В Черном монастыре Мартин познакомился с братом Ульрихом, которому приор поручил позаботиться о вновь прибывшем. Брат Ульрих был черноволос и внешность имел приятную. Он принадлежал к старожилам монастыря, которые по приглашению курфюрста когда-то поселились в Виттенберге. Как и Мартин, он много времени посвящал изучению библейских текстов, но занимался этим с гораздо меньшим рвением. На самом-то деле между ними было очень мало общего. Ульриху чтение священных книг давалось с большим трудом, в то время как для Мартина часы, проведенные за их изучением, были самыми счастливыми. Зато брат Ульрих славился как проповедник и внимательный слушатель. Он проявлял живейшее участие во всех людях, которые встречались на его пути, и утверждал, что в их судьбах он черпает больше познаний, чем во всех книгах вместе взятых, какие когда-либо выходили из-под пера писца или же из-под печатного пресса. Так что для братьев постарше было удивительно, как это Ульрих так хорошо ладит с молчаливым, не очень-то неуравновешенным новичком из Эрфурта. Скоро Мартин и сам стал искать общества молодого, разговорчивого монаха. Частенько случалось, что они беседовали до рассвета, пока не догорят последние свечи или пока колокол не позовет к заутрене.
Однажды вечером брат Ульрих поджидал Мартина невдалеке от городских ворот. Они договорились встретиться в низинке у реки. Брат Ульрих хотел познакомить Мартина кое с кем из беднейших жителей Виттенберга, с которыми ему придется иметь дело как проповеднику. Ульрих стоял на берегу, подхватив полы рясы. Слева от него суетился какой-то рыбак, держа в руке сачок и камышовые корзины. Он был слепой.
- Погоди, я помогу тебе! - с живостью крикнул брат Ульрих, и несколькими минутами позже они вдвоем вытащили на берег тяжелые сети, в которых трепыхалась рыба.
Чуть дальше, в стороне от тропы, в траве на коленях стояли прачки. Размашистыми движениями они швыряли белье на плоские камни - только брызги летели. Слышалось пение, а какой-то мальчонка подыгрывал певуньям на флейте.
Некоторое время брат Ульрих наблюдал за этой идиллической сценой. Погода стояла прекрасная, башни и зубцы городских укреплений были залиты светом закатного солнца. С западной стороны высился замок курфюрста - вытянутое строение сложной формы, притененное кронами высоких деревьев и зарослями кустарника. Курфюрст придавал большое значение роскоши оформления и разнообразным удобствам. Он нанимал известнейших архитекторов, которые украсили внутренний двор изящными лестницами и причудливыми аркадами. Потолки из ценнейших пород дерева, камины, украшенные гербами, живопись, фламандские гобелены придавали гостиным, спальным покоям и рыцарским залам роскошный вид. Однако все это великолепие было внутри, а снаружи замок производил на всех пугающее впечатление. Маленькие оконца прикрывались деревянными ставнями; они походили на подслеповатые черные глазки, злобно взирающие на окружающий мир. Даже осанистая круглая башня замковой церкви, вплотную примыкающая к западному крылу резиденции, не сглаживала мрачного общего вида.
Брат Ульрих вздрогнул, когда брызги воды неожиданно попали ему в лицо. Две девушки, из тех, что стирали белье на реке, пробежали мимо него и намеренно встряхнули рядом с ним мокрую холстину. Девушки задорно захихикали, в ответ монах с притворной строгостью погрозил им пальцем. Он хотел было уже подойти к молодым женщинам, чтобы поговорить с ними, но тут из-за деревьев показался брат Мартинус. Выглядел он, как всегда, встрепанным и невыспавшимся. Под мышкой у него была книга, с которой он никак не мог расстаться. Брат Ульрих встал руки в боки.
- Я тебя совсем не тороплю! - крикнул он Мартину издалека, увидев, как тот побежал ему навстречу еще быстрее.
- Вижу, я зря беспокоился, вы здесь очень неплохо проводите время! - Мартин иронично приподнял бровь и двумя пальцами стряхнул капельки воды с курчавых волос брата Ульриха, которые непокорными колечками вились вокруг его тонзуры. - Вы рыбачили или же в основном занимались стиркой, дорогой брат? - спросил Мартин с серьезным и честным выражением лица.
Брат Ульрих с наигранным огорчением опустил уголки губ. Низ рясы у него вымок и помялся.
- Видите того человека с камышовыми корзинами, вон там, у реки? Его зовут Гунтер. Если бы я не полез в реку да не помог ему вытащить сети, он потерял бы весь свой улов.
- Конечно, и весь Виттенберг от этого бы пострадал, - с ухмылкой сказал Мартин. - В конце концов, у нас ведь сегодня пятница!
- Верно! Вы удивительно быстро осваиваете местные порядки!
