- Я умею говорить по-эскимосски, - с достоинством ответил Хьяртан и, пользуясь паузой, глотнул еще меда. - "А я пришел из далекой страны, что к востоку от восхода солнца", - сказал я. "Ты, должно быть, великий хёвдинг, - сказал он мне, - если осмелился в одиночку войти в эскимосскую пещеру. Никогда я не видел таких храбрецов, как ты. Хочешь быть нашим богом? " Я поблагодарил его и сказал, что мне нужно домой в Апаватн. И ты бы видел, как он тогда разъярился! "Раз ты не хочешь, мы тебя заставим! " - сказал он. "Этого мне только не хватало, - подумал я. - Это похуже, чем бычок". И тогда я вспомнил, что в лодке у меня были лосиные рога. И я надел их на голову, крепко придерживая длинным и указательным пальцами, раздвинув большими пальцами губы и вытаращив глаза. И завыл во всю глотку… И я не знал, куда подевались все эскимосы, но больше я их не видел.
Голос Хьяртана стал неразборчивым.
- Должно быть, ты видел того лосося, которого я чуть было не поймал летом в Стейнкьере… - сказал он Сигвату.
- Ты имеешь в виду того самого, который смахнул тебя с лодки хвостом? - спросил Эльвир.
- Нет, я имею в виду не его, парень, тот был крупнее! Я уже схватил было его за шею, но тут он повернулся и плюнул мне в лицо. И мне пришлось отпустить его.
В другом конце зала поднялась хрупкая, маленькая женщина.
- Хьяртан! - резко, словно удар копья, прозвучал ее голос.
Хьяртан сразу весь как-то скрючился и обмяк.
- Извини, Сигват, - торопливо пробормотал он и понуро поплелся к двери.
С этого дня его стали звать Хьяртан Эскимосское чучело.
С появлением Сигвата словно сам Браге пожаловал в Эгга. Не было такого события, о котором бы он ни сложил песнь, начиная от добычи Эльвира, привезенной из походов, совершенных вместе с ярлом Эриком, и кончая подгорелой кашей у одной из служанок.
От него исходила такая радость жизни, он с таким искренним сочувствием воспринимал радости и печали окружающих, что его невозможно было не любить. Но время от времени на него находила та мечтательность, которую Сигрид заметила в первый день.
Он попросил ее показать ему другие работы, и она достала из сундуков свои самые лучшие вещи. И она была просто напугана тем, насколько хорошо он понимал, что она хотела изобразить, не требуя от нее никаких пояснений. И увидев ее работы, сделанные в тот период, когда она вынашивала Грьетгарда, он произнес без всякого вопроса в голосе:
- Тебе было тогда тяжело.
Она не ответила, в этом не было необходимости.
Сигрид не раз замечала на себе взгляд Эльвира, разговаривая с Сигватом. И ей самой приходила в голову мысль о том, что далеко не случайно Сигват появляется на поварне всякий раз, когда она бывает там, или в старинном зале, если она сидит за ткацким станком.
Однажды вечером Эльвир не выдержал. Сняв башмаки, он швырнул их, один за другим, в стену.
- Это уж слишком, и Блоин тому свидетель! - воскликнул он.
Сигват сочинил песнь в честь Сигрид. Он продекламировал ее за столом, и Эльвир вскипел, но, связанный обязательствами гостеприимства, обуздал себя.
- Не кричи! - пыталась остановить его Сигрид. - Тебя слышно даже в Мэрине!
- И прекрасно! - в гневе ответил Эльвир. - Надеюсь, что твой друг Сигват не настолько занят, чтобы не вознаградить себя, послушав, что я говорю. Ведь теперь-то я знаю, куда упали те капли скальдического меда, которые, к несчастью, потерял Один по пути в Асгард. Они упали в Апаватне, тем самым дав способность к рифмоплетству тому глупому скальду, который их выпил. Вот почему Исландия кишит убогими рифмоплетами, возомнившими себя поэтами!
- Тебя никто не заставляет любить Сигвата, - раздраженно произнесла Сигрид. - Но он не тот, о котором ты говоришь. Для этого он слишком одарен. Он вкусил истинный мед поэзии, можешь быть в этом уверен. И если он выпил его слишком много, то в этом вина самого Одина.
- Разумеется, ты защищаешь его… - сказал Эльвир и с издевкой прочитал две наименее удачные строки из песни Сигвата:
С сиянием солнца сравнится женщины красота…
- И я должен выслушивать все это, видя, как ты сидишь, подобострастно, как сука, глядя на него и ловя каждое его слово!
- Уймись! - в гневе произнесла она. - Если мне нравится Сигват и его песни, это не значит, что ты должен вести себя как вёльва, которую не вознаградили за ее искусство! Если ты думаешь, что я делаю что-то плохое, скажи мне об этом прямо. А если не хочешь, то помолчи!
Эльвир открыл было рот, чтобы что-то сказать, но закрыл его снова, увидев, что маленький Турир, спавший в одной кроватке со своей сестренкой, проснулся, разбуженный сердитыми голосами.
