* * *
Однако Кестер не угадал: приятно Анне не стало. Ведь к тому моменту, когда голова баронессы коснулась подушек, сильнейший жар охватил ее целиком, высвобождая из глубин сознанья странные, страшные видения. В промокшей насквозь рубахе Анна металась в постели и, будто отбиваясь от невидимого врага, выпрастывала вперед руки и то выкрикивала, то шептала что-то совершенно неразборчивое, похожее на злые ругательства и трогательные мольбы одновременно. С обеих сторон ее пытались удержать низкорослый, худощавый, с седыми волосами и серым, бесстрастным лицом доктор и совсем уже округлившаяся, отяжелевшая Карен.
В такой болезни, в пограничье Анна казалась Кестеру еще более прекрасной… становилась для него еще более желанной. Он готов был броситься на нее и растерзать немедля, и, возможно бы, так и сделал, если бы не Гриффит, который утащил его к знатным гостям, нагрянувшим в Хартли не то чтоб нежданно, но совершенно некстати, и томившимся и жаждавшим выразить барону любовь свою и почтение. К счастью, этот визит, а затем еще один подобный, увенчавшись шумным празднеством, растянувшимся на неделю застольем, время от времени прерывающимся охотою и непродолжительными дружественными турнирами, немного отвлекли Кестера от мыслей о вдове.
* * *
В один из таких теплых праздничных вечеров, пробравшись сквозь толпу музыкантов с их бубнами и волынками к сидевшему среди изрядно набравшихся добрым вином гостей своих такому же пьяному Кестеру, седовласый, серолицый доктор глухо, мрачно произнес:
– Я должен отрезать ей ногу.
– Делай, что хочешь, только чтобы осталась жива, – прошипел Кестер. В мгновение ока мысль о том, что он может потерять Анну, пробила брешь в плотном, окутавшем мозг тумане-дурмане, заставив барона содрогнуться. – Чтобы осталась жива, слышишь? – продолжал он, притянув доктора за воротник к самому своему лицу, – иначе… иначе ты пожалеешь о том, что не церковь стала твоим палачом. Иначе… иначе я сожру тебя живьем!
Этой же ночью по замку разносились такие душераздирающие крики, что если бы знатные господа не спали беспробудным пьяным сном, то сразу оголили бы мечи и бросились туда, где, вероятно, происходило смертоубийство. Ну а домашние слуги тряслись в своих коморках, с ужасом и отвращеньем представляя, как мрачный доктор пилит хрупкие косточки баронессы. Это же представлял себе и Кестер, готовый ворваться в покои Анны и сдерживаемый лишь крепкими объятиями друга, который слышал, ощущал, как бешено колотится сердце барона – от страха… за нее – нет! за себя, – охваченного новой, неизвестною тревогой, внезапно рожденным вдруг чувством, парализующим некогда хладнокровную его натуру, и силу его, и волю, этот расчетливый, холодный разум…
– Она не умрет сейчас, твоя баронесса, – тряхнув Кестера за плечи, строго и зло, проникая прямым своим, магнетическим взглядом в сознание Кестера, успокаивал Гриффитт. – Ее время еще не пришло, – и тут же ласково и озорно продолжал, – И что мы здесь делаем? Нужно уехать на некоторое время. А там, глядишь, когда вернемся, встретит нас твоя красавица – здоровая, веселая… Доктор отличный – приделает к ее обрубку крепкую деревяшку, и она еще сможет танцевать для тебя. Все, завтра же в путь!
Недовольно качая головой, Кестер пытался освободиться, но Гриффит то рывками, то пинками все же оттащил его от дверей покоев баронессы и увлек за собой в темноту анфилады. Он затолкал Кестера в его спальню и сам зашел, закрыв дверь на ключ.
– Сегодня останусь с тобой. И прикую тебя цепями, если посмеешь выйти, – хищно улыбался Гриффит и буквально навалился на Кестера всем своим весом, укладывая его на постель. И тревога отступала, развеивались, растворялись напряжение и страх, и Кестер уже немного веселился и даже тихо и хрипло смеялся, и сцепленный в шуточной драке с другом, падал на толстые, теплые шкуры.
