* * *
Выступили из Карачева лишь на третий день. Как воевода не торопил, раньше не получилось. Петр ему устал объяснять:
- Путь дальний. Собраться надобно. Обоз подготовить.
- Зачем тебе обоз большой? - не понимал Михеев.
- Если люди там живут, то на телегах и повезем. Не гнать же пешими. - втолковывал.
- Да зачем везти-то их? Вешай прямо там разбойников!
- А ежели не разбойники они? А ежели там и бабы и дети малые? - не сдавался Суздальцев.
- Ух, и настырный же ты, капитан! - морщился воевода, - Всех защищаешь! Что за слуга государев из тебя? А еще на войне дрался!
- На войне-то, воевода, все просто. - усмехнулся невесело Петр, - там все ясно. Вон неприятель и бейся с ним. Не сдается - убивай, сдается - не моги. В плен бери.
- Как это не моги? - не понимал Михеев, пороху не нюхавший. - Враг он и есть враг. Что хочешь то и твори с ним.
- А вот и нет! - обрадовался даже Суздальцев. Нос утереть воеводе. - Сам Петр Алексеевич запретил строго настрого. Когда Нарву брали у шведа, он при мне заколол самолично нескольких наших солдат, что после сигнала о сдаче убивать шведов продолжали. - наврал слегка. Сам-то не видел, Андрей Сафонов ему рассказывал. Ну да не страшно. Правда ведь.
Царево имя впечатлило, конечно, воеводу. Хотя и хмыкнул недовольно.
- Что, не веришь? Слову царскому? - добил его Суздальцев.
- Верю, верю. - замахал Михеев. Ну его, оглашенного. Что у него покалеченного на уме? Скажет еще где-нибудь, дескать воевода Михеев слова ругательные про царя говорил, недоверие выказывал. Шут его знает, как оно там на войне. И торопить опять принялся:
- Давай, давай, поспешай капитан. А то прознают про сборы наши долгие, разбегутся.
Пошли наконец. Впереди Суздальцев, с ним мужик рядом на кобыле. Руки за спиной связаны - не сбежал чтоб. Позади драгун полсотни, за ними обоз из двух десятков телег тащится. На них мужиков посадских посадили, насильно от дома оторвав.
Осень уже была. Леса брянские в наряд золотой оделись. Огнем горят деревья. А рябины-то, рябины! Словно кровью красной ветви забрызганы.
- К холодам знатным! Знать зима сурова будет. - плетью показав, заговорил Суздальцев с проводником подневольным.
- И к кровушке. - тот отозвался угрюмо, в сторону кося.
- И к этому, - кивнул капитан. - Тебя, как кличут то?
Мужик помолчал малость, потом буркнул:
- Емельян!
- Как взяли то? - поинтересовался. Видя, что нерасположен проводник к разговору добавил. - Да не допрашиваю я тебя. Не изба ж у меня съезжая. Мое дело солдатское.
- Солдатское дело воевать с супостатами, а ты вон едешь, драгун понабрав, с людьми добрыми худое учинить. - огрызнулся мужик, глазами зыркнул и отвел снова.
- Я слуга государев, Емельян. Сполняю указ воеводский, а тот царем назначен. И не воевать буду. Добром попрошу, казнить не намерен никого, коли воров там не сыщется.
- Царь ваш антихрист! - зло кинул Емельян, - и указы его антихристовы.
- Дурак, ты, Емельян. - незлобливо ответил. - Видал я царя нашего. И не раз. Суров, горяч. Но рогов и копыт у него отродясь не было. - посмотрел насмешливо. - А что мы все тремя перстами крестимся, то есть ли разница как?
- То печать антихристова! - взбеленился мужик, аж напрягся весь. Но веревки крепкие, не вырвешься.
- Дурак, как есть дурак! В Бога одного веруем, иконам одним поклоняемся. Ан заладил. Антихристы все вокруг него! Ладно, оставим споры сии монахам ученым. Как взяли-то спрашиваю? - повторил Суздальцев.
- По глупости. - буркнул Емельян.
- Во, видишь, был бы умный, не попался.
- От вас спрячешься. Под землей найдете!
- Найдем, коли вором окажешься. Но ты ж не вор?
- С ворами связался. - неожиданно ответил мужик.
- Что так?
- Да Карачев проехал уж было. На лесной дороге зазевался под вечор, меня кто-то по темечку кистенем сзади тюкнул. И все. Как подобрались и не знаю. Очнулся, голова в крови, сам в веревках. Как сщас.
- Кто такие?
- Разбойнички вестимо.
- Ограбили?
- Что грабить то? Ветер из котомки? - встрепенулся Емельян, сморщился - веревки впились, сник опять. - Коня вот забрали. - понурился.
- А чего не убили? Они вроде б живых-то не оставляют. Вона помещика с неделю назад ограбили и до смерти забили.
- Говорили они про то. Похвалялись!
- Ну-ка, ну-ка, - аж остановился Суздальцев, за поводья Емельянова коня ухватился. - сказывай все.
- А что сказывать? Говорили они так мудрено, что половину и не понял.
- Говори, что понял.
- Будем, говорили, кафтаны шить.
- Это грабить в смысле…Знамо те самые… - задумчиво сказал Петр. Поводья отпустил, дальше тронулись. - Ну что ж тебя они пожалели?
