Юноша в задумчивости закусил губу. Опасный пергамент за пазухой жег его, словно кусок раскаленного железа. "Там ровно девяносто пять тезисов, - забыв обо всем на свете, подсчитывал он. - Печатник с улицы Купфермауэргассе запросит за это целую кучу денег, но, думаю, даром они не пропадут!"
Через несколько дней девяносто пять тезисов Мартина Лютера были без его ведома переведены на немецкий язык и напечатаны. Узнав об этом, Мартин страшно перепугался, но делать было нечего. Школяры и магистры моментально расхватывали свежеотпечатанные листки. Примирило Мартина с возникшей ситуацией только то, что его тезисы дошли до простого народа. О большем он и мечтать не мог.
В трактирах и банях его писания обсуждали при свете свечи. И всегда находился грамотный, который за кружку пива соглашался прочитать вслух поразительные высказывания монаха. В поклаже странствующих торговцев и в котомках вагантов тезисы покинули тесные стены Виттенберга и отправились путешествовать по городам и весям империи.
Главный викарий фон Штаупиц места себе не находил, с тех пор как однажды прочел вслух кучке молодых монахов, собравшихся в галерее Эрфуртского монастыря, несколько тезисов Лютера. С одной стороны, он восхищался умом своего бывшего воспитанника, силой и злободневностью доказательств, которые основывались не на подтасовках, а на научном толковании Священного Писания, на постановлениях Вселенских Соборов и на ранних сочинениях Отцов Церкви. С другой стороны, викарий имел достаточный жизненный опыт, чтобы знать, что простого монаха могут вынудить отказаться от собственных слов, если они не по нраву власти предержащей. Смиренно, но с тяжелым сердцем спрашивал он сам себя, достаточно ли сильна вера Мартина, чтобы выдержать это испытание.
Как можно было заранее предполагать, у тезисов об отпущении грехов обнаружились не только благосклонные читатели. Зима еще только началась, а о неслыханном поступке виттенбергского монаха-августинца узнали сам Тетцель и его заказчик, епископ Альбрехт Майнцский. Тетцель кипел от ярости. Хотя он по-прежнему регулярно разворачивал свое полотнище на площадях и в церквах от Магдебурга до Хальберштадта, но с каждым представлением публики становилось все меньше, а потом ее и вовсе не стало. И теперь ему, торгующему в розницу отпущением грехов, приходилось терпеть насмешки и издевательства, как только он приближался к стенам очередного города.
- Звучит монетка в кружке веселее, а Папа все богаче и наглее! - хором кричали Тетцелю люди, когда он наглядно пытался продемонстрировать им страшные пытки, от которых они могут избавиться посредством щедрого даяния.
- С помощью этой индульгенции я могу освободить вас от любого греха! - сулил Тетцель, находясь уже на грани отчаяния. - Восемь дукатов за убийство, девять - за клятвопреступление и ограбление церкви! И даже если бы вы обесчестили Матерь Божию…
Голос Тетцеля тонул в хохоте простого народа, никто давно уже не прислушивался к его словам. И вообще лишь единицы соглашались вступить в разговор с доминиканцем и его приспешниками. Кое-кто даже придумал новую забаву: во время проповеди Тетцеля они вставали на камень или на бочку, чтобы их все видели, доставали из котомки тезисы Мартина Лютера и громким голосом читали их до тех пор, пока Тетцель с побагровевшим лицом не приказывал барабанщику дать сигнал к завершению представления и не убирался восвояси.
Но торговец индульгенциями, которого все уже поднимали на смех, и его господин были между тем не единственными, кто с озабоченностью и неудовольствием наблюдал за распространением бунтовских листовок Когда однажды вечером ревизор торгового дома Фуггеров встретился с Тетцелем в Магдебурге, чтобы посчитать выручку за зимние месяцы, то осыпал его градом упреков.
- За последнюю неделю вы собрали лишь пятую часть того, что собирали прежде, - заявил купец, темноволосый человек с аккуратно подстриженной бородкой, одетый даже с некоторым изяществом. Он укоризненно посмотрел на монаха. - Надеюсь, епископ Альбрехт знает, кому вы обязаны этими убытками?
Не дожидаясь ответа, он знаком велел своему слуге, стоявшему наготове с кувшином вина, налить ему бокал вина, при этом Тетцелю он даже и не подумал предложить угощение. - Мой господин, Якоб Фуггер, крайне недоволен вами, - произнес он после некоторой паузы. - Уверяю вас, он пойдет на самые решительные меры, если не получит назад свои деньги. Что вы станете объяснять тогда в Риме? А, Тетцель?
Доминиканец сжал кулаки. Глаза его загорелись прямо-таки кровожадным огнем.