На следующий день вместе со своими гостями они покинули замок, даже не заглянув к пленнице.
* * *
Однако долго удерживать Кестера вдали от баронессы Гриффит не смог, и по прошествии трех недель они вернулись домой.
– Уверяю тебя, с нею все в порядке, – хихикал Гриффит, преграждая Кестеру вход в покои Анны, – Тссс, слышишь? – поднес он палец к губам.
– Да пусти же, наконец, – свирепел от нетерпения Кестер и, отпихнув таки Гриффита, уже собирался открыть дверь, но на мгновение замер, слушая доносящийся из комнаты радостный и нежный женский смех.
– Говорил же я, веселая и здоровая… – прошептал Гриффит и распахнул перед Кестером двери.
Смех резко прервался. Сидящие на краю кровати, державшие друг дружку за руки Анна и Карен так и застыли, устремив свои взоры на вошедших в комнату мужчин, и лица их, будучи еще секунду назад счастливыми и румяными, превратились в некое подобие масок: искаженные ужасом и болью, вытянулись и посерели…
– Вижу, вы в добром здравии, сударыня, – довольный, улыбнулся Кестер и, протягивая руку, подошел к баронессе.
– Еще очень слаба, – прошептала Карен.
– Тебя никто не спрашивает, – грубо буркнул он и знаком приказал Карен удалиться.
Поддерживая рукою живот, Карен неуклюже поднялась и медленно направилась к выходу. Анна же, проигнорировав предложенную Кестером поддержку, нащупала набалдашник прислоненной к постели трости и встала, опершись на нее.
– Могу я посмотреть, хорошо ли справился доктор? – спросил Кестер, опускаясь перед Анной на одно колено. Баронесса хотела было отстраниться, но мешала кровать, а Кестер уже медленно поднимал подол ее платья. И когда взору его представилась обрезанная чуть ниже колена, аккуратно замотанная в некоторых местах пропитанной кровью тканью культя, он чуть не зарыдал, настолько прекрасным показалось ему это зрелище. Нежно обхватив искалеченную ногу двумя руками, он медленно погладил ее снизу вверх. Анна тихо застонала – ей в свою очередь хотелось кричать. Она смотрела на Кестера, как на сумасшедшего, и не удивилась бы, если бы он тут же впился зубами и отгрыз кусок от ее ноги.
– Что же вы? Прекратите, сейчас же, – Анна попыталась оттолкнуть Кестера, но тот поймал ее руку и поднес к губам. Будто бы пронзенная током, Анна вздрогнула и резко отдернула руку, а после что было сил ударила барона по щеке и тут же, ожидая немедленного жестокого ответа, закрыла лицо ладонями. Однако ничего страшного не произошло, кроме того, что Кестер одернул подол ее платья, поднялся и быстро вышел из покоев.
* * *
– Как же я хочу ее, Гриффит. Еле держусь, – хриплым голосом исповедовался Кестер другу, который встретил его в анфиладе.
– Так что ж не взял?.. Сейчас?
– Я не могу так.
– Это с каких же пор? Помню, я с трудом оторвал тебя от ее горячечного тела.
– Наверное, не смог бы и тогда. Не знаю, не понимаю, что со мной… И она… она как будто изменилась, тебе не кажется, Гриффит? – затравленно посмотрел на друга Кестер, – Так похудела, но вместе с тем будто стала еще краше – сильнее, выше. И этот ее взгляд… Он прожигает меня насквозь. Нет, это невозможно, – когда такие глаза…
– Так не смотри на нее. Разверни, – засмеялся Гриффит.
– Но я хочу смотреть! – с отчаяньем выкрикнул Кестер.
– Не понимаю… Ты говоришь, что не можешь выносить ее испепеляющего взгляда, и при этом все же хочешь смотреть на нее и… и чтобы она смотрела на тебя? – недовольно ухмыльнулся Гриффит.
– Хочу, – но чтобы это было… чтобы с другим лицом, другими глазами…
– Не проще ли тогда найти другую женщину? – с тем же недовольством продолжал Гриффит.
– Мне не нужна другая, – печально ответил Кестер.