Снова грохнул "спрингфилд". Лязгнул затвор, прозвенела гильза, откатившись по деревянному полу.
- Ой, мамочка моя, даже не дрогнул! Ой, Тонька, что теперь будет! Ой, папаша заругает!
- Чего зря горевать! Побежали, да все сами расскажем, а повинную голову меч не сечет. Бог даст, не наповал. Не убила - вылечим, а убила - похороним. Бежим, Машка!
Пока в сарае слышались причитания и скрип лестницы, Степан успел встать у входа, прижимаясь к глинобитной стенке. Дощатая дверь распахнулась, и он спрятался за ней. Сквозь щель Гончар увидел двух невысоких девушек в черных длинных юбках. Одинаково одетые, с одинаковыми русыми косами, они отличались только тем, что у одной был белый платок, а у другой - красный. Другим отличием могла бы служить длинная винтовка, которую за ствол волокла за собой девушка в красном платке - но Степан быстро устранил это различие. Подкравшись сзади, он выдернул "спрингфилд" из рук девчонки и сказал:
- Спокойно, красавицы. Так-то у вас гостей встречают?
Они обернулись и застыли. Их скуластые смуглые лица побледнели, а темные азиатские глаза широко раскрылись.
Степан оперся на винтовку, словно на посох, и заговорил укоризненно:
- А где же хлеб-соль? Мы к вам со всей душой, а вы стрелять. Нехорошо, красавицы.
- Бежим, Тонька, - дрожащим голоском произнесла девчонка в красном платке, не двигаясь с места. - Бежим, не стой, у него зарядов нету.
- С нами крестная сила, - Тонька истово перекрестилась. - Напужал ты нас, дядя. И откель ты такой взялся?
- Откель, откель, - передразнил он. - Отсель. Отсель грозить мы будем шведу. Может, хоть молочком угостите? Или оно только для тех, кто по живым людям из винтовки лупит почем зря?
- Мы для острастки! - осмелев, выпалила Маша. - А нечего шастать по огородам! Ходят тут всякие разные!
- Уж больно вы грозные, как я погляжу, - с наслаждением процитировал Гончар что-то из школьной программы по русской литературе. - Откуда винтовка? Из лесу, вестимо? А ну-ка, крестьянские дети, ведите меня к папаше. Он, небось, в амбаре сидит?
Девчонки переглянулись.
- Чудной ты, дядя, - сказала Маша. - Шел бы ты дальше своей дорогой.
- Я и шел. Да только дорога к вам-то и привела. Пошли к отцу, да живее.
Одна из девчонок присела и схватилась за сухой корень, торчавший из земли.
- Ну, пошли, - сказала она и, поднатужившись, подняла незаметную крышку погреба.
Из черного проема на Степана повеяло прохладой и запахом влажной земли. Маша первой спрыгнула вниз, Гончар, повесив винтовку на плечо, последовал за ней.
Это был узкий и глубокий ход сообщения, крытый камышом. Через щели сверху пробивались косые лучи света. Степан, пригибаясь, шагал за девчонкой, пока она не остановилась перед лесенкой.
- Ты, дядя, постой здесь, я папашу предупрежу, от греха подальше. Он у нас горячий, сначала стреляет, потом спрашивает.
- Это я уже заметил.
Она быстро взобралась по лестнице, только босые пятки мелькнули в полумраке. Тонька прошептала сзади:
- Дядя, дядя, отдай ружье, папаша заругает.
- И поделом. - Степан прислушался, но сверху не доносилось ни звука.
"Могли ведь и обхитрить, - подумал он. - Неизвестно, куда они меня завели. Сейчас еще эта Тонька полезет наружу, а потом крышку опустят и придавят сверху. И сиди, дядя, в подземной ловушке".
- Подвинься, дядя, я вылезу, - попросила девчонка, робко коснувшись его плеча.
- Сначала я, потом ты, - ответил Гончар, довольный, что разгадал коварные планы сестренок.
Наверху заскрипели доски под тяжелыми шагами.
- Что там за гость незваный? - вопросил грозный мужской голос. - А ну, покажись!
- Здравия желаю! - Степан поднялся на пару ступенек и выглянул из проема. - Здравствуйте, люди добрые!
Сначала он увидел множество босых ног. Больших и маленьких, выглядывающих из-под черных юбок или светлых штанин. Затем его взгляд обнаружил несколько винтовочных стволов, которые целились прямо в его голову и медленно приподнимались, пока он переступал с одной ступеньки на другую. Никогда еще ствол "спрингфилда" не казался ему таким широким. Лучше не думать, какие раны оставляют эти огромные пули. Впрочем, на такой дистанции после выстрела в голову и раны-то никакой не будет. Головы тоже. Эта мысль почему-то развеселила его еще больше, чем босоногие снайперши Машка и Тонька.
- А я шел мимо, дай, думаю, загляну, - говорил он, осторожно положив винтовку на пол перед собой. - Кто тут, думаю, стреляет? А это, оказывается, вы.
- Ты, мистер, говоришь по-нашему, а делаешь по-своему, - проскрипел старческий голос.
Это был скрюченный дед с пышной седой бородой и блестящей шишковатой лысиной. Он опирался на приклад дробовика, уперев его стволами в пол.
