- У тебя, Сигрид? - он улыбнулся. - У тебя тоже будут одни лишь сыновья.
За столом Эльвир почти ничего не пил, но был не менее весел, чем все остальные. И он позволил Сигрид выпить не больше, чем в прошлый раз.
Оказавшись с ним наедине, она почувствовала себя настолько возбужденной и сбитой с толку, что ей пришлось сразу лечь. Не раздеваясь, он лег рядом с ней и, опершись на локти, принялся играть с ее длинными, золотистыми волосами.
Она недоверчиво смотрела на него. Она так боялась этого момента, так ждала его… нет, она в точности не знала, чего именно ждала, во всяком случае, она не ожидала, что он вот так ляжет и будет гладить ее по волосам.
Его явно забавляло выражение ее лица.
- Я не кусаюсь, - сказал он и добавил серьезно: - Фрейр был прав, говоря, что полночи ожидания кажется длиннее месяца. Но я не мальчишка, Сигрид. Я достаточно зрел, чтобы понять, что поспешность оборачивается ожиданием.
Он улыбнулся, видя растерянность на ее лице.
- Ты знаешь "Песнь о Скирнире"? - спросил он. - Песнь о Фрейре и Герд…
- Я слышала о ней, но не знаю ее хорошо, - ответила она.
И он принялся читать строфы из песни - не спеша, выделяя голосом отдельные места. При этом он останавливался и делал пояснения.
Сердце Сигрид было размягчено историей Фрейра, который так горячо любил Герд, что онемел от горя, будучи не в состоянии обладать ею. Он так любил ее, что готов был отдать Скирниру все свое имущество, меч и коня, чтобы тот отправился в Йотунхейм и принес Герд весть от Фрейра.
Но Герд, великанша, гордо отказалась изменить своему роду ради одного из богов. И ни дорогие подарки, ни угрозы не заставили ее изменить решение.
В конце концов Скирнир в гневе выложил ей все как есть и описал ожидающую ее участь. Используя заклинания и руны, прикасаясь к ней волшебной палочкой, он угрожал ей проклятиями, в случае, если она откажется отдаться Фрейру:
На тебя гневен Один, из асов всех лучший,
И сам Фрейр врагом станет Герд.
Бессердечная дева! К себе возбудила
Вражду ты всех добрых богов.
Слушайте, йотуны! Слушайте, турсы!
Суттунга семя! Слушайте, асы!
Околдую я деву, заклятье кладу я.
С мужем ей в счастье не жить,
С мужем утех не иметь.
Я вырежу "туре" и три тайные знака -
Похоть, скорбь и безумие в удел тебе дам.
Произнеся эти проклятия, Скирнир добавил, что они будут сняты, если Герд отдастся Фрейру. И на этот раз Герд испугалась:
Скирнир, постой! Меду апарого кубок
Я для свата с приветом подам.
Но не думала я, что отдать мне придется
Сыну ванов любви моей дар!
Барри зовется, обоим нам ведома,
Роща укромная в ближнем краю.
Герд в этой роще дарует Фрейру
Счастье любви через девять ночей.
Скирнир привез известие в Асгард. Но радость Фрейра была омрачена мыслью о предстоящем ожидании:
Длинна одна ночь, длиннее две ночи!
Не знаю, как выдержать три!..
Месяц не раз мне короче казался,
Чем ожидания час.
У Сигрид сжималось сердце при мысли о проклятии Герд. И теперь, когда Эльвир прижал ее к себе, произнося последнюю строфу песни, она задрожала. В ней пробудилась какая-то тоска, словно весенний ветер принес ей какой-то далекий зов, отзвук морского прибоя, словно ее прибило к незнакомой земле.
- Ты поняла смысл песни? - тихо и нежно прошептал он ей на ухо.
- Нет, - ответила она.
- Герд - это семя, лежащее в холодной земле, Фрейр - плодородие, а Скирнир - свет, приносящий тепло. Напрасно Скирнир сулил ей богатство и изобилие жатвы, напрасно угрожал Герд смертью. Только поняв, что без Фрейра ей навсегда предстоит остаться в холоде и тьме, она решила добровольно отдаться ему. Но Герд - это не только семя в земле, Сигрид. Герд - это любая женщина, которая еще не проснулась к полной жизни и боится мужской любви.
Сама этого не замечая, Сигрид прижалась к нему и положила голову ему на грудь. Его глаза тут же потемнели - и он с силой прижал ее к себе, грубо, как в первый раз. Потом отпустил и встал, чтобы задуть лампу.
Она проснулась оттого, что у нее затекла рука. Он еще спал, спокойно и беззвучно, как животное, положив голову на ее руку. И как бы ей ни было неудобно, она не хотела тревожить его.
