* * *
Париж, 2 мая 1688 г.
Дорогой капитан де Полиньяк!
Хотя я знаю, что вы только недавно вернулись из опасной миссии, вынужден снова прибегнуть к вашим услугам. Задуман заговор, о котором я немедленно должен вам сообщить.
Есть один англичанин по имени Овидайя Челон, за которым мы наблюдаем вот уже некоторое время. Этот человек является агентом-провокатором и ближайшим доверенным лицом принца Вильгельма Оранского. В минувшие годы он провернул несколько отвратительных дел. В числе прочего он профинансировал и организовал восстание Монмута. Кроме того, он поддерживает распространение трактатов, порочащих его величество. Недавно он с помощью своих сообщников поручил допечатать в Женеве запрещенный еретический трактат гугенотского агитатора Пьера Бейля, а оттуда переправить его в Лион, чтобы отрицательно повлиять на общественное мнение во Франции. Он водится со знаменитыми преступниками, пиратами и дезертирами.
Все указывает на то, что этот англичанин планирует дальнейшие преступления, – кажется, его ненависть к его величеству просто безмерна. Нам известно, что некоторое время назад он покинул Лондон, чтобы отправиться в Генеральные штаты, где поначалу провел несколько дней в Гааге. Месье Россиньолю удалось перехватить часть корреспонденции Челона. Несмотря на то что он был достаточно умен, чтобы не отправлять большинство своих писем через Париж, вместо этого он доверяет их почте Габсбургов. Судя по всему, он считает, что они не сотрудничают с Францией. И действительно, уловка Челона сработала и некоторое время наш Черный кабинет его не замечал. Однако после тайного вмешательства нашего посла в Вене письма провокатора копируют императорские почтологи Гамбурга и Нюрнберга, а оттуда переправляют в шифровальный секретариат Венского Хофбурга. Несмотря на то что между Версалем и Веной действительно существует некоторая натянутость, император Леопольд I, как известно, всегда весьма близок к банкротству. Поэтому он продает другим монархам драгоценности, которые выуживают его криптологи из вскрытой корреспонденции, – в том числе его величеству, если цена его устраивает. Таким образом мы, хоть и с опозданием и, возможно, не полностью, получили следующую информацию: Челон собирает экспедицию, точная цель которой пока не ясна. Для этого он переписывается с разными личностями из Леванта, особенно с проживающим в Турецкой империи евреем по имени Давид бен Леви Кордоверо; к нашей величайшей досаде, письма эти зашифрованы. Поэтому можно предположить, что он задумал что-то, касающееся наших торговых постов в Средиземном море или, возможно, наших турецких союзников. Что это может быть, мы не знаем.
В последнем сообщении Россиньоля говорится, что сейчас Челон и остальные заговорщики поселились в уединенном поместье в Лимбурге. Прошу вас поехать туда как можно скорее и самому составить представление о ситуации. Я не стану напоминать вам о необходимости сохранять тайну и секретность, поскольку вы знаете обо всем этом гораздо лучше, чем я. Меня же важные дела отзывают за границу. Поэтому по всем вопросам обращайтесь к месье Россиньолю, который окажет вам посильную помощь. Да поможет вам Господь в ваших начинаниях! Его величество рассчитывает на вас и "черных мушкетеров"!
Подп.
Антуан Кольбер, маркиз де Сенлей, министр королевского дома
P. S. Сегодня ближе к вечеру я отправлю посыльного к вам в отель с копиями различных документов, которые перехватил Россиньоль; возможно, они помогут пролить свет на это дело.
P. P. S. Если в своем расследовании вы наткнетесь на документы Челона, обратите внимание, что зачастую он использует кажущуюся ничего не значащей корреспонденцию, чтобы скрыть в ней свои послания. Передайте все Россиньолю.
Часть III
И только изредка я создаю полезное, не мой это путь. Знания – вот единственная цель моей жизни.
Томас Шэдуэлл. Ученый. Комедия и т. д.
Капитан Гатьен де Полиньяк сложил письмо и спрятал в карман своей форменной куртки. Из другого вынул черные четки и принялся задумчиво перебирать бусины. Слегка выпрямившись, он стал напевать под нос "Мистерию" Гауди, проделав это трижды. Закончив, он поднялся с лежавшего на обочине дороги ствола дерева, на котором сидел, и направился к мельнице. Она была выкрашена в ржаво-красный цвет и обладала четырьмя большими, обтянутыми грубой холстиной крыльями, однако они не вращались. Пройдет еще немало времени до того момента, как они снова завертятся, поскольку до урожая было еще далеко. В том числе по этой причине оказалось достаточно просто убедить мельника в том, чтобы на некоторое время тот передал им дом, двор и мельницу. Полиньяк дал мужчине, имя которого уже забыл, тридцать пистолей и посоветовал немедленно отнести золото в Маастрихт или Венло и не показываться здесь ближайшие пару недель.