- С собой позвали.
- От чего честь такая?
- Стрелец я бывший! - мужик глянул настороженно на капитана. А тот ехал невозмутимо. Не произвело впечатления.
- Что с того? У меня на Москве вся ватага товарищей из детей стрелецких была.
- А-а-а. - протянул Емельян, - тогда понятно.
- Чего понятно-то тебе? - опять посмотрел насмешливо.
- Не такой ты, как все, капитан.
- А какой? - с интересом.
- Непонятный одним словом.
- Ну не можешь понять и не надо. А дале что?
- А дале делать нечего. Иль прирежут, или с ними подавайся. Вот и подался. К душегубам этим. Токмо не долго. На другой день на казаков городовых нарвались. Эти…воры, аки змеи в лес уползли, а меня повязали.
- А сам-то не душегуб? - посмотрел строго.
- Был грех. - кивнул мужик. - когда бежал, да еще одну душу христьянскую спасал. Сколь уж потом молитв отчитал, да поклонов отбил. Все едино - камень на душе. Да и опять, вот веду вас. Людям на погибель. Не сдюжил под пыткой! Мало, мало веры у меня. - головой замотал, зубами заскрипел. - прав был Досифей, ох, прав!
- Кто такой Досифей?
- Старец наш. Тама, в обители.
- А много народу-то обитает в скиту?
- Душ с полсотни, может чуток поболе. Капитан, - вдруг обернулся к Суздальцеву всем телом - и в правду убивать их не будешь?
- Зачем мне это? - подал плечами Суздальцев. - Я ж сказывал тебе, не душегубы мы. Слуги государевы.
- Перекрестись! - прямо потребовал Емельян.
- Да, на! - перекрестился.
- Фу, - выдохнул мужик. - Хоть чуть меньше грех мой будет.
* * *
- Откройте! Откройте скорее! - стучал кто-то в ворота. Еще и светать не начало. В скиту просыпаться стали от грохота и криков. Дедушка Антип, в сторожах сидевший, то ж очнулся, побрел к воротам, кряхтя старчески:
- Вот супостаты, что удумали. Барабанить ни свет, ни зоря. Вот ужо Досифей взъяриться. Хто тама такой бойкой? - ворота открывать не стал. Дощечка была сделана хитрая. Отодвинуть, и посмотреть сперва можно. А за забором, в полумраке предрассветном, толпа целая. Поселяне собрались.
- Чего вам надобно? - прикрикнул на них вполголоса Антип. - Чего пожаловали? Спать мешаете христианам.
- Дедушка Антип. - бабы заголосили, - Беда, дедушка! Солдаты идуть. С ружьями. Конные. Не иначе по нашу душу. Емельян их ведет. А с ними телеги. Разбуди, старца Досифея, Христа ради. Пущай скажет, что делать то.
- Ох ты, Господи! Беда-то! - дед ворота оставил запертыми, захромал к дому молельному. Покудова добрел, уже сам Досифей на крыльцо вышел. Стоял в рясе монашеской черной, одной рукой на посох дубовый опирался, другой крючьями пальцев за стену бревенчатую. Сгорбленный, сухой, как щепка, лишь глаза сверкают в полумраке.
- Чего там, Антип? Что за шум устроили?
- Мужики да бабы набежали. - Антип поклонился, сколь старость позволила, да нога под Азовом раненная, - кряхтя распрямился, - сказывают солдаты конные идут. Емельян, вроде б ведет их.
- Предал, пес поганый! Эх, не зря не верил ему. Все не сиделось. Все на Дон податься хотел. Сбежал аспид. И беду привел в место праведное. Чего стоишь истуканом? - прикрикнул Антипу, - Давай буди всех наших и в храм зазывай. Молебен последний отслужим, Господу нашему, чтобы принял души наши, аки безгрешные и Царствием Своим осчастливил. Шевелись, старик.
- А эти как же? - спросил Антип.
- Какие эти?
- Ну те. За забором?
- До них мне дела нету! Куда хотят пусть и разбегаются. - отрезал старец. - Мне от Антихриста наши души спасать надобно. В храм всех, сказал! - крикнул Досифей и посохом, что есть мочи, в пол вдарил.
Глава 19 Самосожжение
Ехали они сначала по тропам, сперва явным, после чуть пробитым, потом вовсе во мху исчезшим, что не оставляет на себе ни единого следа. Емельян по знакам шел, лишь ему ведомым, а прочему глазу непостижимым. Деревья становились все шире и шире, они захватили верхушками могучими все пространство над землей, словно сговорились, не пускать сюда хилых и тощих своих сородичей. Одни их вершины светом солнечным живут, под ними все мрачно. Только изредка луч яркий пробивает украдкой сквозь ветви, обвивает ствол лентой пестрой и кропит мох росою золотой. Все тихо в лесу тишиною мертвой.
Далеко еще? - спросил Емельяна Суздальцев. - на четвертую ночь уж устраиваемся. - Драгуны с коня мужика стащили. Стоял ноги затекшие разминал. Петр сам спустился, поводья денщику кинул.
- Развяжите! - приказал. Освободили руки Емельяну. Потянулся мужик.
- Завтрева выйдем. - пояснил. - Уже недалече. Версты две остались.