Сигрид подошла, чтобы успокоить его. Но Гудрун тоже проснулась, пришлось успокаивать и ее, и на это ушло много времени.
Между тем гнев Эльвира прошел. Он прилег, закрыв глаза, вид у него был усталый. Сигрид стояла и смотрела на него.
Волосы Эльвира уже начали седеть, и сам он утверждал - хотя этого никто и не замечал, - что начинает толстеть. И чтобы поддерживать себя в форме, он тренировался и занимался военными играми.
Может быть, поэтому, думала Сигрид, он так тяжело воспринял эту историю с Сигватом, чувствуя больше обычного их разницу в возрасте?
Она прилегла рядом, взяла его руку, положила ее к себе на плечо. Он ничего не сказал, и она положила голову ему на плечо.
Они были женаты уже более семи лет, и Сигрид чувствовала, что ее жизнь настолько переплелась с жизнью Эльвира, что связь эту невозможно было порвать, не разорвав при этом на куски ее судьбу.
Как мог Эльвир подумать, что Сигват что-то значит для нее? Хотя она и вправду восхищалась его песнями, да и он сам нравился ей, и она была польщена его поклонением, но… Но… Мысль ее оборвалась. Было ли это все? Была ли она уверена в том, что в той радости, которую она испытывала в присутствии Сигвата, в том взаимопонимании не крылось что-то большее? Может быть, Эльвир был прав в своем гневе?
И чем больше она думала об этом, тем больше склонялась к мысли о том, что питала к юноше более горячие чувства, чем ей казалось: медленно и незаметно в ней нарастало влечение.
Она дурно поступила с Эльвиром. Ей даже не приходила в голову мысль о том, что кто-то другой может завладеть ее мыслями; она не понимала, что с ней происходит. Теперь же она начинала понимать, что любовь, которую один человек испытывает к другому, не продолжается сама по себе, если за это не бороться.
Внезапно ей пришла в голову мысль, испугавшая ее: может быть, она дурная женщина? Может быть, в ней самой нет той верности, которую ждут от женщины и о которой слагают саги и песни? Той верности, которая заставляла Сигрид горевать о смерти Хельге… И она мысленно увидела лицо человека, о котором не вспоминала уже много лет: лицо Эрика Торгримссона из Бьяркея. Когда-то она соблазнила его, не думая о последствиях, а потом забыла.
И на этот раз, с Сигватом, она бездумно рисковала очень многим! При одной мысли об этом ее бросило в жар, она инстинктивно прижалась к Эльвиру, и он крепче обнял ее.
И теперь, когда она поняла, что к чему, она решила отгородиться от всех, кто мог бы помешать ее любви к Эльвиру. И она удивлялась тому, что Эльвир, насколько ей было известно, не изменял ей все эти годы и думал об измене то же самое, что и она. Ей вдруг захотелось поблагодарить его за то, что он помог ей понять ее заблуждения.
- Значит, стоит время от времени выходить из себя, - сказал он. - Но после этого тебе не следует разговаривать с Сигватом, разве что по долгу вежливости.
Сигрид кивнула, лежа на его плече.
- Ты чувствуешь то же самое? - спросила она.
- Что именно?
- Что мог бы увлечься другой, если бы не следил за собой…
- Я перестал думать об этом с тех самых пор… - ответил он. - И я пришел к выводу, что если у тебя есть что-то хорошее, нужно держаться за него. И я был бы глупцом, поставив на карту все, что мы с тобой нажили, ради сомнительных радостей! - он улыбнулся. - Кстати, я, видимо, плохо тебя воспитывал, - игриво добавил он. - Так что мне придется, наверное, снова завести себе… - он засмеялся и крепче прижал ее к себе. - Может быть, я тоже разлюблю тебя… - прошептал он ей на ухо.
Заканчивался месяц забоя скота, когда из Стейнкьера пришло известие о том, что ярл желает поговорить с Эльвиром.
Эльвир вернулся в Эгга в мрачном настроении.
- Олав Харальдссон вступил в Трондхейм, - сообщил он Сигрид. - И Эйнар Тамбарскьелве разоряет пограничные деревни. Если бы крестьяне могли объединиться! - озабоченно произнес он. - Мне хотелось бы, чтобы ярл собрал ополчение. Мы смогли бы и здесь набрать людей.
И через три дня пришло уведомление от Эйнара Тамбарскьелве о том, что бонды не могут больше решать, кто будет у них хёвдингом. Олав недвусмысленно заявил им, что управлять ими теперь будут люди, назначенные прежде Олавом Трюгвассоном, и что они нарушили присягу.
- Много ли мы выиграем, приняв условия Олава Трюгвассона? - с яростью и отчаянием произнес Эльвир. - Неужели народ ничему еще не научился?
Но Олав Харальдссон был уже на пути к фьорду. И ярлу Свейну, у которого не хватало людей, чтобы встретиться с ним в бою, пришлось спасаться бегством. Один из его кораблей был оставлен на плаву до зимы - на нем он и отплыл под парусами из фьорда.