Держа в руке сорванную ромашку, она принялась, по старой привычке, обрывать, один за другим, лепестки, приговаривая:
- Любит, не любит, любит…
Но, не дойдя еще до последнего лепестка, она со смехом бросила цветок.
Эльвир вернулся с тинга поздно вечером, когда Сигрид уже легла спать.
Она не чувствовала себя одинокой рядом с ребенком. Но теперь мальчика забирала на ночь Рагнхильд, став его кормилицей, и Сигрид утешалась присутствием Фенрира. Он прыгал на постель и ложился в ногах, как всегда.
Она еще не спала, когда услышала доносящиеся снизу голоса Эльвира и его парней. Судя по их громкости, они хорошо утолили жажду на борту корабля, переправляясь через фьорд.
Эльвир был в весьма приподнятом настроении. Старая пограничная тяжба с соседями была решена в его пользу.
Он сразу спросил о сыне и обрадовался, что все в порядке.
- Он подрастает с каждым днем и становится таким крикуном, - сказала Сигрид. - Рагнхильд и Тора говорят, что уже видели, как он улыбается. Я же считаю, что он просто кривит рот от обжорства.
Эльвир засмеялся.
- Тебе очень его не хватает, когда Рагнхильд уносит его? - спросил он.
- Сам знаешь, - озабоченно ответила она.
- Тебе не нужно убиваться из-за этого, - сказал Эльвир. - Не твоя вина в том, что ты была в таком подавленном настроении, рожая его.
Сигрид удивленно взглянула на него. Она предполагала, что он будет подлизываться к ней, обхаживать ее, словно кот горячую кашу. Но такого ответа она от него не ожидала.
Эльвир сел на постель и начал рассказывать о тинге.
Таким она никогда не видела его - болтающим обо всем подряд, по-мальчишески юным. Несмотря на то, что он рассказывал о людях, которых она не знала, и о делах, в которых не разбиралась, она была захвачена его точным описанием людей и событий. И когда он описывал процессию, направляющуюся к месту суда, со старейшинами и знатными людьми во главе, среди которых два старика из Бернеса и Ленсвика толкали друг друга локтями, желая быть первыми, она смеялась так, что слезы выступили у нее на глазах.
Это потревожило Фенрира. Он спрыгнул с постели, встряхнулся, отошел в сторону и свернулся на полу калачиком.
- Ты кладешь к себе в постель пса? - спросил Эльвир, удивленно поднимая брови.
- А разве ты раньше этого не замечал? - в свою очередь удивилась Сигрид.
- Ему придется найти себе другое место, когда я снова стану приходить к тебе, - сказал Эльвир.
Сигрид не ответила. Впервые до нее дошло, что Эльвир намерен возобновить с ней отношения, когда она узнала об исчезновении Кхадийи. Но тогда она даже не допускала мысли об этом. Эльвир обидел ее, и ей казалось, что она никогда больше не отдастся ему с полным доверием. И мысль о том, что это может происходить как-то иначе, была ей противна. Но он был ее мужем, он имел на это право. Да и с момента родов прошло уже достаточно времени…
Видя, что она медлит с ответом, он стал серьезным.
- Я не намерен принуждать тебя, - сказал он.
- Почему же? Ведь ты имеешь на это право.
- То, чего я добьюсь с помощью принуждения, я могу без всяких трудов получить от своих любовниц.
- Ты все еще спишь со своими любовницами?
Он укоризненно посмотрел на нее.
- К твоему сведению, я давно уже понял, что ради того, чтобы добиться чего-то силой, не стоит снимать штаны!
Сигрид прерывисто вздохнула. Только теперь до нее дошло, почему он сегодня такой разговорчивый и любезный, - и на нее накатила волна гнева.
- Ты говоришь, как пьяный мужик! - сказала она. - Но хорошо, что ты, по крайней мере, честно признался, зачем говорил мне все эти красивые слова, когда мы только что поженились!
- Возможно, я и пьян… - медленно произнес Эльвир и, подумав, добавил: - Твой брат Турир хорошо умеет держать язык за зубами, когда ты рядом! Ты и понятия не имеешь о том, как мы ведем себя в походах!
- Почему же, я знаю… - начала было Сигрид и остановилась. Она слышала лишь рассказы о лучезарных победах и мужестве героев, о сражениях и богатой добыче. А Турир, в самом деле, умел держать язык за зубами; она припоминала случаи, когда он просил дружинников помалкивать.
- Если ты нуждаешься в искренности, - твердым голосом произнес вдруг Эльвир, - ты можешь, пользуясь случаем, узнать, что за человек твой муж.
И он начал рассказывать.
И Сигрид побледнела, когда он рассказал ей о предательствах и убийствах, в том числе об убийствах женщин и грудных младенцев на руках у матерей, о маленьких детях, используемых в качестве мишени для метания копья; о женщинах, которых насиловали, в то время как их мужей пытали до смерти; о разрушении монастырей и убийствах беззащитных монахов.
- Замолчи! - воскликнула она, затыкая уши.
Но он отнял ее руки от ушей.
- Ты боишься услышать правду? - спросил он и продолжал дальше.
