Сигрид не знала, что с ним делать, а будить людей ей не хотелось.
- Ты можешь переночевать в хлеве, - сказала она, - там, по крайней мере, тепло.
И она помогла ему протиснуться в дверь хлева, а потом отправилась в кладовую за пивом.
Эльвир не спал, когда Сигрид вернулась; он сидел и ждал ее.
- Как ты добра, - сказал он и рассмеялся. - Ты принесла здоровенную кружку!
Сигрид выразила надежду, что одного раза будет достаточно.
Сидя на постели, они по очереди пили из кружки, при этом он растирал ей спину, помогая согреться.
- Значит, ты больше не веришь в богов? - наконец спросила она, видя, что он не собирается возвращаться к начатому разговору.
До этого он болтал и смеялся, но тут вдруг замолчал. Но потом не спеша произнес:
- Трудно выразить это, но боги ушли от меня. Они покинули меня вместе с порождаемыми ими силами, и в конце концов со мной произошло то же, что и с Торкелем: я не хочу никакого иного бога, кроме того, который сотворил все. И еще я думал о том всемогущем боге, о котором говорится в песнях о богах. И я был удивлен, как много знали о христианстве те, кто слагал песни…
- Но разве ты не боишься гнева богов? - с опаской произнесла Сигрид.
- Я не очень-то верю в то, что они могут причинить кому-то вред. Я не знаю, что такое гром, но мне трудно принять всерьез придурковатого молотобойца и все эти мрачные старинные изображения богов…
- Но ведь ты же жрец храма! - с возмущением произнесла Сигрид. - И ты как-то сказал, что изображения богов ничем не хуже изображений христианских святых…
- Тебе не следует прислушиваться ко всему, что я говорю!
Сигрид не ответила; у нее было такое ощущение, будто она идет по шатающемуся мостику.
- Говоря о том, что я верю в богов, - хохотнул он, не глядя на нее, - я пытался внушить это самому себе.
Немного помолчав, он повернулся к ней и торжественно произнес:
- Ты знаешь, однажды, в Миклагарде, я был христианином. Я пробовал жить по христианским заповедям, но мне это не удалось. И я решил, что это учение ложное. Но однажды Энунд сказал нечто такое, что заставило меня помучиться. Он сказал, что я потому отвернулся от христианства, что не захотел считать себя обычным, грешным человеком, в смирении искупающим свои грехи. И он сказал, что я настолько самоуверен, что считаю себя лучше других, считаю себя чуть ли не святым. Он сказал, что я отвернулся от христианства потому, что не хотел выглядеть в глазах окружающих непригодным для жизни святого. Когда он сказал это, я был в ярости, но со временем я обдумал все это.
- Почему ты стал христианином в Миклагарде? - спросила Сигрид, уже согревшись.
- Живя в Уппсале вместе с ярлом Свейном в то время, когда здесь правил Олав Трюгвассон, я как-то раз совершил паломничество в Миклагард с толпой шведов. Я пробыл там около трех лет, служа в варяжской дружине базилевса Базиля. Там у меня была любовница.
- Могу себе представить, - язвительно вставила Сигрид. Эльвир рассмеялся.
- Помимо прочих услуг, она научила меня своему языку, - сказал он.
- Это она сделала тебя христианином?
- Нет, - ответил он. - Но брат ее матери был священником. Однажды он пришел ко мне и сказал, что раз уж я принудил его маленькую племянницу к греховной жизни, я должен, по крайней мере, жениться на ней. Я ответил, что не подозревал о том, что он хочет выдать девушку замуж за такого закоренелого язычника, как я. Слово за слово, и в конце концов он захотел обратить меня в свою веру.
- Если я правильно тебя понимаю, - сказала Сигрид, - твоему крещению способствовали не только усилия этого священника. Тебе самому нравилось это учение…
- Я не знал, стоит ли мне решиться на это, - ответил он. - Я не находил в себе достаточно мужества…
- В этом я не могу тебе посочувствовать, - сказала Сигрид.
Он улыбнулся краем губ.
- Принять крещение меня заставило учение Христа о том, что люди должны любить друг друга и делать друг другу добро. Но мужчине не подобает быть таким, мужчине пристало быть суровым.
- Почему же?
- Опять эти твои "почему"…
- Ты сам научил меня задавать вопросы! Ты думаешь, нам было бы очень радостно вдвоем, если бы ты был бесчувственным и жестоким?
Эльвир тряхнул головой.
- Микаэль, так звали одного священника, много говорил об "агапе". Это своего рода любовь, не требующая отдачи, не имеющая ничего общего с собственнической любовью.
