Однако время шло, и молодой наследник престола взрослел и набирался сил. Как потомок воинственных маньчжуров, он великолепно владел копьём и мечом, а также превзошёл всех придворных в стрельбе из лука. Кроме этого, учёные монахи дали Сюанье блестящее образование, сделав из него настоящего шэньши .
Однажды Сонготу, выбрав подходящий момент, нашёл принца в дворцовой библиотеке, где юноша занимался каллиграфией.
– "И панцири их золотые в долинах сверкали на солнце, – прочитал князь вслух, незаметно подойдя к Сюанье. – И всадники, всё сокрушая, скакали и ночи, и дни". Кажется, это строки непревзойдённого Цай Яня?
Живо обернувшись к наглецу, посмевшему нарушить его уединение, Сюанье грозно свернул глазами. Однако, увидев перед собой своего дядю, он внезапно сменил гнев на милость.
– Совершенно верно! – сказал принц, указывая Сонготу на место рядом с собой. – Редко встречаешь при дворе человека, разбирающегося в старинной поэзии!
Несмотря на родство, они были слишком разными людьми, чтобы сблизиться по-настоящему. Однако Сюанье и Сонготу нуждались друг в друге и негласно заключили тайный союз.
– Я помогу вам свалить Обоя! – пообещал однажды Сонготу, понизив голос. – Он узурпатор трона, и руки у этого негодяя по локоть в крови!
– А что вы захотите взамен? – тут же спросил Сюанье. – Может быть, занять его место?
Однако тут в покои наследника престола постучали, и их разговор оборвался.
Сонготу не забыл своего обещания, и выполнил его, как только ему представился случай.
– Обой всегда очень осторожен! – сказал он молодому Сыну Неба. – У нас есть только один вариант расправиться с этим хитрецом! Мы должны обвинить его в публичной непочтительности к монаршей особе!
Покачав головой, Сюанье лишь громко расхохотался, недоверчиво посмотрев на дядю:
– Да он знает дворцовый этикет как свои пять пальцев! Он ни за что не позволит себе нарушить хотя бы какое-либо из предписанных правил!
В ответ Сонготу лишь с деланым почтением поклонился, скрывая коварную усмешку:
– Предоставьте это мне, ваше величество! Всё произойдёт завтра же, во время официальной церемонии чаепития в тронном зале!
На следующее утро молодой император заметно нервничал, в душе злясь на себя за несдержанность. Заняв своё место на троне, он тут же нашёл глазами среди сидевших за специальными столиками придворных дядю и князя Обоя.
Вскоре в зале, словно лёгкие мотыльки, запорхали красивые девушки, разносившие кружки с чаем на специальных подносах. Вдруг могущественный князь, взяв предложенный ему сосуд, с громким криком выронил его на пол.
Тряся рукой изо всех сил, он случайно толкнул своего соседа, от неожиданности опрокинувшего столик.
– Какая бестактность и неуважение к императору! – в возмущении закричал Сонготу, обращаясь к начальнику дворцовой стражи. – Немедленно арестуйте обоих нарушителей порядка и препроводите в тюрьму!
Заранее ждавшие этого приказа подкупленные гвардейцы быстро схватили под руки Обоя и уволокли его в специально подготовленную камеру. Утром там нашли его бездыханный труп, подвешенный на торчавшем из потолка крюке для светильника.
– Князь не перенёс выпавшего ему позора! – объявил утром Сонготу "печальную весть" всем придворным. – Что поделать, этот старый воин был слишком горд, чтобы ждать справедливого суда!
Несмотря на формальное устранение для Сюанье последней преграды к престолу, в его положении мало что изменилось. Дядя молодого императора очень быстро стал фактическим правителем огромного государства.
Первый министр и глава императорского секретариата, а после рождения у императора сына Иньчжи – Великий воспитатель наследника престола… Сложно перечислить все титулы и должности, который стал сочетать в одном лице князь Сонготу, этот внешне невзрачный и даже скромный человек.
В отличие от Обоя, шедшего напролом к своей желанной цели, новый фаворит императора был во многом гибче, хитрее и дальновиднее. Будучи в курсе плетущихся против него интриг, в один прекрасный день Сонготу явился к Сыну Неба в простой одежде и со слезами на глазах.
В руках он держал какой-то свиток, который с поклоном передал Сюанье. Ничего не понимающие придворные стали переглядываться между собой, недоумённо пожимая плечами.
– Что это? – удивлённо спросил император, разворачивая грамоту. – Поясните мне, господин первый министр!
– Я нижайше прошу вас об отставке! – негромко, но очень чётко и решительно произнёс тот, обводя орлиными глазами своих недоброжелателей. – Груз государственных забот, который я взвалил себе на плечи, оказался слишком тяжёл для простого смертного. Пусть его поднимет тот, кто решится это сделать!
