- Нет, - сказал рыбак, - к счастью, нет. Вы когда-либо слышали о правительстве, тратящем деньги? Нет! Собирать - это да. Налоги, налоги, налоги. Но потратить их на порох и ядра? Нет! И это - плохой порох, к тому же. Ведь когда последняя батарея Санта-Флорентины стреляла, знаете, что произошло? Это было смехотворно. Все десять орудий должны были палить разом, но увы! Только одна пушка выстрелила. Когда они выбили ядро и порох из других девяти, они нашли, что это был плохой порох. Влажный и низкого качества. Хорошая вещь, иначе мы рыбаки голодали бы.
- Плохой порох означает хороший лов рыбы, это бесспорно, - согласился Рэймидж. - А как насчет этих? - он указал на холмы справа. - Есть какие-нибудь скалы, чтобы беспокоиться из-за них?
- Нет ни одной. Но эти самые близкие холмы, - он указал направо, на два небольших холма, похожих на сахарные головы, и один более высокий за ними (Рэймидж прикинул, что его высота больше шестисот футов), с замком на вершине, - они гасят ветер с северо-запада. Я видел много трехпалубных кораблей, заштилевавших там и дрейфовавших почти до Санта-Анны, прежде чем они смогли повернуть. А еще они построили тот большой замок на вершине: это делает ветер еще более сумасшедшим. Кастильо де Галерас, они называют его, но я мог бы придумать имечко получше. И та батарея ниже, почти на пляже. Вы знаете, как они называют ее? Батарея Апостолов. Это - богохульство, не иначе: никакой апостол не навредил бы рыбаку - вспомните Св. Петра. Но эти омерзительные пушки…
И еще видите большой холм снаружи, при входе? Это - Пунта де Навидад, и можете догадаться - другая батарея. Богохульные свиньи, - ворчал он. - Я говорил священнику много раз, что это кощунство - называть батареи в честь святых и святых реликвий, когда все пушки только и делают, что отгоняют рыбу и оставляют честных людей, вроде меня, голодать после целого дня возни с сетями.
Рэймидж кивнул сочувственно, потом посмотрел на несколько небольших суденышек каботажного плавания, стоявших у причала под разгрузкой. Ближе всех стояла шебека "Ла Провиденсиа" - прекрасный образчик одного из самых красивых судов в мире и, для своего класса, одного из самых быстрых.
У нее был узкий гладкий корпус венецианской галеры, но с большим числом бимсов, и ее вытянутая изящная корма и тонкий бушприт особо выделялись на фоне неуклюжих, с округлыми скулами, корпусов военных кораблей. Ее корма спускалась к гакаборту изящной кривой, постепенно сужаясь, так что высилась над водой всего на несколько футов. Но для глаза, непривычного к обычаям Средиземноморья, наиболее поразительной особенностью было ее парусное вооружение: у нее было три мачты и латинские парус. Хотя грот-мачта была вертикальной, фок-мачта склонялась вперед, а бизань - к кормовой части. У каждой мачты был длинный, тонкий рей, расположенный вдоль судна и подвешенный диагонально, так что передний конец находился на уровне палубы и мягко изгибался по собственным весом. Треугольные паруса были свернуты, и все, что Рэймидж мог видеть, подтверждало репутацию этого самого простого и самого эффективного парусного вооружения.
"Ла Провиденсиа" была единственным судном у причала, с которого ничего не выгружали. У нее были пушечные порты по обеим бортам, и позади каждого из них - намного меньший порт для весла, так, чтобы в штиль команда могла грести. "Ла Провиденсиа", предположил Рэймидж, вероятно, капер: у нее новые паруса, и ее оснащение выглядит новым. И окрашена она слишком красиво для грузового судна.
Он кивнул на прощанье старику и прогулялся вдоль причала, чтобы приглядеться поближе. Да - через порты он мог видеть, что канаты, крепящие пушки, все новые. Очевидно, владельцы решили, что, раз теперь Испания вступила в войну, можно заработать больше денег каперством (так как британские торговые суда из Леванта должны были проходить в нескольких милях к югу от Картахены, чтобы попасть в Кишку - так Гибралтарский пролив был известен поколениям моряков), чем перевозкой грузов. И они правы.
На палубе был только один человек, и Рэймидж, усевшись на соседний кнехт, тер бровь, словно он вспотел и решил передохнуть, поскольку никуда не спешит. Медленно и тщательно он изучал шебеку, запоминая расположение каждого шкота, фала и браса. Он достаточно часто видел, как шебеки лавируют в гавани, чтобы представлять, как управлять большими латинскими парусами, и как только он возвратится в гостиницу, он сделает несколько эскизов и пошлет матросов на причал изучать судно.
В то время, как Рэймидж осматривал гавань и шебеку "Ла Провиденсиа", Джексон нашел офис американского консула и договорился об аудиенции для четырех обладателей Протекций на четыре часа того же дня. Бой часов собора только заполнил собой весь порт, когда Джексон привел их в консульство, построенное сразу за главными воротами на Королевской площади.
