Тишка, отлично знавший значение этой команды по прошлым плаваниям, подхватил черпак, всплывший посредине лодки, я начал вычерпывать из нее воду.
- Раздевайся, барчук, - посоветовал он. - Плыть придется далеко.
Вася, стоявший в воде чуть не по колена, не тронулся с места. "Где же это видано, чтобы капитан корабля во время бури снимал с себя панталоны! Даже когда корабль гибнет, он велит привязать себя к мачте и идет вместе с ним на дно".
Но вскоре Вася должен был пожалеть, что пренебрег советом Тишки, так как новый порыв ветра опрокинул дощаник.
И тут Тишка вдруг преобразился. Его синие глаза, глядевшие до этого немного сонно, вдруг оживились. В них блеснула сила. Он поддержал Васю за плечо и помог ему ухватиться за опрокинутый дощаник.
- Лезь на днище! - командовал он теперь, хотя Вася свободно держался на воде.
Вася вскарабкался на осклизлые доски дощаника.
- Разоблачайся! - продолжал командовать Тишка. Отфыркиваясь и дрожа от холодной весенней воды, Тишка помог барчуку освободиться от сапог и мокрой одежды.
Потом мальчики поплыли к берегу, бросив на волю судьбы славный корабль "Телемак" с парусом и колесом от прялки. Плыли сажонками, легко и свободно, хотя Тишка держал в зубах барские сапоги.
А на берегу все было по-прежнему спокойно: пели птицы, в зелени сосен дрались звонкоголосые иволги, где-то баба шлепала вальком, где-то звонко ржал жеребенок.
Глава вторая
ГДЕ ТИШКА?
Тетушка Екатерина Алексеевна вошла в классную комнату, когда Вася, сидя за огромным дубовым столом, освещенным весенним солнцем, учил наизусть стихи о похождениях хитроумного Одиссея, сына Лаэрта и Антиклеи, царя Итаки.
Книга была французская и стихи трудные, хотя и прекрасные.
Вася хорошо знал эту книгу, прочитанную им вначале с большим увлечением. Но с тех пор, как Жозефина Ивановна в наказание за провинности стала заставлять его учить отсюда наизусть целые сцены, он возненавидел этого греческого героя.
Нет, он никогда не будет Одиссеем! Он не будет сражаться с троянцами рядом с Диамедом и Нестором, не наденет доспехов Ахилла, не ступит на черный корабль, возвращаясь в обильную солнцем Итаку, и бури не будут носить его по морю, заставляя блуждать по неведомым странам киконов, лотофагов, циклопов, и нимфа Калипсо не будет держать его в долгом плену.
Так думал Вася, стоя перед тетушкой, не опуская головы. Он не чувствовал себя виноватым.
Некоторое время они стояли друг перед другом молча. Она - высокая, прямая, в строгом черном платье, от которого ее голова казалась еще более седой. И он - двенадцатилетний мальчик, плечистый, крепкий, с пытливым взглядом темных и острых глаз.
Наконец тетушка, не опускаясь в кресло, поставленное для нее в классной, обратилась к нему по-французски.
- Базиль! - сказала она. - Опасаясь за собственное сердце, я отложила наше объяснение на сегодня...
Вася молчал.
- Понимаете ли вы, сударь, весь ужас содеянного вами вчера?
- Нет, тетушка, - просто отвечал он.
- Ах, вот что!.. Значит, вы из тех преступников, которые не имеют мужества или не хотят сознаться в своей вине.
- Вины своей не вижу.
- Еще лучше! Продолжайте! - сказала она, опускаясь в кресло. - Ну? Что же вы молчите?
- Покойный папенька желал, чтобы я был моряком. Я учусь тому ремеслу.
- Вы дворянин, сударь! У дворян нет ремесла. У них есть служба царю и отечеству, - строго заметила тетушка. - Если бы вы... я боюсь даже произнести это слово... если бы с вами случилась беда? Вы могли утонуть в этом грязном пруду. Кто отвечал вы за вас? Вы прекрасно знаете, что по решению родственников на меня было возложено ваше воспитание, хотя я прихожусь вам только дальней родней. Но я приняла этот крести должна нести его. Кто же отвечал бы, если бы с вами случилось непоправимое несчастье?
- Но пока ничего не случилось, - отвечал Вася. - А в будущем может случиться, ежели к тому я не буду заблаговременно готов.
- Я вижу, что у вас на все имеется ответ, Базиль! Это делает честь быстроте вашего ума, но не свидетельствует о вашем добром воспитании, за что, впрочем, ответственны не вы, сударь, а я... Предупреждаю вас, что за ваш вчерашний проступок, в котором вы к тому же не хотите раскаяться, вы будете лишены мною права выходить из дома всю неделю. И сладкого вы тоже не получите. Обедать будете за отдельным столом. А гулять впредь-только под присмотром вашей гувернантки... Я потому с вами так строга, сударь, что вы имеете все возможности к приятным и достойным дворянина занятиям. У вас есть верховая лошадь, книги, у вас есть, наконец, ослик, достать которого мне стоило больших хлопот. Вы не цените моих забот о вас и причиняете мне огорчительные неприятности...
