И именно самые бедные крестьяне, которые весной, летом и осенью привязаны к своей земле, зимой объезжают всю страну. Все каналы соединены друг с другом, и поэтому умелый бегун может без труда проходить двадцать-тридцать миль.
Я понимаю, что вам, человеку, живущему на юге, все это должно казаться сказкой; поэтому я позволил себе приложить эскиз, изображающий такого бегуна, которого я видел в Нидерландах своими собственными глазами.
Остаюсь вашим верным другом и преданным слугой
Овидайя Челон, эсквайр.
* * *
Полиньяк опустил письмо.
– Это… кажется совершенно незначительным.
Россиньоль кивнул:
– Конечно, настоящее послание можно получить, если выпустить буквы. Или слова. Или переставить их местами. Есть много способов скрыть нечто среди таких кажущихся безобидными строк. Мы испробовали все возможные методики, до сих пор – безрезультатно.
– Возможно, вы ничего не можете найти, потому что искать нечего?
– Вы ведь на самом деле так не думаете, верно?
– Что ж, судя по тому, что нам известно об этом Челоне, он весьма знаменитый член République des Lettres. Возможно, они с Кордоверо просто обмениваются забавными историями.
На последнем листе имелся рисунок углем. Россиньоль пояснил Полиньяку, что Черный кабинет оплачивает услуги художника, который может весьма точно перерисовать любой рисунок. Тот набросок, который сейчас держит в руках Полиньяк, представляет собой копию, как и письмо, оригинал отправили дальше, Кордоверо, чтобы заговорщики ничего не заподозрили. На рисунке был изображен голландский крестьянин, пристегнувший к ногам коньки. Он немного напомнил мушкетеру те изделия, которые сотнями штамповали в рисовальных мастерских республики. Вокруг совершенно недостойного портрета крестьянина Челон изобразил обыкновенные повседневные предметы: корзинку с фруктами, бочонок с сельдью, наполовину ощипанного гуся. Многие предметы были недорисованы. Например, у гуся не хватало одной лапы, у крестьянина – руки. Кроме того, решетку из тонких вспомогательных линий, которые провел рисовальщик с помощью линейки, толком так и не стерли.
– Совершенно не понимаю, зачем рисовать столь незначительные вещи, – произнес Полиньяк. – Что в этом такого?
Россиньоль бросил на него ликующий взгляд:
– Думаю, что послание, возможно, скрывается не между строчек письма, а в самом рисунке!
– Почему вы так решили?
– Потому что к незашифрованному письму, отправленному Челоном Давиду бен Леви Кордоверо, был приложен такой набросок. В зашифрованных их не было. Не думаю, что это совпадение.
"Ваша проблема заключается в том, что вы уже начинаете видеть заговор за любым случайным совпадением, – подумал Полиньяк. – Вам повсюду чудятся шифры и тайные послания, даже там, где, скорее всего, ничего такого нет". Однако он свои мысли не озвучил, а вместо этого спросил у Россиньоля:
– У вас есть еще такие рисунки?
– Нет, только один. Он из первого письма, которое нам удалось перехватить. Заполучили мы и другие письма, но в них никаких рисунков не было. Возможно, потом они перешли к практике пересылки рисунков отдельно, по другому пути, потому что больше мы такого не видели. Возможно также, – Россиньоль вздохнул, – что шифровальный кабинет Хофбурга присылает нам не все, что попадает в Вену. Это все равно приходится учитывать, однако теперь, когда Франция ведет войну в Пфальце и Леопольд плетет интриги против его величества, сотрудничество кабинетов становится затруднительным.
– Откуда же вам известно, в таком случае, о существовании других таких рисунков? – удивился Полиньяк.
– Это всего лишь смелое предположение с моей стороны, капитан. Однако, раз уж мы углубились в королевство заговоров, есть еще одно место, куда может направиться Челон.
– И куда же?
– В Константинополь. Возможно, он хочет продать претендента туркам, – заявил Россиньоль.
– Высокой Порте? Его величество сочтет это невообразимым афронтом со стороны одного из важнейших союзников.
– И будет прав. Однако же я думаю, что он хочет продать его не гранд-сеньору, а янычарам.
– Зачем же?
– Некоторые предполагают, что они – турецкая версия мушкетеров. Не смотрите на меня с такой обидой, капитан, это комплимент. Сомнений в том, что это лучшие войска, которые есть у турок, быть не может: они бесстрашны, дисциплинированы и отлично вышколены. Янычары используют то же оружие, что и мушкетеры королевской гвардии, это элитные войска, и подчиняются они непосредственно правителю. Однако, в отличие от мушкетеров, преданных королю, янычары ведут свою собственную игру. Они очень могущественны, и поговаривают, что отречение Мехмеда IV после неудачной осады Вены – их рук дело. Говорят, что в провинции у них всегда есть наготове парочка османских претендентов. Может быть, теперь им для коллекции потребовался французский.
