Содержание:
На циновке Макалоа 1
Кости Кахекили 6
Исповедь Элис 11
Берцовые кости 15
Дитя воды 20
Слезы А Кима 22
Прибой Канака 25
Примечания 31
ДЖЕК ЛОНДОН
"НА ЦИНОВКЕ МАКАЛОА" (СБОРНИК РАССКАЗОВ)
На циновке Макалоа
На Гавайях, в отличие от большей части жарких стран, женщины долго не старятся и даже в старости красивы. Женщине, сидевшей под деревом хау - а она была не накрашена и никак не старалась скрыть разрушительную работу времени, - искушенный наблюдатель в любой точке земного шара, кроме Гавайских островов, дал бы лет пятьдесят. А между тем и дети ее, и внуки, и Роско Скандуэл, за которым она уже сорок лет как была замужем, знали, что ей шестьдесят четыре года, - двадцать второго июня исполнится шестьдесят пять. Она казалась куда моложе, несмотря на то, что, читая сейчас журнал, надела очки и снимала их всякий раз, как взгляд ее устремлялся на лужайку, где резвилась стайка детей.
Прекрасно было старое дерево хау, высокое, как дом, - она и сидела под ним, как в доме, до того густую и уютную тень давала его огромная крона; прекрасна была лужайка - беспенный зеленый ковер, раскинувшийся перед бунгало, столь же прекрасным, благородным и дорогостоящим. А в другой стороне, сквозь бахрому из стофутовых кокосовых пальм, виден был океан: за отмелью - синева, сгущавшаяся у горизонта до темного индиго, ближе к берегу - шелковистые переливы яшмы, изумруда и рубина.
И это был только один из домов, принадлежавших Марте Скандуэл. Ее городской особняк в нескольких милях отсюда в Гонолулу на улице Нууану, между первым и вторым фонтаном, был настоящим дворцом. Сотни гостей перебывали и в ее комфортабельном доме на горе Танталус, и в ее доме на склоне вулкана, и в ее горном домике, и в ее приморской вилле на Гавайи - самом большом из островов. Однако и этот дом на побережье Ваикики не уступал остальным по красоте местоположения и благородству архитектуры, да и на содержание его тратилось не меньше. Вот и сейчас два садовника японца подрезали мальвы, третий со знанием дела подравнивал длинную изгородь из кактусов цереус, на которых скоро должны были распуститься таинственные ночные цветы Японец-лакей в белоснежном полотняном костюме принес из дома чай, за ним шла горничная японка в ярком кимоно, красивая и легкая, как бабочка. В противоположном конце лужайки другая горничная японка торопилась с целой охапкой мохнатых полотенец к купальням, откуда уже выбегали дети в купальных костюмчиках. А под пальмами у самого моря две нянюшки китаянки с черными косами, в красивой национальной одежде - белые кофты и длинные белые штаны - сторожили каждая свою колясочку с младенцем.
Все эти слуги, няньки и внуки были слугами, няньками и внуками Марты Скандуэл. И это она передала внукам свой цвет кожи - кожи гавайцев, прогретой гавайским солнцем, - который не смешаешь ни с каким другим. Дети были всего на одну восьмую или на одну шестнадцатую гавайцами, однако ни семь восьмых, ни пятнадцать шестнадцатых белой крови не могли стереть с их кожи золотисто-коричневые краски Полинезии. Но опять-таки только опытный наблюдатель догадался бы, что эти дети, играющие на лужайке, - не чистокровные белые. Их дед, Роско Скандуэл, был белый; Марта - белая на три четверти; сыновья их и дочери - на семь восьмых; а внуки - на пятнадцать шестнадцатых или, в тех случаях, когда их отцы или матери вступали в брак с потомками гавайцев, - тоже на семь восьмых. Порода и с той и с другой стороны была отличная: Роско происходил по прямой линии от пуритан Новой Англии, а Марта - по столь же прямой линии - от гавайского вождя, чей древний род славили в песнях за тысячу лет до того, как люди научились писать.
У дома остановился автомобиль, и из него вышла женщина, которой на вид было не более шестидесяти лет, которая пересекла лужайку упругой походкой хорошо сохранившейся сорокалетней женщины и которой на самом деле исполнилось шестьдесят восемь. Марта поднялась ей навстречу, и они с чисто гавайской сердечностью крепко обнялись и поцеловались в губы. Их лица и все движения выражали искреннее, горячее чувство; только и слышно было, что "сестрица Белла", "сестрица Марта", вперемешку с несвязными расспросами друг о друге, о братьях, дядьях и тетках. Но, наконец, первое волнение встречи утихло, и со слезами умиления на глазах они уселись друг против друга за чайный столик. Можно было подумать, что они не виделись много лет. В действительности их разлука длилась два месяца. И одной было шестьдесят четыре года, другой - шестьдесят восемь. Но не забудьте, что в груди у них билось сердце на одну четверть гавайское, насквозь прогретое солнцем и любовью.