- Не беспокойтесь… Вы получите свои деньги! - выдавил он запинаясь. Впервые в жизни ему трудно было выговаривать слова, они уже не слетали с его губ с прежней легкостью. - Этот еретик будет проклят за то, что набрался наглости натравливать людей на Святейшего Отца и проповедовать против его слова!
- Ах вот как? - Ревизор одним глотком осушил кубок. Он вытер рот рукавом камзола и вынул из-под конторской книги мятый листок бумаги. - Вы действительно столь наивны, что не слышите, какие речи ведут люди на улицах и площадях епископства? Вот, пожалуйста, читайте: "Если бы Папа узнал о злоупотреблениях продавцов индульгенций, он предпочел бы, чтобы сожгли собор Святого Петра, превратив его в пепел, нежели строили его из кожи, мяса и костей своей паствы". - Полным неприязни взглядом он посмотрел на Тетцеля. - Всеобщая любовь к вам постепенно превращается в свою противоположность, брат мой!
Тетцель медленно покачал головой. Он снова вполне владел собой, ибо голос его звучал теперь совершенно невозмутимо:
- Люди успокоятся, как только мы покончим с этим бунтарем. Кто он такой, этот самый Мартин Лютер?
- Жалкий монах, который дурачит Дом Фуггеров, а заодно и весь христианский мир, - наверное, так можно ответить на ваш вопрос? - с издевкой сказал ревизор. Он в сердцах захлопнул толстую конторскую книгу: убогие красные циферки кололи ему глаза. Этот звук словно некий укор прокатился под сводами торговой конторы.
- Изолгавшийся еретик, отступник, которого я отправлю на костер! - кипя злобой, желчно прошипел Тетцель. - Епископ Альбрехт по моему совету отправил в Рим гонца, который передаст так называемые тезисы самому Папе. Он уже на пути в Вечный город.
Тетцель произнес эти слова, и у него словно отлегло от сердца. Он вновь заговорил спокойно и уверенно:
- Не пройдет и года, как в Виттенберге запылает костер инквизиции, и я буду тому свидетелем!
- Если вам это удастся, я лично передам вам в руки факел, чтобы поджечь хворост, - ровным голосом произнес ревизор и быстро вышел из комнаты.
Георг Спалатин с нетерпением ждал той минуты, когда Мартин закончит свою лекцию и последний студент покинет аудиторию виттенбергской Лейкореи. Потом он с грохотом захлопнул дверь и с мрачным видом подошел к человеку в профессорской мантии.
- Как вы посмели? - загремел голос секретаря. - Почему о своем послании архиепископу вы не поставили в известность его светлость курфюрста?
Мартин вздрогнул. Ему еще никогда не приходилось видеть, чтобы Спалатин терял самообладание. Тем больше был он поражен, когда тайный советник курфюрста грозно встал перед ним и застучал кулаком по кафедре. Опустив глаза, Мартин заметил, что Спалатин положил перед ним какое-то письмо со сломанной гербовой печатью.
- Я вовсе не хотел его скомпрометировать, - с замиранием сердца сказал Мартин, неотрывно глядя на кроваво-красный герб. - Но, согласитесь, ведь хорошо, что я не посвятил в это курфюрста. Теперь наш господин в любой ситуации может со спокойным сердцем клятвенно утверждать, что не знал ни о моих тезисах, ни о моей критике архиепископа. То же самое относится и к моему приору, и главе ордена…
Спалатин страдальчески закатил глаза.
- Ваш протест, отправленный Альбрехту Майнцскому, его светлость как-нибудь переживет, доктор Лютер. В конце концов, курфюрст сам был против того, чтобы усиливать власть своих врагов за счет Саксонии. Ведь именно поэтому он не допустил Тетцеля в свои земли. Но что делать с вашей критикой Рима? Вы вообще представляете себе, сколь ужасно все это для княжества Саксонского? - Секретарь откинул голову и горько рассмеялся. - Причем проклятие Папы навлекает на себя не кто иной, как прославленный магистр теологии!
Мартин принялся поспешно собирать книги, намереваясь покинуть зал, - у него не было ни времени, ни желания спорить с секретарем. Но едва он спустился с возвышения, Спалатин преградил ему дорогу и схватил за рукав.
- Нет, вы останетесь и выслушаете меня! - прошипел он.
По-прежнему держа Мартина за рукав, Спалатин подвел его обратно к кафедре, где все также лежало письмо с красной печатью.
- Вас требует к себе Рим, - тихо произнес он, пока Мартин, не веря глазам своим, быстро просматривал содержание письма, поступившего в канцелярию курфюрста. - Вот теперь у вас начались неприятности, о которых я вас предупреждал. Ватикан грозится отлучить вас от Церкви!
- Но я верно служу нашей святой Церкви. И я не верю, что Папа мог издать такое предписание. Наверное, он даже еще и не читал моих тезисов!