В зале повисла полнейшая тишина, и долгое время никто не решался произнести ни единого слова. Паузу нарушил сам Сюанье, который на глазах у всех вдруг встал с трона, подошёл к первому министру и положил ему руки на плечи.
– Я не принимаю вашей отставки! – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Никто из присутствующих в этом зале не сможет сделать для страны большего, чем делаете вы! Только вы способны справиться с опасностями, нависшими над нами!
Сонготу выбрал очень подходящий момент для розыгрыша умело поставленной им пьесы. С запада на границы империи надвигались воины "Белого царя", грозившие захватить просторы Маньчжурии в верховьях Сунгари. Для ныне правящей в Китае династии это был своего рода "спасительный остров", священная земля предков, куда они всегда могли отступить в случае военной неудачи.
На юге Китая назревал мятеж трёх могущественных князей-данников – глав автономных княжеств У Саньгуе, Шан Кэси и Гэн Цзинчжуна. Их совместные силы многократно превосходили поставленную "под ружьё" цинскую армию.
– Впереди великие испытания! – сказал Сонготу императору, когда они остались наедине. – Нам предстоит борьба не на жизнь, а на смерть с сильными врагами! В ней мы или победим, или погибнем, и тогда потомки никогда не вспомнят нас добрым словом!
Глава XVII. Пленница
Алёшка Толбузин, младший сын нерчинского воеводы, за свою недолгую жизнь успел объехать почти половину государства Российского… Его отец, кровей боярских приказной человек, служил державе не за честь, а за совесть.
Род Толбузиных в числе прочих славных фамилий издревле был опорой московскому трону. Великомудрый Симеон Толобузин, именитый Алёшкин предок, ещё при царе Иване III отправился послом в далёкую Венецию.
– Поедешь, Симеон, к дожу Троно! – напутствовал его лично государь, доверяя дело важное. – Задумал я в Кремле собор великий возвести, назвав его Успенским! Строили его наши мастера Кривцов да Мышкин, строили, одначе рухнул он после труса великого! Говорят, известь не клеевита да камень не твёрд, да что мне с этого! Поручаю тебе мастера пытати церковного, фрязина учёного, чтоб построил собор, краше которого нету в наших пределах!
Пока Толбузин добирался до Венеции, её прежнего правителя сменил дож Марчелла. Наслышанный об огромной стране далеко на востоке, он весьма благосклонно отнёсся к визиту русского посла.
– Я помогу найти вам лучшего архитектора! – заявил он, важно надувая щёки. – Я даже сразу могу назвать его имя – Ридольфо Аристотель Фьорованти из Болоньи! Его хорошо знают не только в Венеции, но и во Флоренции, Мантуе, Неаполе и даже Риме!
Сначала старый мастер наотрез отказался ехать в далёкую страну, славившуюся варварскими нравами. Однако затем, когда Толбузин потряс перед носом болонца кошелем с золотыми дукатами, тот сразу заметно подобрел.
– Хорошо, я берусь строить ваш собор! – хрястнул он кулаком по столу, выпив с послом на двоих пяток бутылок доброго вина. – Будь что будет, таких денег мне не заработать на родине даже за несколько жизней!
Служили Толбузины Отчизне и много после, участвуя во всех ратных баталиях Смутного времени…
В бережно хранимой грамоте Михаила Фёдоровича, первого из царского рода Романовых, значилось, что за заслуги в трудах ратных даруется Фёдору Толбузину поместье Люблино близ города Твери…
Родившись в столице, Алексей вместе с братом Фёдором уехал с отцом в дальние пределы, в город Тобольск. Затем их ожидали не менее суровые Якутск и Томск… Поскольку на одном месте задерживались недолго, у Лёшки да Федьки не было друзей, кроме детей князьков местных полудиких племён.
Желая обеспечить безопасность и сбор ясака, их частенько брали в аманаты русские воеводы. У Алексея оказались очень хорошие способности к языкам, и вскоре он свободно говорил на даурском и дючерском, владел наречиями солонов и астов…
– Гляди, Лёшка, толмачом тебя сделаю! – часто шутил отец, взъерошивая его густые волосы. – Никто, окромя тебя, местных так хорошо не понимает!
Один из юных аманатов по имени Лавкай, уезжая к родным, подарил своему русскому другу крошечного щенка.
– Это помесь собаки с волком! – сказал он, протягивая сплетённую из древесной коры корзинку. – Я назвал его Давгур, и он будет тебе верным другом на всю жизнь!
Всё произошло именно так, как сказал Лавкай из племени дючеров. Щенок вырос, превратившись в огромного пса с ярко-голубыми глазами и густой шерстью. По размерам он превосходил среднего волка, однако был гораздо умнее и ловчее.