В конце концов она села, скрючившись, на постели, закрыла глаза и заплакала.
- Неужели ты участвовал во всем этом? - всхлипывала она.
- Если бы я и не участвовал во всем этом, - ответил он, - я бы все равно ничего не сделал, чтобы приостановить все это.
- А Турир… - Она закрыла руками лицо. - Турир отправился этим летом в поход…
- Турир сам отвечает за себя, - коротко ответил Эльвир.
- Почему ты рассказал мне все это? - растерянно спросила она через некоторое время.
- Ты же жалуешься, что я недостаточно откровенен с тобой…
- Я имела в виду совсем другое, - вздохнула она.
- Сигрид, - сказал он; он хотел взять ее за руку, но она с дрожью отдернула ее. И он, делая вид, что не заметил этого, продолжал: - Я рад, что рассказал тебе об этом. Ведь если ты когда-нибудь добровольно будешь спать в моих объятиях, тебе не придется упрекать меня в том, что я хотел казаться в твоих глазах лучше, чем я есть на самом деле!
Сигрид задрожала, закрыв лицо руками.
- Теперь, глядя на мальчика, я всегда буду думать о том, что ты рассказал мне этой ночью, - сказала она.
- Жизнь вовсе не прекрасна, - ответил он. - Либо тебе придется закрыть глаза, заткнуть уши и не знать о том, что происходит у тебя под носом, либо нужно научиться жить, зная правду. Жизнь не была прекрасной и тогда, когда мой дед, Грьетгард Хаконссон сжег в доме своего брата Сигурда Ладе; или когда мой друг Хакон сын ярла Сигурда Ладе отомстил за убийство, убив своего дядю Грьетгарда. Но мой отец и ярл Хакон все же прекратили вражду и стали друзьями. А что, ты думаешь, сделали бы эти христиане, если бы им удалось сцапать меня в тот раз, когда я сражался под началом Хаиба аль-Мансура? В самый последний момент кое-кому из моих друзей удалось помешать ирландцам сжечь меня на медленном огне в окрестностях Дублина. Или взять Этельреда, короля Англии, нарушившего мирный договор со Свейном Вилобородым и распорядившегося об одновременном убийстве всех датчан в стране, - ты думаешь, он проявил бы милосердие к тебе или к нашему сыну, попадись вы в его руки?
- Думаю, что едва ли, учитывая твои грабительские походы в Англию, - сказала Сигрид уже спокойнее.
- Могу уверить тебя, что эти христиане отлично выцарапывают друг другу глаза и без нашей помощи, - с горечью произнес Эльвир. - Я насмотрелся на это в Миклагарде.
- И теперь ты снова хочешь отправиться в поход? Мне кажется, ты проводишь дома лето не из-за меня…
- Я далек от того, чтобы утверждать, что не изменю своего решения, - сказал Эльвир. - К тому же я устал за день и выпил пива. Но я думал о том, чтобы остаться дома. Я никогда не принадлежал к числу тех, кому доставляет радость протыкать мечом женщин и детей. И, если быть откровенным, мне не нравится смотреть, как это делают другие. Тем не менее, я сполна утолил свою жажду крови, как мне кажется…
Некоторое время он молчал.
- Хотя… - задумчиво произнес он, - обменяться ударами меча с противником, в этом есть что-то необъяснимо манящее…
Он погрузился в свои мысли. И Сигрид почувствовала, что любопытство в ней пересиливает неприязнь.
- И все же, что именно? - вкрадчиво произнесла она.
Он удивленно взглянул на нее.
- В этом есть какая-то дикая радость, - подумав, произнес он. - Ты чувствуешь, как все твои силы и все твои способности напрягаются до предела, и вдруг обнаруживаешь в себе нечто большее, какую-то силу, о существовании которой не подозревал…
- И когда ты почувствуешь в себе эту силу, ты ощущаешь в себе какую-то новую уверенность, - горячо произнесла Сигрид.
- Да, - ответил он, продолжая сидеть неподвижно. - Но ты-то откуда об этом знаешь?
- Я узнала об этом в тот день, когда рожала мальчика, - сказала Сигрид, - я ощутила в себе силу, о которой даже не догадывалась. И она помогла мне преодолеть боль.
Он долго сидел в молчании.
- Значит, так оно и было, - наконец сказал он.
- Что ты имеешь в виду?
- В тот день, когда мне принесли мальчика, я понял, что ты стала взрослой, Сигрид. Мужчина проходит испытание на мужество, когда впервые "ощущает в себе волка", как выразился кто-то, впервые взяв в руки меч. Раньше я никогда не думал, что женщины тоже проходят такое испытание. Я горжусь тобой. Гутторм рассказывал, что ты родила мальчика без единого крика. Но теперь я горжусь тобой еще больше…
Его глаза были серьезными, когда он смотрел на нее.
- … и я сделаю все для того, чтобы настал день, когда ты снова почувствуешь, что можешь на меня положиться.
Они услышали во дворе голоса, люди уже начали вставать.
- Я проговорил всю ночь, - сказал он. - Ты можешь свалить всю вину на меня, если сегодня не сможешь заниматься хозяйством.
Она стала одеваться.