, он продолжал плести языком загадочную сеть лживой паутины. Я глубоко вздохнула, но, словно онемев, не нашла, что ответить. Где-то снаружи две малиновки тревожно защебетали, поскольку сорока разграбила их гнездо. Кислый привкус желчи во рту усилился, когда я подумала о том, занимались ли они с мамой тем же самым, что и мы с ним, и почувствовала, что мне становится плохо. Раздавался громкий лязг столовых приборов, резко скрежещущих по тарелкам. Я услышала мягкий звучный хлопок пробки и плеск жидкости, когда он разливал вино по бокалам:
- За будущее Алисы… За наше общее будущее!
Победитель теперь поднялся, чтобы произнести свой гордый тост, и по очереди кивнул каждому из нас.
Я подняла свой бокал и выпила красную, как кровь, жидкость одним жадным большим глотком, как будто это был желанный яд. Но мама только потянулась, поднося свой бокал к его, чтобы изящно чокнуться, и нежно ответила:
- За наше будущее!
Возможно, она никогда не знала, чего хотела на самом деле.
Глава десятая
Когда я возвратилась на Парк-стрит, комната была освещена низкими, умирающими отблесками заката, и Тилсбери проводил меня к тому же самому шезлонгу, на котором все случилось в предыдущий раз, но я не поддалась на его приманку, не показав даже вида.
- Спасибо, - сказала я очень быстро, отворачивая свое лицо, чтобы скрыть появившийся румянец, - …хотя странно, я не помню, был ли здесь этот шезлонг в прошлый раз…
- Замечательно, - улыбнулся он, оглядываясь через плечо и направляясь к своим друзьям, чтобы поприветствовать их: - Тогда узнавание не вызовет сожаления.
* * *
У меня не было никакого желания возвращаться сюда вообще, но этим утром за завтраком мама бодрым, как ни странно, голосом громко объявила, что будет вечеринка, чтобы "обеспечить все наше будущее".
Я тотчас забыла о голоде и положила ломтик наполовину съеденного тоста обратно в тарелку.
Я почувствовала уверенность, что этот случай повлечет за собой страшное исполнение обязанностей, и мне было жаль, что я не могу сказать ей, что человек, за которого она собирается выйти замуж, отец ее внука. Ужасные слова крутились у меня на языке, требуя, чтобы я высказала их ей в лицо, разом разрушив все ее ожидания. Но, вспомнив его угрозы, я придержала язык, очень хорошо понимая, что, даже если бы мама знала правду, не было никакой гарантии, любовь к кому победила бы в ее сердце… и независимо от того, что я чувствовала к своей матери в эти дни, я все еще нуждалась в доме и защитнике.