Вместе с принятием к сведению обещания возникают – строго одновременно – требование и обязательство. Носитель обязательства и его противная сторона связаны друг с другом уже охарактеризованным выше отношением. Все отношение в целом, разворачивающееся на основании обещания, мы хотели бы назвать обязательственным [obligatorische] отношением.
Мы уже видели раньше, что обязательственное отношение не является отношением спокойно в себе покоящимся, как, например, собственность. Как и само обещание, оно имеет тенденцию к тому, чтобы его содержание было реализовано носителем обещания. Вместе с тем оно определено к тому, чтобы быть прекращенным. Любому требованию и любому обязательству "присуща" реализация его содержания, не в том смысле, что вместе с их существованием необходимо дано существование действия по реализации, подобно тому как вместе с существованием обещания, которому вняли, дано существование требования и обязательства, но в том смысле, как, например, прекрасному произведению искусства присуще восхищение, а плохому поступку "присуще" возмущение. Если действие по реализации не совершается к тому времени, когда оно должно было наступить, то происходит изменение обязательственного отношения: требование "нарушается". Можно представить, далее, что выполнение требования становится невозможным – будь то в силу того, что носитель обязательства неспособен осуществить обещанное действие, будь то в силу того, что обнаружилась невозможность достижения предполагаемого результата посредством какого-либо действия (в случае обязательств, которые в конечном счете ориентированы на получение реального результата). Нельзя будет, видимо, сказать, что требование или обязательство тем самым потеряли силу. Но возникает, пожалуй, своеобразная антиномия между тенденцией обязательственного отношения к выполнению и фактической невозможностью выполнения. Из обязательственного отношения проистекает тем самым бессмысленность совершенно особого рода. Требование и обязательство становятся неизлечимо больны.
В нормальном случае требование и обязательство, а вместе с тем и все обязательственное отношение теряет силу после реализации содержания обещания – что феноменально не обязательно должно хапактеризоваться как осуществляющий поступок. Наряду с этим есть и второй вид его прекращения – путем отказа [Verzicht]. Как a priori в сущности требования укоренено его прекращение посредством выполнения, так оно может потерять силу и посредством отказа носителя требования. Этот отказ представляет собой социальный акт, адресатом которого выступает носитель обязательства. Впервые мы встречаемся здесь с социальным актом, который не требует другого лица. Отказ относится в конечном счете к тому, от чего отказываются, то есть в данном случае к требованию, он не направлен на некоторое лицо. Однако же он должен быть открыт какому-то лицу – в нашем случае он должен быть открыт носителю обязательства, – чтобы вступить в действие; для него существенна потребность в том, чтобы ему вняли. В тот момент, когда отказ обнаруживается и принимается к сведению, теряют силу требование и обязательство. Здесь мы можем ожидать возражений. Действительно ли можно отказаться от любого требования, может ли, следовательно, лицо, которое было заверено в получении какого-то результата, совершенно произвольно отказаться от получения этого результата? Возможно, придут на ум те случаи, когда кто-то сперва хотел отклонить обещание и только после долгих уговоров согласился на то, чтобы принять его. Может ли он затем уклониться от получения результата от другого лица посредством отказа? Именно этот случай ясно обнаруживает то смешение, которое здесь имеет место. Предполагается, что наличествует обязательство – принять обещанный результат. Однако непосредственно с очевидностью постижимо, что обязательство может возникать из обещания, но никогда из простого принятия обещания или, тем более, из простого усвоения такового. Но мы видели – в случае просьбы и распоряжения, – что за неясным выражением "принятие" может вполне скрываться и обещание. Здесь мыслятся именно такого рода случаи. Если обещание принято согласно настойчивым просьбам, то в принятии, которое здесь одновременно относится к обещанию, содержится собственное обещание – принять результат. Было бы неверно сказать, что затем от требования нельзя отказаться, ибо возможность отказа неизменно укоренена в сущности требования. Однако же, даже если отказываются от требования, второе обещание [принять результат] все еще дает основание для обязательства первоначального носителя требования. Но обязательство по своей сущности и своему смыслу исключает направленность на него акта отказа. Пусть при осуществлении таких актов в реальной жизни многое с трудом поддается констатации, некоторые переживания, в которых эти акты осуществляются, сами по себе также могут быть смутными и расплывчатыми, неразличимо переходя друг в друга. Но сами акты различаются совершенно отчетливо; в их чистых идеях коренятся достоверные и неизменные законы.
По своему смыслу обязательства исключают отказ, но допускают расторжение [Aufhebung]. Спрашивается, какого рода это расторжение, и при каких условиях оно становится действенным. Есть отречение [Widerruf] от обещания. Если отречение значимо [gültigen], то тем самым расторгается обязательство и требование. Отречение – это социальный акт, для которого, как и для отказа, не требуется другого лица. Его интенциональным коррелятом является обещание, его адресат – это адресат обещания. Отречение и отказ различаются по всем существенным пунктам. В то время как возможность отказа заключена в сущности требования, возможность отречения никоим образом не заключена в сущности обещания. Обещание как таковое не подлежит отречению, оно также не подлежит отречению, как, например, само отречение и отказ. Разумеется, всегда есть возможность, осуществить акт отречения – точно так же, как и акт отказа. Однако в то время как последний является действенным непосредственно, первый сам по себе не действенен. Если мы рассматриваем эту ситуацию с точки зрения самого отрекающегося и отказывающегося, то можно сказать: и тот, и другой акт могут быть осуществлены в любое время. Однако лишь отказывающийся носитель требования может расторгнуть посредством своего акта обязательственное отношение, отрекающийся носитель обязательства не может этого сделать прямо. Естественной возможности [Können], которая имеет место как в случае отречения, так и в случае отказа, только в одном случае соответствует возможность, действенная в правовом социальном отношении или, как мы будем коротко выражаться, правомочность [rechtliches Können].
Сколь достоверно это, столь же достоверно и то, что отречение может быть действенным при определенных обстоятельствах, что, следовательно, и со стороны того, кто отрекается, может иметь место правомочность. Спрашивается теперь, что же придает ему эту [право]мочность. Эта правомочность также может быть обнаружена чисто a priori; ссылка на какое бы то ни было позитивное право была бы совершенно излишней и также ничему не могла бы научить нас при нашей постановке проблемы. С самого начала ясно, что только носитель требования может придать отрекающемуся правомочность, ибо речь идет о расторжении его требования. Ясно, далее, что мы не можем ограничиться здесь теми социальными актами, что встречались нам до сих пор. Согласно сущностному закону исключено, например, чтобы носитель требования мог бы создать эту правомочность посредством обещания. Он мог бы обещать отказаться от требования на случай отречения. В таком случае отречение имело бы своим следствием возникновение требования отказа, но не прямое прекращение требования. Речь здесь идет о совершенно иных актах. Правомочность или даже право на отречение должно быть "предоставлено", "придано" обещающему. И это предоставление [Einräumen] права или правовой возможности – направленный на другое лицо социальный акт, с которым мы позднее познакомимся поближе, – направлено от носителя требования к обещающему. В тот момент, когда последний узнает об этом предоставлении, он правовым образом властен отречься. Осуществит ли обладатель такого рода власти этот акт отречения или нет – это его дело. Во всяком случае создано основание, которое делает действенным осуществляемое отречение, то есть прекращение обязательственного отношения. Позднее нам представится возможность обратиться к этим рассуждениям в более широком контексте. […]