Воспоминания о прошедшей ночи волной накатывали на нее. Он был груб и в то же время нежен, и даже боль имела свою необъяснимую сладость.
Если бы Герд хоть раз отдалась Фрейру, для нее уже не было бы пути назад.
Он проснулся - просто открыл глаза, притянул ее к себе и положил голову ей на грудь.
И когда через три дня они отплывали из Бьяркея, она почти не оглядывалась назад.
СИГРИД
На поверхности воды не было ни малейшей ряби, и отражавшиеся в ней горы казались подернутыми легкой дымкой. Казалось, что земля и небо, фьорд, холмы и тяжелые облака устремились друг к другу и встретились в осторожном соприкосновении, напоминающем нежное прикосновение мужской руки к женскому телу. Тишину нарушали только удары весел и всплеск рыбы на поверхности воды.
Свадебное плавание Сигрид дочери Турира подходило к концу. Рядом с ней на палубе стоял Эльвир, и она улыбалась, когда он клал ей на плечо руку. За эти несколько недель она научилась многому - и до отплытия из Бьяркея, и после, в темные ночи, когда корабли вытаскивали на сушу. На ночь корабли закрывались парусиной, и они с Эльвиром уединялись на самом маленьком корабле.
Сигрид теперь знала, что любовь многолика и изменчива, как море и ветер. Еще не узнав Эльвира во всех его многочисленных обличиях, она ощущала в самой себе нечто новое, тоску о том, чтобы разделить с ним его страсть, дать себя увлечь могучему потоку.
Повернув ее в другую сторону, Эльвир указал рукой на солнце, пробившееся сквозь пелену туч и повисшее, словно раскаленный диск, над гребнем холма, озаряя все вокруг красно-оранжевым светом.
- Солнцу не хочется сегодня уходить от нас, - сказал он. - Смотри, как оно колеблется, повиснув над холмом!
- Оно не сможет долго провисеть так! - ответила Сигрид, вспомнив о волке, который охотится за солнцем, чтобы потушить его, и с облегчением замечая, что солнечные лучи прячутся уже за гребень холма.
Они пересекали теперь длинный рукав Намского фьорда, который, как пояснил Эльвир, назывался Обманным - и это была их последняя ночь на корабле. На следующий день корабли должны были вытащить на берег, протащить по суше и спустить в Бейтстадский фьорд, являвшийся частью Трондхеймского. Но Сигрид и Эльвир не должны были участвовать в этом переходе. Им предстояло взять лошадей в одной из принадлежащих Эльвиру усадеб в Элдуэйде, а оттуда ехать верхом до Эгга.
Они остановились на ночлег в маленькой бухточке, где еловый лес подходил вплотную к воде. Сигрид, никогда раньше не видевшая елей, сорвала несколько веточек, стала трогать иглы, нюхать их, пробовать на вкус.
Невысокие холмы, заросшие могучими елями, усыпанная хвоей земля - все это было так непохоже на светлые, прозрачные лиственные леса в Бьяркее, в которых день отличался от ночи. И ее охватила грусть при мысли об этом.
Корабли затянули парусиной, так что только головы драконов возвышались над искусно выточенными креплениями. На берегу разожгли костер, вокруг которого все сели ужинать, и запах дыма смешивался с запахом хвои, а искры взлетали высоко в воздух.
Эти вечера вокруг костра, когда она сидела рядом с Эльвиром, слушая, как он или кто-то из его людей рассказывали саги или распевали песни, казались ей совершенно нереальными, как сон. Эти вечера сливались с содержанием саг и песен, и Сигрид хотелось, чтобы это путешествие никогда не кончалось, потому что у нее было тревожное предчувствие… Эти мощные, темные ели, эти мрачные холмы несли в себе что-то ужасное.
Ночью был дождь, но утром засветило солнце. Капли воды, падающие с деревьев, переливались всеми цветами радуги.
Все встали рано и позавтракали в одном из дворов, расположенных у фьорда.
Переправа через Элдуэйд потребовала много усилий; корабли были поставлены на деревянные катки, чтобы их можно было передвигать по суше. Люди во дворе привыкли к приезжим, но все же, когда хозяйка увидела, кто приехал на этот раз, весь дом пришел в движение. Она стала потчевать их лучшим угощеньем, которое у нее имелось, и ни за что не хотела отпускать.
Сигрид никогда раньше не видела усадеб, где было так много деревянных домов, и взгляд ее переходил с одного строения на другое.
Вспомнив, как она срывала еловые ветки, Эльвир сказал:
- Ты наешься их, когда приедешь в Эгга!