С шутками и смехом монахи отправились домой. Они поднялись по пологому, поросшему кустарником склону и пошли по тропинке к западным воротам. Уже издалека доносился плеск воды: они приближались к глубокому рву возле городской стены. Под аркой ворот, створки которых были широко открыты, тот самый слепой рыбак о чем-то разговаривал с солдатом, что стоял у ворот на страже. Мартин видел, как слепец залез рукой в камышовую корзину, вынул из нее рыбину и стал показывать ее солдату. Стражник перевел взгляд наверх, к брустверу, где лениво грелись на солнышке его товарищи: кто просто сидел, а кто натирал до блеска промасленной тряпицей свои латы. Заметив монахов, стражник поспешно сунул рыбину в бочку позади себя и махнул рукой монахам, а заодно и Гунтеру: мол, проходите. Они вошли в город.
Перед замковой церковью на небольшой площадке, покрытой соломой и камышом, расположились мелкие торговцы - кто за открытым прилавком, кто в маленькой будочке. Подзывая прохожих, они умело расхваливали свой товар: плетеные корзины, глиняные кувшины и кружки, разноцветные ленты, броши, узорчатые пояски. Продавец сукна навязал полоски ткани на длинный шест, и они, как флаги, развевались на ветру. В некотором отдалении кудахтали куры и гоготали гуси, просовывая клювы сквозь прутья клеток. Запах пчелиного воска, хлеба и жареной рыбы заползал во все щели домов и сараев, примыкавших к площади перед церковью. А с задних дворов, которые представляли собой настоящие лабиринты с деревянными галереями и кривыми лестницами, доносился визг пил и шум точильного круга. Хозяйки с ведрами в руках судачили у колодца. Благообразный старец в мантии, явно профессор университета, вышел из придела церкви, у дверей которого пристроился оборванный нищий. Старец развязал маленький кожаный кошелек, висевший у него на поясе, и бросил нищему несколько монет, хотя тот к нему и не приставал.
Брат Ульрих остановился возле торговки хворостом, прислонившейся к стене церкви, подальше от толпы. Мартин с любопытством подошел ближе и посмотрел на женщину. Ее поблекшие серые глаза на мгновение вспыхнули, когда она приметила рядом с Мартином брата Ульриха. От бедности и невзгод женщина явно состарилась раньше времени. Цвет лица у нее был такой же серый, как выступ церковной стены, возле которой громоздились три объемистые вязанки хвороста. Здесь же были навалены еловые шишки и лежал трут. На голове у торговки была пожелтевшая накидка, стянутая шнуром под заострившимся подбородком. С глубокой тоской смотрела она на отливающий зеленью купол башни, вокруг которого торчали оскаленные морды каменных зверей, украшавшие сточные желоба.
- Тебе дров не надобно ли, брат? - обратилась она к Ульриху и с надеждой положила руку на вязанку. От ее ветхой одежды исходил смолистый запах свежей древесины.
Ульрих с улыбкой кивнул:
- Как себя чувствует твоя дочка, Ханна? Уже меньше кашляет?
Женщина робко взглянула на монаха, смущенно пробормотала в ответ что-то неразборчивое и тут же стала обстоятельно отсчитывать хворостины. Да так увлеклась этим занятием, что глаза ее лихорадочно заблестели.
- Тебе целую вязанку или же половину, брат? - спросила она, запутавшись в счете.
Было совершенно ясно, что за все время, пока женщина стояла здесь, у стены, она ничегошеньки не продала. Тут брат Ульрих заметил рыбака, пробиравшегося между прилавков. Он громко стучал палкой, ощупывая перед собой щербатый булыжник. Ульрих подбежал к слепцу, обхватил его за плечи и стал что-то нашептывать ему на ухо. Тот пожал плечами.
- Две рыбины мы тебе даем, Ханна! - радостно воскликнул монах. Он вынул из корзины слепца скромную часть его добычи и бросил к ногам торговки хворостом. - Одной вязанки нам хватит. Ну и поддадим же мы сегодня жару нашим братьям!
Боязливая улыбка осветила изможденное лицо женщины. Она была сообразительна и уловила двойной смысл слов монаха. Брат Ульрих взял небольшую вязанку и тут же передал ее в руки Мартину.
- Глянь, Ханна! Это наш новый священник, его зовут отец Мартинус!
Мартин сказал женщине несколько обычных слов, полагающихся в таких случаях, и брат Ульрих вместе с рыбаком потащили его дальше.
- Эта бедная женщина слегка не в себе, - заговорщическим тоном сказал Гунтер, едва они свернули в сторону от площади. - Она живет с дочкой в заброшенной хижине, в глухом лесу. В полнолуние, когда бесчинствуют оборотни, она выходит из дому за водой…
- Не рассказывай сказки! - грубо перебил его Ульрих. - Какие оборотни? Ты что, хочешь отца Мартинуса до смерти запугать?
Мартин задумчиво покачал головой. Нет, так легко его было не запугать. Ему уже приходилось слышать, что в головах большинства виттенбергцев еще сидели предрассудки, которых священники не в силах были одолеть.
- Призраков я не боюсь нисколько, - тихо сказал он. - Во всяком случае таких, каких вы себе воображаете!