– Откуда вам все это известно? – поинтересовался Полиньяк.
– Про янычар? Кроме всего прочего, из книги. Ее написал Гийераг, бывший французский посланник в Порте.
– А у вас есть веские доказательства этой теории?
– Не слишком много, капитан. Однако ведь Челон переписывается не только с этим евреем, точное местонахождение которого мне не известно. Он отправлял также письма в Константинополь и Александрию.
Теперь Полиньяк понял, к чему клонит Россиньоль.
– Этот паша, которого я видел в Лимбурге. Возможно, он был посланником турок, с которым Челон вел переговоры относительно цены за Вермандуа.
Россиньоль пристально поглядел на него:
– Интересная идея. И как вы будете действовать дальше?
– Попрошу вас обратить внимание, не попадет ли в ваш кабинет необычная корреспонденция о турках. Кроме того, вам следует попросить наших шпионов в Средиземном море быть настороже.
– А дальше?
– Я должен выяснить, где находится этот еврей. Тогда я смогу нанести ему визит и заставить объяснить, как работает этот шифр.
Полиньяк взглянул прямо в глаза Россиньолю.
– У меня больше нет ни малейшего желания отставать на шаг от этого Челона. Возможно, я смогу обогнать его.
– Хорошо. Я оповещу наших людей в Леванте и Италии. Однако, пока вы еще в Париже, возможно, вам следует провести некоторое время на улице Ришелье.
– А что там?
– Коллекция знаний Кольбера, – ответил Россиньоль.
– Кого вы имеете в виду? Министра иностранных дел Кольбера Торси или государственного министра Кольбера де Сенлея?
– Ни того ни другого. Я говорю о Великом Кольбере. Жан-Батисте, министре финансов.
– Но ведь этот Кольбер мертв.
– Не совсем, капитан. Не совсем.
* * *
Овидайя как раз собирался зашифровать свое последнее письмо к Кордоверо, когда в дверь вдруг постучали. Он быстро взял в руки квадратный листок с шифром, состоявшим из рядов букв, и спрятал его в ящик письменного стола. И только после этого крикнул:
– Входите!
Дверь распахнулась. На пороге стоял Марсильо. По выражению лица генерала Овидайя понял, что что-то произошло. Генерал закрыл за собой дверь.
– Тревожные новости. Боюсь, оставаться здесь уже небезопасно.
Овидайя встал.
– Что стряслось?
– Сегодня утром я был в порту, говорил с некоторыми купцами, а еще с одним савойским капитаном, с которым играю в кости. Все говорят, что идут французы.
– В Ниццу?
– В Италию и Савойю.
– Но ведь Савойя – нейтральное государство.
– Пока что. Однако союз против Франции становится сильнее. Император Леопольд уже перетянул на свою сторону Испанию, Швецию, Баварию и Бранденбург, он заключит союз и с Вильгельмом Оранским, как только тот официально станет королем Англии.
– А как же Яков II?
– Бежал, предположительно в Ирландию. Многие полагают, что Виктор Амадей Савойский на этот раз падет. Говорят, что император пообещал герцогу вернуть все захваченные за многие годы области, если он восстанет против Людовика Великого.
– И вы тоже так считаете?
– Это было бы ужасно глупо. Однако же мое мнение не имеет значения. Важно, что считает Людовик. А он, кажется, считает предательство Савойского весьма вероятным. Один из его маршалов, Николя де Катина, собирает войска на границе с Пьемонтом. Так говорит мой партнер по игре в кости.
– И они вот-вот пойдут в наступление?
– Нет. В этом году начинать кампанию уже слишком поздно. Французы нанесут удар только весной следующего года, однако до тех пор они наводнят все савойские деревни и города шпионами.
Марсильо постучал пальцем по кончику носа:
– Я уже чую их, Овидайя. Они будут толпиться в первую очередь в Ницце и Турине. Нам пора убираться.
Овидайя вздохнул:
– Наше судно давно готово, Паоло. Мы ждем только его.
– Мы давным-давно уехали из Пинероло. Нам потребовалось десять дней, чтобы добраться до Ниццы. Вермандуа тоже давным-давно должен был быть здесь. Возможно, он решил поступить иначе.
Овидайя присел на постель и потер глаза. Он устал. В этом трактире они сидели вот уже почти месяц. Он рисовал городские виды, прохаживался по улицам, гулял по берегу реки По и дважды в день проверял, не зарегистрировался ли граф Вермандуа в "Белл Айл". Больше делать было нечего, и именно это мучило его.
– Он придет, в этом я уверен. По крайней мере, чтобы выслушать, что мы можем ему предложить. Остальные варианты у него не слишком радужные.
Марсильо подошел к буфету, достал оттуда цинковый кубок и налил себе красного мальвазийского вина.
– В этом я тоже не слишком уверен, Овидайя.
– Вы говорили, что мой план хорош.