Мушкетер вошел в здание мельницы. Внутри пахло влажной соломой и прелой мукой. Он узнал, что этот Челон поселился в Лимбурге, в абсолютной глуши, и это поначалу показалось ему странным. За городом чужаки всегда привлекают к себе внимание, даже если не делают ничего необычного. Жизнь крестьян настолько монотонна, что этим беспечным людям даже мертвая косуля на обочине дороги может служить темой для разговоров на протяжении многих дней. Гораздо проще залечь на дно в городах. Так почему этот тип не остался в Гааге или Амстердаме?
Полиньяк поднялся по скрипящим ступенькам наверх. Ответ был прост: Челон жил в поместье Питерсгехефт, примерно в двух милях отсюда, и несмотря на то, что незамеченным остаться не мог, безо всякого труда в свою очередь заметил бы любого шпиона или просто слишком любопытного собирателя ягод. Провинция Лимбург была плоской, как галета, можно было увидеть приближение любого на расстоянии многих километров. Местность просто отвратительная, и оставалось лишь надеяться, что Людовик Великий однажды пробьет плотины и все это исчезнет. Холмов или высоких деревьев просто не существовало, одна бескрайняя равнина. Соответственно, здесь не было никаких наблюдательных пунктов, с которых он и его люди могли бы наблюдать за англичанами, – кроме мельницы.
Полиньяк дошел до уровня галереи. Она находилась ниже вращающейся верхушки мельницы, здесь можно было осматривать окрестности с маленького балкона. Впрочем, это было довольно заметно, поскольку наблюдателя тоже было легко обнаружить. Феррата, его адъютанта, нигде не было видно. "Хорошо, – подумал Полиньяк. – Он забрался в наше воронье гнездо, как я ему и приказывал".
– Феррат, вы там, наверху? – И он поднял голову, глядя на переплетение деревянных брусьев, веревок и шестерней. Под самой крышей что-то шевельнулось.
– Я сижу здесь, наверху, капитан. И вам тоже следует сюда подняться.
– Оно того стоит?
За сегодняшний день Полиньяк забирался туда уже дважды, переходил с одной балки на другую, словно какая-то макака, чтобы добраться до маленького слухового окна в крыше, из которого с помощью подзорной трубы хорошо видно было, что происходит во дворе у Челона, но пока что ничего особенного там не было. Поэтому он не испытывал особого желания лезть туда снова, опять же, напрасно. Он увидел, что широкое бретонское лицо Феррата показалось рядом с балкой. Его черный парик был обсыпан чем-то белым, и это вряд ли была пудра.
– Кажется, дело пошло, капитан.
– Вы не могли бы выражаться несколько яснее, а? Вам есть о чем доложить?
– Думаю, да, месье капитан. Вот только я не знаю о чем. Они чем-то заняты во дворе, возятся с какой-то… аппаратурой. Я такого никогда раньше не видел.
Загадочные слова Феррата пробудили в Полиньяке любопытство, поэтому он ухватился за канат, поставил сапог на выступ в стене и взобрался на первую балку, затем на вторую. Когда он оказался наверху, Феррату, сидевшему свесив ноги с большой поперечной балки, пришлось немного подвинуться, чтобы для Полиньяка нашлось место. Адъютант протянул ему подзорную трубу. Мушкетер выдвинул ее и осторожно просунул в маленькое отверстие.
– Что за чертовщина?
Приходилось признать, что Феррат не преувеличивает. По всей видимости, Челон и некоторые из его приспешников решили воспользоваться погодой, чтобы поработать на улице. Во дворе перед главным зданием они установили несколько столов, заваленных бумагами и другими рабочими материалами. Он увидел рабочую поверхность с множеством стеклянных колб и пиал. Там стоял Челон. С первого взгляда было видно, что этот англичанин человек ученый. Он не был ни мускулистым, ни стройным, и спина у него была круглой, как у всех завсегдатаев кофеен. Тем не менее он буквально лучился энергией. Работал он быстро, насыпал порошки и настойки в стеклянные колбы, что-то толок в ступе. В таких вещах Полиньяк не разбирался, но все это показалось ему похожим на алхимический эксперимент. Спустя минуту или две Челон высыпал истолченный материал в две трубочки и отошел в сторону. Полиньяк повернул подзорную трубу, чтобы проследить за ним.
Англичанин прошел несколько метров до небольшой каменной стены, у которой его ждал другой мужчина. Он был несколько моложе и не похож на англичанина: для этого он был слишком хорошо одет. Возможно, это тот самый еретик-гугенот, о котором писал в своем письме Россиньоль.