Но разве виновата только я одна? Ведь это было всего лишь следствием того, что началось у нас в семье гораздо раньше. Мы непрерывно требовали друг от друга чего – то, ничего не давая взамен… Есть люди, которые считают, что в особо сложные моменты, когда кажется, что нет никакой возможности продолжать жить вместе, нужно идти на компромисс, а я вот думаю, что прежде всего нужна любовь. Нужны общие воспоминания, которые дарят нам красоту и придают сил… которые заставляют тебя думать: «А ведь мне хорошо с этим человеком». И если в тебе еще осталось желание дышать этим общим семейным воздухом, желание быть вместе несмотря ни на что – значит, еще есть надежда.
Я прекрасно все поняла.
Казалось бы, ну подумаешь, тетка разболталась, решила поделиться своим плачевным жизненным опытом, но в ее голосе слышались ужас и боль человека, который нашел в себе смелость разрушить, сломать…
Джюнко ушла, и я осталась на кухне одна. Здесь было солнечно и жарко, как на полуденном пляже, мне захотелось пить.
Я достала из холодильника гренки и сок, уселась на диванчик перед телевизором и принялась за еду.
И тут вдруг поняла, что у меня натуральное похмелье.
Начала вспоминать, с чего бы это. Вспомнить удалось не сразу. Память работала не спеша, зависая, словно старый компьютер, со скрипом считывающий информацию с дискеты.
Ну, наконец-то!
Всю прошлую ночь, до самого утра, мы пьянствовали с Эйко.
Вчерашним вечером в старенький, грязноватый, но очень крутой бар, в котором я работаю почти каждый день, позвонила Эйко – самая красивая, самая элегантная из моих давних подружек.
– Сакуми, это правда, что ты ударилась головой и лежала в больнице? – спросила она.
И я удивилась. Неужели мы так давно с ней не виделись? А ведь кажется, встречались только вчера…
Но через несколько часов, встретившись с ней, как и договорились, в расположенном неподалеку от моей работы круглосуточном питейном заведении, я поняла, как много воды утекло с тех пор.
Эйко выглядела шикарно. В сто или двести раз шикарней, чем я могла себе представить. Вначале я даже перепутала ее с хостесс, которая завлекает посетителей в заведение; в результате чего почувствовала себя не в своей тарелке, когда эта самая хостесс вдруг заулыбалась мне и приветственно помахала рукой…
Я вошла в залитое светом флуоресцентных ламп полупустое заведение, обвела его глазами в поисках Эйко. За стойкой и на кухне копошился обслуживающий персонал в стилизованной униформе: «японцы глазами иностранцев». Из посетителей: молодая парочка, напившийся и уснувший дедок, три шумные корпоративные компашки и броская хостесс (по крайней мере, я решила, что это хостесс).
– О! Сакуми из «Блюберри» пожаловала, – подал из-за стойки голос хозяин заведения. Его нисколько не смущал тот факт, что бар, в котором я работаю, называется «Берриз». «Блюберри», «Берриз» – какая разница. К тому же здешний хозяин очень гордился своим черничным коктейлем «Блюберри сауэр», наверное, поэтому и запомнил меня как «Сакуми из «Блюберри»«.
И вот посреди этого полупустого ночного заведения моя неузнанная давняя подруга улыбнулась мне яркими напомаженными губами и приветственно вскинула руку с алыми ногтями.
Я, сбитая с толку словами хозяина, машинально помахала ей в ответ и снова обвела зал глазами. И лишь спустя несколько мгновений это сияющее улыбкой лицо наложилось на тот образ, который я хранила в памяти. И когда два эти образа слились воедино, я испытала удовольствие. Удовольствие узнавания.
На совершенно, казалось бы, незнакомом лице вдруг обнаружился такой знакомый, безупречной формы нос, затем и остальные черты молниеносно стали почти родными.
Это как найти правильный ответ в работе над ошибками.