- Откуда по-нашему знаешь, мистер?
- Какой я мистер? - обиженно спросил Гончар, встав, наконец, во весь рост. - Русский я, русский.
- И много вас таких, русских, по нашим огородам ползают? Ишь, чисто кроты.
Чье-то хихиканье было оборвано звонкой затрещиной.
- И не так поползешь, если жить охота, - примирительно улыбнулся Степан.
- Кому жить охота, сюда не ходят. Нас тут все знают, а кто не знает, пеняй на себя. - Старик помолчал, разглядывая Степана с ног до головы, а потом заговорил торжественно и медленно, словно зачитывал приговор: - Вот что, мистер. Отдышись, отряхнись, да ступай к своим соколикам, что за рощей попрятались. Так им и скажи, что забрались они на чужую землю. Закон знаешь? Вот то-то. Мы по вашим огородам не ползаем, и вы от нас подале держитесь. Ступай. Филаретушка, проводи гостя.
Пока старик вещал, Гончар успел разглядеть остальных. Здесь собралось шесть или семь женщин, молоденьких и не очень, и трое мужчин, не считая деда-патриарха. Мужики все, как на подбор, были матерые, лет сорока и старше, длиннобородые и стриженые "под горшок". Три богатыря. Таких Гончар раньше видел только на иллюстрациях к сказкам. Наверно, они смотрелись бы очень естественно в кольчугах и латах, со щитами, копьями и булавами, да и меч-кладенец так и просился в эти огромные обветренные лапы, в которых "спрингфилд" казался мелкашкой.
- Пойдем, что ли, - пробасил один из богатырей. - Да не балуй.
Игривое настроение Степана улетучилось, и у него пропало желание говорить на языке народных преданий.
- Короче, - сказал он. - Я-то русский. Но те соколики, что отсиживаются в роще - это кавалерия Соединенных Штатов. Их пятеро, и сюда идет еще целый полк таких соколиков. Они собираются брать деревню штурмом. Потому что думают, будто вы прячете индейцев, которые украли белую девушку. Вся округа на ушах стоит из-за этой истории, а вы тут по армии стрелять вздумали. Армия таких шуток не понимает. Я-то уйду. Вижу, что здесь никаких индейцев нет и не было. И девушки этой тоже нет. А раз ее нет, то и мне тут делать нечего. Бывайте здоровы.
- И тебе не кашлять, - кивнул патриарх. - Армии своей передай, что нет такого закона, чужую землю топтать. Закон, он и есть закон, хоть для армии, хоть для кого. Не верят, пусть пришлют, кто грамоте обучен, я ему дам бумагу почитать.
- Хорошо, если в полку такой умник найдется. Только сомневаюсь я. Они ведь сначала стреляют, потом спрашивают. Вот подтянут пушечки, разнесут деревню по бревнышку, потом и почитают вашу бумагу. Если она не сгорит. Ну, пошли, Филарет. Чего встал-то?
Решив оставить последнее слово за собой, Степан развернулся, подошел к высоким воротам амбара и попытался сдвинуть бревно, висевшее в скобах на манер засова.
- Погоди, мил человек, - окликнул его старик. - Ты, как я погляжу, из служивых. Стало быть, сам знаешь, что мы тебя могли подстрелить, как зайца. И тебя, и товарищей твоих. Вы живые пока, потому что нам резону нет вас убивать. Уходите, и будете жить еще, сколько Богом положено. А не уйдете - закопаем вас за холмом. Рядом с другими, кто нас тревожил.
28. Тотем Двуглавого Орла
Богатырь Филарет не произнес ни слова, провожая Степана. Молчал и Гончар. Если раньше его и разбирало любопытство - откуда взялись русские крестьяне в Скалистых Горах - то теперь он думал только о Милли. Ее здесь нет. Ее надо искать в другом месте. Надо ждать знаков. Обязательно будет какой-то знак, который укажет ему путь.
Они пересекли просторный двор. Теперь Гончару было видно, что от избы к избе тянутся крытые окопы. Кое-где слегка возвышались бугры с пожелтевшей травой, выдавая подземные укрытия. На стенах изб виднелись сколы, давние следы пулевых попаданий. В этой деревне привыкли отражать нападение.
Пройдя через сад, Филарет остановился перед высокой стеной колючего кустарника. Пошарив у корней, он вытянул жердь и поднял ее за один конец. Ветви с длинными шипами раздвинулись, и Филарет кивнул, приглашая Степана к образовавшемуся проходу.
- Прощай. И боле к нам не ходи.
Спустившись по узкой тропке между огородами, Гончар остановился на топком берегу.
Высокие камыши зашуршали, и из них выглянул улыбающийся Домбровский.
- В следующий раз мы будем заключать пари. Князь уже не верил, что вы вернетесь. Я мог выиграть. Обидно, черт возьми.
Берег, казавшийся пустынным, вдруг ожил. Из камышей один за другим показывались казаки.
- Чем закончились ваши переговоры? - спросил князь.
- Они пообещали сохранить нам жизнь, если мы быстро покинем их землю.
- Удивительно добрые люди населяют этот благословенный край, - сказал Домбровский. - Что вам удалось выведать?
- Индейцев здесь не было. Кавалеристы что-то напутали.
- А что за люди в деревне?