Рэймидж был благодарен за то, что консул, в отличие от испанских и итальянских чиновников, не считал необходимым заставить их ждать полчаса, чтобы продемонстрировать свою значимость. Вместо этого, когда они вошли в приемную, чей-то спокойный голос пригласил их в кабинет. Рэймидж прилагал сознательное усилие, чтобы казаться столь же взволнованным, как Стаффорд и Фуллер, надеясь предоставить объяснения Джексону.
Консул был высоким, седым человеком с мерцающими голубыми глазами, и когда четверо моряков вошли в кабинет, он убирал со столика разложенные там игральные карты.
- Добрый день, - сказал он бодро. - Вы прервали мой пасьянс, но, к счастью, я как раз достиг точки, когда мог победить только обманом. Итак, что я могу сделать для вас?
- Мы моряки, - сказал Джексон. - Мы…
- Мы думали, - сказал Рэймидж так же нервно, - что…
Консул перетасовал карты и начал раскладывать новый пасьянс. Рэймидж, предполагая, что он делает это, чтобы они не так волновались, продолжил колеблющимся и неуверенным голосом:
- Испанцы спасли нас с британского военного корабля, сэр. Давным-давно нас всех насильно завербовали. Испанцы… Ну, мы показали им наши Протекции, сэр, и они… Ну, как только мы добрались сюда, они освободили нас.
Консул поднял листок бумаги:
- Николас Гилрой, Томас Джексон, Билл Стаффорд и Генри Фуллер?
- Так точно, сэр!
- Да, адмирал написал мне о вас. Он даже заплатил вам задолженное жалованье, я полагаю.
- Да, сэр - более или менее.
- Несколько меньше, чем было на бумаге? - спросил консул проницательно.
- Приблизительно на одну треть, сэр.
- Вам повезло. В этой стране у всех липкие руки.
Любопытное выражение, подумал Рэймидж. Консулу не нравятся испанцы? Если так - а это вполне возможно, если он долго живет в Картахене, - то он может быть весьма полезен.
- Таким образом, мы здесь, сэр. Они пробовали заставить нас служить в испанском флоте, но мы настаивали на наших правах.
- Да, конечно, - сказал консул сухо. - Могу я взглянуть на ваши Протекции?
Четверо стали копаться в карманах. Джексон первым нашел документ, развернул его и, разгладив складки, положил перед консулом, который зачитал половину вслух, половину про себя:
- Томас Джексон… Чарлстон, Южная Каролина… рост приблизительно пять футов десять дюймов…
Он посмотрел бумагу на свет, чтобы проверить водяные знаки, затем свернул, отдал Джексону и взял другие три, зачитывая некоторые детали вслух:
- Вы - Стаффорд?
Когда Стаффорд ответил, брови консула поднялись:
- Вы родились в Америке?
- Нет, сэр. Увезен туда ребенком.
- В самом деле? А вы должно быть Фуллер? - спросил он, оборачиваясь к жителю Суффолка, который кивнул. - Без сомнения, вы также попали в Америку ребенком?
- Да, сэр! - ответил Фуллер нетерпеливо. - Маленький как колюшка.
Рэймидж чуть не рассмеялся и над акцентом, и над неизбежным намеком на рыбу.
- А вы, значит, Гилрой.
Несколько секунд Рэймидж смотрел на консула, не понимая, потом ответил поспешно, стараясь, чтобы его голос звучал безразлично, насколько это возможно:
- Да, сэр: Николас Гилрой.
Консул вернул им Протекции и спросил:
- Что вы хотите, чтобы я сделал для вас?
- Если бы вы могли помочь нам получить места на судне, идущем в Америку…
- Не слишком трудно, но вам, может быть, придется долго ждать.
- О, - сказал Джексон печально. - Я не видел дом целых три года.
- Хватит у вас денег, чтобы было на что жить, пока вы ждете?
- Зависит от того, сколько времени ждать, сэр.
- Конечно, конечно. Но так или иначе, в настоящее время у вас достаточно испанских денег. Между прочим, Стаффорд, сколько вы заплатили за эту Протекцию?
- Два фунта! - воскликнул Стаффорд и опустил глаза, понимая, что попал в ловушку.
- Не смущайтесь, - сказал консул, улыбаясь. - Пять фунтов были обычной ценой, когда я приплыл из Нью-Йорка два года назад. Я полагаю, Гилрой и Фуллер заплатили больше.
Рэймидж понимал, что все они, за исключением Джексона, единственного подлинного американца, были теперь во власти консула. Он также понимал, что этому человеку по крайней мере пятьдесят лет, а американская Независимость была объявлена немногим больше двадцати пяти лет назад, и акцент казался знакомым… Он может многое для них сделать. Ясно, что теперь не время притворяться.
- Я не знаю, что заплатил Фуллер, сэр, но моя стоила много больше. Это не означает, что вы нас…
- Нет, не волнуйтесь. Вы не единственные англичане с американскими Протекциями, И я родился англичанином, только я позаботился о том, чтобы стать американским гражданином законным путем.
Рэймидж не мог сопротивляться импульсу:
- Корнуолл, сэр?