– Что это за небесное создание? – немедленно спросил он у "ближнего евнуха" Нгуен Ана. – Ты наверняка знаешь в лицо каждую обитательницу моего Запретного города!
– Да, господин! – склонился тот в низком поклоне. – Это Мэйлин, дочь даурского князя по имени Албаза! После гибели своих родных в сражении с варварами с запада она бежала в Поднебесную! За несравненную красоту, умение прекрасно петь и ухаживать за цветами девушку взяли во дворец! Однако по правилам она не имеет статуса наложницы, а является всего лишь служанкой!
Изменившись в лице, Сюанье носком своего остроносого сапога с силой пнул чересчур разговорчивого сводника.
– Здесь я устанавливаю правила! – сказал он, скривив губы. – Сегодня же вечером я жду дочь даурского князя в своей спальне!
Евнух не посмел противиться желанию своего повелителя, и всё произошло так, как тот и хотел.
Служанки раздели Мэйлин в специальной комнате и тщательно натёрли её маслом и благовониями. Они не оставили на теле девушки ни единого волоска, сделав её кожу гладкой, как самый изысканный шёлк.
– Наш повелитель соизволил одарить тебя своим вниманием! – объяснил ей Нгуен Ан, следивший за соблюдением дворцовых правил. – Твоя дальнейшая судьба зависит от того, сумеешь ли ты должным образом ублажить его желания!
Закутав девушку в покрывало из пуха цапли, подручный евнуха отнёс Мэйлин в спальню императора. После того как он закрыл за собою дверь, красавица сбросила с плеч свой покров одним гибким движением, представ в мерцающем свете во всём великолепии.
– Ты прекрасна, как само небо! – сказал Сюанье, не сводя с неё восхищённых глаз. – Скажи, знала ли ты уже мужчин до меня?
– Нет, мой император! – смело ответила княжеская дочь. – Я сберегла для вас свою невинность, которую и подарю сейчас!
Вопреки самым смелым ожиданиям "повелителя вселенной" его новая наложница оказалась настоящей богиней любви. Уже под утро обессиленный ночными утехами Сюанье откинулся на мокрые подушки, с трудом переводя дыхание.
– Я сумела развлечь вас, мой господин? – негромко спросила Мэйлин, обдавая его жарким дыханием. – Если нет, то немедленно прикажите казнить меня!
Не веря тому, что она была девственницей, император взял светильник и тщательно осмотрел их ложе. Лишь увидев несколько пятен крови на простынях, он ответил нынешней властительнице всех его мыслей.
– Я хотел изобличить тебя во лжи! – сказал Сюанье, поцеловав руку красавице. – Ты была столь искусна, что показалась слишком опытной для невинной девушки! Однако теперь моему восхищению просто нет границ!
Встав с кровати, Мэйлин взяла со столика небольшую лютню и, быстро настроив её, неожиданно запела:
– "Далеко-далеко устремилась чета журавлей. У Восточного моря они потеряли друг друга! Он на север спешит за любимой подругой своей, но она полетела не на север, а в сторону юга!"
Как зачарованный, император слушал удивительно красивый голос, снова и снова возвращающий в его сердце грёзы любви. Внезапно девушка прекратила петь и осторожно положила инструмент обратно.
– Это Цао Чжи! – сказал хозяин дворца, узнав знакомые ему с детства строки. – Значит, тебе он тоже нравится?
– Да, и ещё многое другое из старинной поэзии! Но мне уже пора уходить, скоро рассвет!
Сюанье знал, что девушка полностью права, однако всё ещё не мог найти в себе силы, чтобы расстаться.
– Время пришло! – вдруг раздался громкий голос из соседней комнаты. – Время пришло!
Это был управляющий дворца Гао-вэн, в обязанности которого входило следить за посещением наложницами его высочества. Каждое посещение строжайшим образом фиксировалось в особой книге, которая всегда хранилась у него.
– Прощайте, мой господин! – сказала Мэйлин, завёртываясь в покрывало. – Я никогда не забуду о проведённых вместе с вами чудесных минутах!
Император и сам не смог забыть их, и потому следующей ночью он снова вызвал к себе прекрасную служанку. То же самое повторилось и послезавтра, и ещё целый месяц спустя.
Владетель Поднебесной сделал Мэйлин своей "императорской драгоценной наложницей", что автоматически перевело её на высшую ступеньку почёта в гареме. Это тоже было вне всяких правил, но император снова с лёгкостью перешагнул через них.
– Что мне сделать для тебя? – однажды спросил он, словно обезумев от страсти. – Любое твоё желание будет исполнено!
Внимательно посмотрев ему в глаза, Мэйлин поняла, что её коронованный любовник не шутит.
– В мире нет ничего лучше, чем смерть твоих врагов! – сказала она, отводя со лба взмокшие локоны. – Когда я была ещё маленькой девочкой, русские захватили Яксу, город моего отца, а его самого убили, словно бродячего пса! Глумясь над поверженным князем, они нарекли свой острог его именем – Албазин! Пусть же рано или поздно его сотрут с лица земли твои храбрые воины! Вот самый ценный подарок, который я бы хотела от тебя получить!