- Что-то я не понимаю…
- Сначала я и сам мало что понимал, - сказал Эльвир. - И я не знаю, понимаю ли я это сейчас… - он задумался, но потом спросил: - Помнишь, что рассказывал Энунд о том священнике, который сделал его в Англии христианином?
- Тот, который ухаживал за ним, когда он был ранен?
- Да, который приютил его, хотя Энунд был его врагом. Думаю, его поступок Микаэль и называл "агапе". Хотя, возможно, это и не так… Не принесешь ли ты мне еще пива?
- Я выплесну пиво тебе в лицо, если ты заснешь!
- А вот это уже не будет "агапе".
И он серьезно продолжал:
- Я часто думаю, что это та любовь, которую Бог испытывает к людям, которая заставила Христа принять смерть ради людей. Любовь, которую мы не в силах постичь до конца. Такую любовь люди могут испытывать к Богу и друг к другу, если они хоть немного поймут, что хотел сказать Христос своей жертвой.
- Ты говорил, что месса имеет отношение к Христовой жертве, - сказала Сигрид. - Имело ли какое-то отношение к "агапе" или - как ты сам это называешь - то, что Энунд делал сегодня в церкви?
- Да, - ответил Эльвир, - имело. Ведь через причастие человек приобщается к самому Богу. Но не спрашивай меня, как это происходит, мне самому трудно во всем этом разобраться. И Энунд здесь не поможет. Он говорит только, что это непостижимое чудо. Нечто подобное я ощутил, будучи в Миклагарде на церковной службе, и у меня нет слов, чтобы описать это, - сказал он, тяжело вздохнув. - Энунд говорит такие утешительные слова о том, что стоит только отдать себя в руки Господа, как обретешь мир. Но все это не так просто. Как может ожидать от меня Энунд, что я приму то, с чем я не согласен, если сам он не разбирается в этом? Энунд говорит: "Стань лицом к Богу, Признай имя Христа. И дай Ему вести тебя за собой, дай Его церкви помочь тебе понять, что такое истина. И если ты согрешил, предстань перед священником Господа, прими порицание и покайся, как мужчина, и ты получишь отпущение грехов… " - Эльвир опять вздохнул. - Я так устал, Сигрид! Устал размышлять о вещах, которые мне непонятны и в которых мне никто не поможет разобраться. Мне кажется, я нуждаюсь в том мире, о котором говорит Энунд.
Он положил голову ей на колени, и она провела пальцами по его волосам. Он улыбнулся ей.
- Я обретаю мир только рядом с тобой, - сказал он.
- Учитывая то, какой злюкой я была всю эту зиму, - сказала она, - не очень-то много мира я принесла тебе…
- Это ничего не значит. Я знаю, что ты не хотела мне зла.
- Я так боюсь, что что-нибудь случится с тобой, когда ты отправишься на юг, - сказала она.
Он ничего не ответил на это, сказав лишь:
- То, что было между нами, ты никогда не сможешь потерять, Сигрид. Ты ошибалась, ошибался и я, но ты дала мне все, что женщина может дать мужчине. Ты никогда ни на что не скупилась, никогда ничего не делала ради выгоды, никогда ничего не требовала от меня взамен. И если случится так, что я не вернусь домой, все богатство, которое ты дала мне, останется с тобой. Тем же, кто не раздаривает себя, остается лишь горечь, пустота и сознание того, что они никогда по-настоящему не жили.
Сигрид сидела и молча слушала его. Она думала о том, что Эльвир безоговорочно решил отправиться в поход и что это может изменить жизнь обоих. Она вспомнила Гудрун, тетку Эльвира, не пожелавшую снова выйти замуж после гибели мужа. И Сигрид поняла, что сокровищем Гудрун были ее воспоминания и что это сокровище никто не мог у нее отнять.
Внезапно Эльвир поднял голову.
- Агапе… - произнес он.
- Имеет ли это какое-то отношение к нашей любви?
- Я не знаю. Думаю, что вряд ли. Но мне пришла в голову вот какая мысль: возможно, дело обстоит так, что когда кто-то отдает себя целиком и без оглядки, он каким-то непостижимым образом становится богаче…
Сигрид долго молчала, но потом любопытство взяло верх, и она спросила:
- Что же случилось с твоей любовницей?
- Я никогда не собирался жениться на ней, - ответил он. - Но я помог ей собрать хорошее приданое, и она удачно вышла замуж.
- А потом? - спросила Сигрид.
- Потом я пошел в учение к священнику, - ответил он. - Целый год я прожил со священниками и монахами, изучая христианство. Я пробовал обходиться без женщин, но это у меня не получалось… - Он вдруг задумался о чем-то. - Если бы я продолжал учение…
Сигрид прижалась щекой к его щеке.
- Не грусти, - сказал он. - Все образуется…