Для того, у кого перед глазами действительно предстает этот феномен в таком виде, превращается в полный абсурд и возражение, заключающееся в том, что такая "независимость от сознания" все-таки заключает в себе бессмыслицу, так как мы всегда должны мыслить и представлять предмет для того, чтобы мыслить и представлять его. Едва ли какой-нибудь аргумент представляется мне в большей мере "сформулированным в одних лишь понятиях" и менее всего основывающемся на созерцании, а вместе с тем и на подлинном постижении, чем этот. Достаточно только взглянуть на случай подлинного сознания действительности, чтобы понять, что вполне возможно представить себе предмет как "не представленный". Почему же реальный и совершенно само собой разумеющийся вывод, который следует из моего представления предмета, а именно – что этот предмет в таком случае "мною представляется", должен переноситься на содержание представления?
Теперь мы можем вернуться к нашему совокупному феномену "реального внешнего мира". Если воздавать ему должное, то следует отметить, что он никак не связан с тем, что данное в восприятии содержание в отношении его положения к Я можно оставить там, где оно "преднаходится"; он также не имеет ничего общего с признанием сферы созерцания, которая простирается далее сферы предметов, данных непосредственно в восприятии. Решающим же шагом является здесь то, что тот реальный мир, где мы находим себя размещающимися вместе с нашим телом, мы постигаем как "абсолютно существующий" или как "автономно существующий" в указанном смысле и рассматриваем нашу определенную позицию восприятия в качестве совершенно случайной как по отношению к существованию и характеру, так и по отношению к предметности этого мира.
А именно, этот пространственный мир предстает перед нами в сфере естественного мировоззрения как сам по себе безграничный. Применительно к этому пункту наиболее подходящим является своего рода "негативный" способ выражения; ведь конечно же, нельзя сказать, что пространственная действительность предстает естественному сознанию как "бесконечная" в позитивном смысле. Феномен бесконечности, отличающийся тем, что как таковой его чрезвычайно сложно привести к какой бы то ни было подходящей форме наглядности, едва ли – даже в имплицитном виде – входит в естественное сознание "внешнемирности". Он состоит, скорее, в том, что "внешнемирность" в известной степени "теряется в безграничности". Разумеется, это обстоятельство, сущностно сопряженное с тем, что "и позади меня мир не исчезает", не следует путать с выяснившейся выше возможностью того, что я непосредственно могу видеть продолжение мира у меня за спиной. Первое касается моего сознания пространственной действительности вообще – действительности, которую я не могу, конечно, полностью "обозреть" как таковую, а последнее – доступной в определенный момент сферы возможного созерцания. К рассмотрению отношения этой сферы созерцания к пространственной действительности мы теперь и вернемся.
Но прежде мы хотели бы только еще раз указать на весьма характерное для естественного склада ума сознание того, что нам необходимо только двигаться сквозь сам по себе и для себя безграничный пространственный мир, чтобы всё новые части, принадлежащие ему самому по себе, могли входить в возможную сферу непосредственного восприятия, а следовательно, что единственно только от моего "настойчивого стремления себя к ним приблизить", а вместе с тем – и от моей случайно занимаемой реальной позиции зависит, будут ли входить в мою область восприятия сами по себе и для себя существующие реальные элементы или нет.
Однако случайная ограниченность моего поля восприятия определяется не только этой реальной позицией моего тела в самом по себе существующем реальном мире, но – и тем самым мы вновь возвращаемся к нашим предшествующим разъяснениям – она определяется также тем "фрагментом" этой пространственной действительности, который я могу непосредственно "обозревать". Являющаяся мне в восприятии определенная часть окружающего мира, связанная с моей случайной реальной позицией, зависит, с одной стороны, от случайных реальных "препятствий" (комнатных стен и т. д.), с другой же, от моей физиологической организации в настоящий момент. Но как таковая возможность с этой позиции "проникать взглядом" в пространственную действительность с этими случайными границами не связана; она простирается во всех направлениях и во всех измерениях сквозь все эти препятствия. Мы действительно – в ранее охарактеризованном смысле – с нашего места в пространстве – "проникаем взглядом" сквозь стены комнаты, а также в мир, расположенный у нас за спиной.
Но эта возможность – проникать взглядом в мир "вокруг" с определенной реальной позиции – имеет, в свою очередь, собственные границы, всегда к этой реальной позиции привязанные. Тем самым мы подходим к ответу на один из вышезатронутых нами вопросов. Наш умственный взор обладает определенной шириной охвата, которая устанавливается в соответствии с нашей реальной позицией созерцания. Это выглядит так, что сначала мы можем приблизительно обозревать пространственный мир в присущих ему в себе и для себя измерениях; затем, чтобы иметь возможность вообще схватывать в непосредственном видении отдаленное от нас, умственный взор начинает все больше притягивать к себе то, что от него отдалено; и, наконец, он теряется в неопределенной дали. Для того, чтобы окончательно можно было прояснить этот феноменальный факт и заложенную в нем ограниченность, следует строго удерживать "в уме" реальную позицию тела, из которой мы всматриваемся во внешний мир все далее; ведь, с другой стороны, существуют ситуации, когда мы "в уме" намереваемся переместиться в такое место, откуда мы опять же можем, усматривая, схватывать отдаленную часть пространства, напрямую недоступную для взгляда с фактической реальной позиции. Подробнее вдаваться в эти своеобразные и чрезвычайно интересные сложности у нас здесь, однако, нет возможности.
Указанная взаимосвязь не имеет, разумеется, ничего общего с известными физико-оптическими закономерностями; ибо речь здесь уже вообще не идет о том, что можно "увидеть", т. е. воспринять, в обыкновенно подразумеваемом узком, только естественнонаучном смысле. То, что выявлено здесь только по своему фактическому наличию, будет в своих принципиальных взаимосвязях рассмотрено в наших исследованиях во второй части этой работы, которые посвящены априорным закономерностям, укорененным в видении как таковом.
После вышесказанного прояснилось: лежащее в пределах этой самой по себе еще обозримой области или, точнее говоря, подразумевающееся в качестве там лежащего, может быть схвачено в прямом и непосредственном видении (второй тип представлений). То, что предстает как лежащее за пределами этой области, должно, напротив, вышеописанным образом (первый тип представлений) приводиться посредством созерцаемого репрезентанта к усматриваемой близости (которая как таковая и определяется позицией созерцания). Причем, как выше уже говорилось, имеется еще особый, но очень распространенный случай, когда в ходе переживания представления я в известной мере предаюсь самообману, просто продолжая направлять взор в ту область, которая – как я мог бы вполне осознавать – недоступна моему созерцанию "в принципе".
И далее: так как этот, по существу, неограниченный пространственный мир, где я обнаруживаю себя расположенным вместе со своим телом, полагается для меня именно как единственный "реальный" мир, то очевидно, что признак реальности также неотделим от непосредственно обозримого в данный момент мирового фрагмента, который определяется в своих границах моей случайной позицией созерцания. Таков ответ на наш второй вопрос.