- Неужели ты хочешь догнать Бофора?
- А разве трудно догадаться? Да, я хочу догнать Бофора! У меня на руках документы чрезвычайной важности, которые могут изменить весь характер войны с арабами.
- Но не остановить войну, ведь так?
- Увы, нет! Но из грабительской, захватнической войны, которую собирается развязать король Людовик…
- Война, можно считать, уже началась: эскадра ушла.
- Это будет война за свободу!
- А за чью свободу? Местного населения? Ты хочешь создать в Алжире республику, подобную древнеримской?
- Я и не думаю о местном населении. В этом ларце документы отцов Святой Троицы и Марселя о наших пленниках, томящихся в неволе у мусульман, а также самые подробные планы крепости, которые мне удалось раздобыть у моих испанских друзей. Вот за чью свободу я хочу предложить сражаться Бофору, раз уж войну предотвратить невозможно! По крайней мере, я буду знать, что наш сын воюет за правое дело, и буду с надеждой ждать его возвращения.
- Возвращения? - печально переспросил Атос.
- Да, возвращения! - воскликнула Шевретта, сверкнув глазами, - И не смей мне возражать!
Вздох был ответом. Полчаса спустя Атос, прекрасно знавший побережье Тулона, проводил герцогиню на яхту 'Виктория' . Название яхты привело Шевретту в восторг. Она увидела в этом добрый знак, волю Провидения.
- Виктория… Победа…, - прошептала она, - Так должно быть.
Наши победят, вот увидишь! А теперь, дорогой граф, отнесите меня в лодку.
- Повинуюсь!
Граф взял Шевретту на руки и отнес в лодку. Они обнялись и еще раз взглянули на белую 'Викторию' , готовую к отплытию.
- Тебя я с собой не приглашаю, мой милый кэп, долгие проводы
- лишние слезы. Я тоже немного суеверна, это не к добру - возвращаться. Не волнуйся, я все сделаю правильно. Подожди меня, мы вместе решим, как быть дальше. Мне так много надо сказать тебе!
- Мне тоже! - ответил Атос, - Я жду!
* * *
В это время флагман Бофора, прекрасный трехмачтовый галеон "Корона", скользил по волнам Средиземного моря. Анри де Вандом, помня о запертом в сундуке юном Ролане, решил подойти к Бражелону с вполне определенной целью: наговорить комплиментов, любезностей, напроситься в гости и, улучив минутку, незаметно выпустить из сундука де Линьета.
Анри так и сделал. Он направился к группе, окружавшей герцога де Бофора. Слова приветствия замерли у Анри в горле, когда он увидел, что Рауль при его приближении резким движением надвинул шляпу на самые глаза. Анри готов был поклясться, что зрение его не обмануло, и по щекам отчаянного парня катились слезы. Вандом решил отвлечь внимание бофоровой свиты на себя, чтобы дать Раулю возможность успокоиться. Решение пришло моментально. Вандом обратился к Сержу де Фуа:
- А что же молчит наш бард? Песню, господин де Фуа, песню!
Бофор мельком взглянул на Рауля, внимательно на Анри, слегка улыбнулся и подхватил:
- Да, спой нам, мой дорогой бард!
Серж де Фуа ответил герцогу поклоном, выражавшим согласие.
Ему подали гитару. Серж перебрал струны и сказал:
- Я спою вам, господа, известную английскую песню. Я перевел ее на французский, правда, слегка изменив текст. Эту песню очень любили кавалеры, сторонники Карла Первого, во время диктатуры Кромвеля - изгнанники на собственной родине.
Серж вздохнул. Вскочил на бочку. Взглянул на своих зрителей.
- Просим! - сказал Бофор.
- Но помните, господа, предупреждаю честно - не я автор песни!
Серж де Фуа чаще исполнял песни собственного сочинения.
Вот и берег французский исчез за кормой,
Нам уже никогда не вернуться домой,
Но случись, что о родине я загрущу,
Я в глазах твоих небо отцов отыщу.
На мгновение встретились голубые сияющие глаза Вандома и виконта, все еще полные слез. Вандом, загородив собой виконта, встал на пути у де Невиля, который хотел подойти к другу. А Рауль, глядя в голубые глаза Анри де Вандома, вспомнил слова отца, сказанные, когда они покидали Париж: "А теперь, едем, Рауль, погода так божественно хороша, небо так чисто, небо, которое мы будем видеть над своей головой, которое в Джиджелли будет еще чище чем здесь, и которое вам будет напоминать вам в чужих краях обо мне, как оно напоминает мне здесь о Боге".
Голубые глаза…Такого же цвета были глаза герцогини де Бофор. Паж Анри очень сильно напоминал Раулю спасенную им девушку. Вандом все так же пристально смотрел на него. Рауль, смущенный и раздосадованный тем, что паж увидел его слезы, взглянул на небо. 'Каким будет небо в Джиджелли? ' - подумал он. Странная вещь! В этот момент он совсем забыл о голубых глазах своей прежней любви, Луизы. А Серж повторил концовку куплета: 'Но случись, что о родине я загрущу, я в глазах твоих небо отцов отыщу… ' Рауль резким движением надвинул шляпу еще глубже - на самый нос.