Дети устремились к тете Белле, как волны к берегу, и получили щедрую порцию поцелуев и ласк, прежде чем отбыть на пляж под присмотром нянюшек.
- Я решила выбраться сюда на несколько дней, - объяснила Марта, - пассат сейчас улегся.
- Ты здесь уже две недели - Белла нежно улыбнулась младшей сестре - Мне братец Эдвард сказал. Он встречал меня на пристани и чуть не силой увез к себе повидаться с Луизой и Дороти и поглядеть на его первого внучонка - он в нем просто души не чает.
- Боже мой! - воскликнула Марта - Две недели! Я и не заметила, как пролетело время.
- А где Энни? - спросила Белла. - И Маргарет? Марта пожала пышными плечами, выражая этим снисходительную любовь к своим уже немолодым, но легкомысленным дочерям, которые на целых полдня вверили детей ее заботам.
- Маргарет на собрании общества городского благоустройства, они там задумали посадить деревья и мальвы по обеим сторонам Калакауа-авеню. А Энни изводит на восемьдесят долларов автомобильных шин, чтобы собрать семьдесят пять долларов для Английского Красного Креста. Сегодня у них день уплаты членских взносов.
- Роско, наверно, торжествует, - сказала Белла и заметила, что глаза ее сестры горделиво сверкнули. - Я еще в Сан-Франциско узнала о первых дивидендах Компании Хо-о-ла-а. Помнишь, когда их акции стоили семьдесят пять центов, я вложила тысячу долларов для детей бедняжки Эбби и сказала, что продам, когда эти акции поднимутся до десяти долларов?
- И все смеялись над тобой, да и над всяким, кто покупал их, - подхватила Марта. - Но Роско знал, что делает. Сейчас они идут по двадцать четыре.
- Я продала свои по радио, с парохода, по двадцать долларов, - продолжала Белла. - И сейчас Эбби с ног сбилась - шьет туалет за туалетом, собирается с Мэй и Тутси в Париж.
- А Карл? - спросила Марта.
- О, тот кончает Гарвардский университет…
- …который он все равно окончил бы, уж тебе-то это должно быть известно, - заметила Марта.
Белла признала свою вину - она уже давно решила, что сын ее школьной подруги получит университетское образование за ее счет, - но добавила добродушно:
- А все же приятнее, что за него платит Хо-о-ла-а. Можно даже сказать, что платит Роско, - ведь я потому тогда купила акции, что положилась на его здравый ум.
Она медленно огляделась по сторонам, и взгляд ее, казалось, впитал не только красоту, комфорт и покой всего, на чем он останавливался, но также красоту, комфорт и покой других оазисов, подобных этому, разбросанных по всем островам. Со вздохом удовлетворения она добавила:
- Наши мужья создали нам богатую жизнь на те средства, что мы им принесли.
- И счастливую… - подтвердила Марта и почему-то сразу умолкла.
- …и счастливую для всех, кроме сестрицы Беллы, - беззлобно закончила ее мысль старшая сестра.
- Печально получилось с этим браком, - тихо сказала Марта, преисполненная нежного сочувствия. - Ты была так молода. Напрасно дядя Роберт поторопился выдать тебя замуж.
- Да, мне было всего девятнадцать лет, - согласилась Белла. - Но Джордж Кастнер ни в чем не виноват.
И видишь, сколько он для меня сделал из-за могилы. Дядя Роберт поступил умно. Он знал, что Джордж энергичен, и упорен, и дальновиден. Уже тогда, пятьдесят лет назад, он один понял, как важно завладеть водами Наала. Люди думали, что он скупает землю для пастбищ. А он покупал будущее воды в этих краях, и как он преуспел - ты сама знаешь. Иногда мне просто стыдно становится, как подумаю о своих доходах. Нет, что другое, а брак наш не удался не из-за Джорджа. Останься он в живых, я и по сей день могла бы жить с ним вполне счастливо. - Она медленно покачала головой. - Нет, он не виноват. Никто здесь не виноват. Даже я. А если кто и виноват… - она улыбнулась грустно и ласково, словно желая смягчить впечатление оттого, что собиралась сказать, - если кто и виноват, так это дядя Джон.
- Дядя Джон! - изумилась Марта. - Если уж на то пошло, так я бы скорее сказала - дядя Роберт. А дядя Джон…
Белла только улыбнулась в ответ.
- Но ведь замуж тебя выдал дядя Роберт! - не унималась Марта.
- Конечно. - Белла кивнула головой. - Только дело тут не в муже, а в лошади. Я попросила дядю Джона дать мне лошадь, и он дал. Вот так все и случилось.
Наступило молчание, полное недоговоренности и тайны, и Марта Скандуэл, прислушиваясь к голосам детей и негромким замечаниям служанок, возвращавшихся с пляжа, вдруг почувствовала, что вся дрожит от дерзкой решимости. Она жестом отогнала детей.
- Бегите, милые, бегите. Бабушке надо поговорить с тетей Беллой.