- А где Тишка? - спросил вдруг Вася.
- О ком вы думаете, сударь! - горестно воскликнула тетушка. - Этот испорченный раб там, где и надлежит ему быть.
- Почему испорченный? - спросил Вася.
- Не надоедайте мне вашими вопросами, сударь, - отвечала тетушка, начиная гневаться все сильней. - Я отправлю вас немедленно в Петербург, в пансион, где вы будете пребывать до поступления в корпус!
- Если вы наказали Тишку, тетушка, то это несправедливо,- стоял на своем Вася. - Виноват во всем я один: из-за меня он упал в лужу, я же приказал ему кататься на нашем корабле "Телемаке". Я прошу наказать, если то нужно, только одного меня.
- Вы самонадеянны не по возрасту, - отвечала тетушка, поднимаясь с кресла. - Посидите эту неделю дома и подумайте хорошенько над тем, что вы сделали и как вы говорите со мною. И молитесь... да, молитесь нашему милосердному творцу. Я тоже буду молиться за вас. О том же буду просить и отца Сократа.
И тетушка, протянув Васе для поцелуя свою белую, но уже тронутую восковой старческой прозрачностью руку, быстро вышла из классной.
Вася остался один. Белела раскрытая книга на большом дубовом столе.
- Одиссей, сын Лаэрта... Тишки не было.
Вася подошел к окну и распахнул его.
За окном стояло теплое ясное майское утро. Чистый и вольный ветер приносил с собой из березовой рощи запах распускающейся листвы, крик грачей и далекое кукованье кукушки.
Вася долго смотрел из окна вдаль. Его неудержимо потянуло из этой скучной классной комнаты на волю, в поле, в лес, к пруду, который теперь казался особенно притягательным. Свобода, о которой еще вчера он не думал, так как никто ей не угрожал, сегодня сделалась мучительно сладкой. Одиночество показалось Васе нестерпимым. Ему стало жалко самого себя, закипевшие в груди слезы подступали все ближе и ближе к горлу, вдруг брызнули из глаз и потекли по лицу.
Над ухом его раздался старческий дребезжащий голос. Вася быстро вытер слезы и обернулся. Перед ним стояла маленькая седенькая старушка и печально смотрела на него.
Это была Жозефина Ивановна, его гувернантка и терпеливая наставница в науках.
- Базиль, - сказала она, - почему вы не учите Одиссея?
- Потому, что он мне надоел, - ответил Вася.
В минуту гнева ему очень хотелось сказать этой крошечной француженке, что и она надоела ему, как и все другие в этом доме, который они обращают в тюрьму для него. Но, вспомнив ее постоянную доброту, ее простые рассказы о тяжелой жизни в родной Нормандии, о том, сколь горек и случаен был ее хлеб на чужбине, он сдержался и сказал:
- Задайте мне что-нибудь другое, мадемуазель Жозефина. - И, помолчав немного, спросил с прежним упрямством: - Где Тишка?
Старушка приложила палец к губам.
- Тишки нет, - ответила она шопотом, оглядываясь по сторонам. - Тетушка приказала, чтобы он пошел в свой дом, к своей маман. Я вам принесла другую книгу, Базиль. Когда вы не будете сердиться, вы ее прочтете. Я нашла ее в шкафу у вашего папа.
Вася взял из рук француженки книгу и, даже не заглянув в нее, отложил в сторону.
Жозефина Ивановна вышла. А Вася решил тотчас же, несмотря на запрещение тетушки, покинуть классную и итти разыскивать Ниловну, которая одна могла знать, где Тишка.
Старший сын многодетной вдовы, птичницы Степаниды, Тишка попал в господский дом после долгих хлопот матери перед нянькой Ниловной и няньки Ниловны перед тетушкой. Степанида радовалась за него и гордилась им, забегая иногда на кухню, чтобы хоть одним глазком взглянуть на свое детище, щеголявшее теперь в мундирчике со светлыми пуговками во всю грудь. И вот теперь все пошло прахом. И виною Тишкиного несчастья был он, Вася, он один!
Вася решительно перешагнул порог классной и тут же столкнулся с Ниловной. Несмотря на то, что Ниловна была стара, куда старше тетушки, ни единой сединки не было еще в ее туго зачесанных, черных, как смоль, волосах.
- Ты куда это, батюшка? - строго спросила она, загораживая Васе дорогу.
- Нянька, это верно, что Тишку прогнали? - обратился к ней Вася.
- Чего, чего ты? Гляди-кось! Эка важность - Тишка! - отвечала нянька своим бабьим баском. Но в скорбном выражении ее голоса Вася услышал упрек себе и понял, что няньке жалко бедного Тишку.
- Нянька, - сказал Вася, - в этом я виноват...
- Виноват аль не виноват, а Тишка должон понимать, - не маленький, чай, - что не господское он дитё. Вишь, тетушка разгневалась на тебя. Иди-ка, батюшка, в горницу.