Серж продолжал:
Милый друг мой, от недругов мы убежим
Прочь за море, куда не добраться чужим,
Бесприютные скалы чужих берегов
Милосердней жестоких и подлых врагов.
Там я буду ласкать этот локон витой,
И гитары твоей слушать звон золотой,
Там не тронет жестокий палач ни одну
Шелковистую прядь, золотую струну.
Вот тут Рауль и вспомнил о своем талисмане, белокуром локоне Луизы. Дальше он слушать не мог! Оставив герцога, он пошел в свое помещение. Уходя, Рауль услышал комментарий Сержа: `'Я плохой переводчик, господа, в оригинале речь шла о золотом локоне.
- Я почему-то так и подумал! - воскликнул Анри, тряхнув золотистыми кудрями, - Повторите! Еще раз, господин де Фуа, мы все вас просим!
- Просим, просим! - зааплодировала свита.
Серж опять поклонился и начал сначала.
- Вижу яхту на горизонте! - донесся голос впередсмотрящего.
- Кто это может быть? - пробормотал Бофор, - Сейчас узнаем. Анри, подзорную трубу!
Бофор вглядывался в горизонт несколько минут, пока Серж на бис исполнял свою 'Прощальную' .
- Ничего не разобрать, - вздохнул герцог и отдал трубу Сержу, - Подождем пока. А сейчас гульнем, мои львята!
2. В КОТОРОЙ МНОГО ПЕСЕН И НЕМНОГО СЛЕЗ
- Что с вами? - спросил Гримо.
Как бесили Рауля эти сочувственные вопросы! Он не хотел рассказывать о своих переживаниях даже Гримо и чуть было не огрызнулся, но выдавил из себя кислую улыбочку и, немного обрадовавшись своей находчивости, заговорил:
- Знаешь, старина, Серж там, на верхней палубе, пел такую песню… прекрасные слова, и исполнял ее наш бард с таким воодушевлением, лирическая музыка - эти гитарные переборы… Старик, как ни смешно, но я растрогался. Этот дьявол Серж не зря прозван нами бардом.
Гримо кивнул, вполне поверив такому объяснению.
- Жаль беднягу Сержа, - вздохнул Рауль.
- Себя пожалейте, - проворчал Гримо.
Рауль махнул рукой. Гримо поскреб лысину, откашлялся и заговорил:
- Что же до вашего Сержа, я всегда был в курсе его любовных дел, аж со времен Фронды. Все то же - мадемуазель де Монпансье, герцогиня Орлеанская? Ей, небось, адресована прощальная песня?
Рауль удивленно посмотрел на Молчаливого. Таких длинных речей он не ждал от своего неразговорчивого Гримо. Поскольку в шестидесятые годы Семнадцатого века титул герцогини Орлеанской носили две юные дамы - и Генриетта-Анна, жена принца Филиппа, брата короля, и Анна-Мария-Луиза Орлеанская, дочь дяди короля Гастона, м-ль де Монпансье или Великая Мадемуазель, ограничимся последним именем Великой Мадемуазель, а принцессу Генриетту так и будем называть, чтобы было ясно, о ком идет речь. Обе эти дамы, хоть и не играют главной роли в нашей истории, но их рыцари - Серж и де Гиш - друзья нашего главного героя, и, следовательно, без герцогинь Орлеанских обойтись просто невозможно.
- М-ль де Монпансье, - кивнул Рауль, - 'Золотоволосая принцесса баллад Сержа де Фуа' . Так Серж, считая себя наследником традиций трубадуров Прованса, с давних пор величал м-ль де Монпансье, немного подражая Шекспиру, 'Смуглой Леди' его сонетов.
- Но м-ль де Монпансье еще не вышла замуж, чего ж убиваться? - возразил Гримо.
- Ну и что? Разве самая богатая невеста Франции выйдет замуж за такого бедняка, в которого превратила Сержа гражданская война?
- Африка! - пробормотал Гримо, - Страна чудес!
- Алжир, Алжир, страна чудес - зашел в гарем и там исчез. Знаем мы эти арабские сказки. Сержа ожидают сокровища Али-Бабы! Мы же не дети, ты-то, Гримо, до старости дожил, неужели ты веришь в эти глупости?
- А Бофор?
- Тоже мне, Синдбад-Мореход! Это же они по пьяному делу болтали на отвальной у Бофора, что мы на этой войне раздобудем несметные сокровища. Вздор! Не сокровища раздобудем, как бы последнего не лишиться, что у нас осталось. Я не хочу охлаждать излишне горячие головы, но послушаешь этих фантазеров, тоска берет! Ну, сами убедятся на собственных шкурах, как сказал бы гасконец, что сказки 'Тысячи и одной ночи' - плохой справочник для войны с пиратами Алжира. И Серж того же мнения. Что бы он ни говорил в обществе наших новоявленных крестоносцев, он не верит своим словам. Он не верит, что вернется сказочно богатым и сможет просить руки м-ль де Монпансье. Даже если это и случится - предположим невероятное - король не отдаст ему свою кузину.
- Почему бы и нет, если Серж разбогатеет?