Глава XXIX. Каторга
Всех лихих людей, пойманных в Коломенском, немедленно определили под следствие. В числе тех, кто оказался в бесчисленных подвалах Приказа тайных дел, был и Серафим Негожий. Поначалу он переживал, не спал ночами, проклинал всех и вся, а также свою собственную незадачливость.
"Да ведь я тут от сыска по битью монет фальшивых схоронюсь! – вдруг пришла бедолаге на ум спасительная мысль. – Был Серафимка Негожий, московский минцмейстер, и нету его! А куды он делся, в бега ли ушёл или вовсе пропал, поди-ка, догадайся!"
После этой мысли ему спалось легко и хорошо, как никогда в последнее время. Серафим стал с небывалым аппетитом хлебать отвратительную тюремную баланду, постепенно привык к постоянному смраду давно не мытых тел, к шныряющим под ногами среди бела дня здоровенным крысам.
"А что, на каторгу – так на каторгу! – думал он иногда, весело улыбаясь. – Это не расплавленный свинец глотать али четвертованным быть! Воистину, чудны дела твои, Господи!"
Негожего пока даже не допрашивали, поскольку среди зачинщиков Медного бунта он не значился и потому для следствия особо не был интересен. Однако спокойному бытию бывшего минцмейстера неожиданно пришёл конец. В один прекрасный день Негожий ненароком разглядел среди вновь прибывших ненавистное ему лицо Митьки-лиходея.
"Может быть, не он! – забилось у него в голове. – Может, обознался я, и вся недолга!"
Однако ошибки не было; протолкавшись к параше, мастер спустил портки, и пригляделся получше. Это был собственной персоной тот самый человечишка, склонивший его к нехорошему делу. По всей видимости, он тоже признал "старого знакомого", потому как делано равнодушно отвернулся в угол.
"Сдаст он меня! – заволновался Серафим. – Непременно сдаст, чтобы свою шкуру спасти! Да ещё наплетёт, что это я придумал фальшивую деньгу бить!"
От этой мысли у него мучительно зазудела спина, и узник впервые ощутил отвратительную вонь приказного подвала. Всю следующую ночь он не мог сомкнуть глаз и забылся коротким сном лишь под самое утро.
Негожему привиделось, что здоровенный палач, распяв его на огромной дыбе, глумливо льёт ему прямо в глотку шипящий свинец. Проснувшись весь мокрый от пота, мастер зажал себе рот, давя норовящий сорваться с его губ душераздирающий вопль.
Нащупав верёвочку на портках, Негожий осторожно вынул её и спрятал в руке. Ступая тихонько, как тень, он стал выискивать в подвале причину всех своих несчастий.
Наконец он разглядел в полумраке лицо Митьки, который безмятежно спал. К счастью, рядом с ним было свободное место, которое мастер поспешил занять.
Распутав верёвку, он дрожащими руками накинул её на горло ничего не подозревающего фальшивомонетчика. Что есть силы стянув её, Серафим ладонью заткнул рот удушаемому, после чего всем телом придавил его к каменному полу.
Немного подёргавшись в конвульсиях в крепких руках своего убийцы, Митька благополучно испустил дух. Едва переводя дыхание, Негожий примостился рядом с его ещё тёплым телом.
– Ты это, паря, вали отседова! – вдруг с ужасом услышал он голос сзади. – Мне эта рожа тоже не по душе пришлась, одначе не мешай спать добрым людям!
Обернувшись, Негожий увидел внимательно наблюдающего за ним мужчину в стрелецкой одежде. Это был тот самый человек, вместе с которым они прятались под одной лодкой на Москве-реке от царского войска.
– Не боись, не выдам! – уголками губ усмехнулся тот. – Все мы тут тати али воры, так что не робей!
К удивлению новоявленного душегубца, наутро в огромном каземате, кроме Митькиного, нашли ещё четыре мёртвых тела.
– Двое задавленных! – констатировал дюжий тип из приказных, осмотрев трупы опытным глазом. – Трое сами концы отдали!
Следствие об удушенных никто не стал проводить, не до того было. Во время бунта нахватали столько людишек, что сейчас не знали, куда их девать. Однако отпускать не стали, боясь попасть впросак при расспросах начальства.
Спустя неделю Серафима таки вызвали на допрос. К счастью, он не увидел за столом своего злого демона, дьяка Приказа тайных дел Данилу Полянского.
– Ты кто будешь? – спросил у него мужичок лет тридцати в неопрятном казённом кафтане. – Стало быть, как звать-величать, чьих кровей?
– Зовут меня Василий Смиренников! – моментально придумал беглый мастер. – Я мастеровой из кузни, вот и всё моё звание!
Равнодушно записав услышанное на бумагу, приказной продолжил допрос.
– Ты как в Коломенском оказался? Может, на особу нашего царя и самодержца Алексея Михайловича злое умышлял?
– Все пошли, и я пошёл! А потом хотел вырваться, да толпа не дала! Так и дотащили меня силком до самого Коломенского! А супротив нашего царя-батюшки у меня и в мыслях ничего плохого не было! Вот те крест, истинную правду говорю!