2
Революционно-патриотические мотивы неизменны в творчестве советских поэтов. Они всякий раз находят особые формы. Но мысль едина и едино восприятие жизни, самого в ней характерного: контраста новой реальности по сравнению со старым.
Вырабатывался новый тип поэта - активного общественного деятеля, строителя советского государства, советской культуры. Такими поэтами были многие из тех, о ком идет речь в этой статье, таким, в частности, был основоположник кабардинской поэзии Али Шогенцуков. За четыре десятилетия своей жизни - Али Шогенцуков родился в 1900 году и погиб в ноябре 1941-го - он столько увидел, изведал, сделал, что этого с лихвой хватило бы на несколько человек. Трудно назвать область культурной жизни Кабарды, в которой бы он не принимал участия. Народное образование и журналистика, разработка кабардинского алфавита и организация национального театра, радиокомитет и помощь начинающим литераторам. Но никогда Шогенцуков не выпускает из рук пера. Он создает стихи, поэмы, рассказы… А когда наступает час войны, идет на фронт.
В жизни и в поэзии А. Шогенцуков был неизменно верен клятве, провозглашенной им еще в 1924 году:
Учитель и отец народов, Ленин,
Я на пути, завещанном тобой,
В любви и ненависти неизменен,
Неустрашим пред бурею любой!
У каждого из поэтов - своя судьба, свои победы, удачи, срывы, заблуждения. И не любая строка способна прорвать пелену лет, засверкать при свете сегодняшнего дня. Но в наследии каждого стихи о Ленине - самые страстные, самые искренние, а потому и самые живучие. И когда мы восхищаемся нравственной стойкостью поэтов, их мужеством и непреклонностью, то понимаем истоки этих достоинств. Верность ленинским идеям, идеям революции и коммунизма делала поэта борцом и гражданином, определяла его творческое лицо и общественный облик.
Если можно говорить о типичной биографии поэта, формировавшегося в 20–30-е годы, то она почти всегда включала в себя учебу, практическую работу, журналистскую деятельность, поездки по стране. А едва прогремели первые выстрелы Великой Отечественной войны - фронт. Это подтверждается и биографиями поэтов, отдавших жизнь в боях за Родину, творчество которых не представлено в настоящем сборнике (Владимир Аврущенко, Вячеслав Афанасьев, Андрей Угаров, Джусуп Турусбеков, Константин Реут, Андрей Ушаков, Абдула Жумагалиев, Александр Ясный и др.).
Леонид Вилкомир, талантливый журналист, не считал себя поэтом и не печатал стихов. Лишь сейчас, много лет спустя после его гибели, мы знакомимся с его стихотворениями, столь характерными для 30-х годов. Для поэта не существует жизни вне того, чем живет народ, что создается крепкими руками рабочих и крестьян. Самые простые повседневные дела вызывают восхищение и подъем, идущие от сознания своей кровной им сопричастности.
Как радостно видеть
Готовый пролет,
Первой вагранки литье
И чувствовать, что ежедневно растет
Настоящее дело мое!
В стихотворении "Горы" абхазский поэт Леварса Квициниа вспоминает прежних певцов этих мест Лермонтова и Хетагурова, - они бы теперь совсем по-другому писали о некогда "немытой России", и Коста, восклицавший: "Плачьте, горы!" - сказал бы: "Ликуйте, горы!" Л. Квициниа был талантливым и плодовитым поэтом. Все его творчество проникнуто восхищением перед своим временем, перед Родиной. Названия поэм и книг говорят о темах, волновавших поэта: "Ленин", "Ткварчелстрой", "Миллионы голосов", "Комсомол" и т. д.
Энтузиазм, окрыленность отличают поэтическое творчество поры довоенных пятилеток. С сердечным радушием, с неиссякаемым дружелюбием воспевал силу и мастерство человеческих рук, труд, преобразующий природу, Вадим Стрельченко. Это о нем говорил Юрий Олеша: "На примере Стрельченко можно еще раз установить, как важно для поэта иметь свою тему, знать, что хочешь сказать. Когда образы, сравнения, эпитеты, краски и мысли поэта бегут по струне единой темы, они приобретают особенную яркость: "хлопок и рис… эти нежные стебли труда". Если бы Стрельченко не был проникнут пониманием того, что человек благодаря труду преобразует природу, то у него не родился бы такой смелый образ, в котором само понятие природы заменено понятием труда".
Биография многое объясняет в творчестве, помогает понять, откуда приходят краски, слова, образы. Шестнадцати лет Вадим Стрельченко опубликовал свое первое стихотворение. В то время он был учеником одесской профшколы "Металл". Потом стал слесарем на заводе и продолжал писать. О чем? О кузнецах, о мельнице, о грузчиках, о своих товарищах. Он пристально всматривался в чудо слияния труда, пламени и металла, рождающее совершенство линий и форм, всматривался, мечтая о совершенстве поэтического слова.
С середины 30-х годов стихи Стрельченко появляются на страницах "толстых" столичных журналов, на полосах "Литературной газеты". К молодому поэту приходит популярность. Его строки привлекают свежестью, самобытностью поэтического строя, светлым мироощущением. Поэт радостно воспринимает жизнь, и радость эта от сознания своей общности с людьми, которых он считает друзьями.
В стихотворении "Хозяйке моей квартиры" поэт просит не вешать замок на его комнату: "Нужна ли мне ограда от всех моих друзей!" И не надо вешать картину, - лучше повесить ветку молодой акации. И не надо нести самовар, - лучше принести глобус. Хорошо, если б можно было расставить по углам пилу, кирку и весла!
Едва не каждое стихотворение Стрельченко - признание в верности и дружбе. Пусть ничто не разделяет людей - ни стены домов ("Двери настежь", "Моя улица", "Человек", "Нет вестей, а почтальонов много…"), ни расстояния ("Родине", "Люди СССР"), ни незнакомые языки ("Приглашение в Туркмению", "Дорога на Фирюзу", "Ночная песня в Арпаклене", "Работники переписи"), В небольшом стихотворении "Смотрителю дома" поэт характеризует себя как человека,
…который всюду
Славить будет землю и людей,
На земле трудящихся, -
Покуда
Не земля - на нем,
А он - на ней!
Перечитывая сборники Вадима Стрельченко, мы убеждаемся, что ему, как и большинству поэтов 30–40-х годов, были присущи и тревожные мотивы, связанные с угрозой надвигающейся войны. Он видел не только солнце, сияющее над землей, но и тени винтовок, упершихся в землю; видел "солдата Европы" (так назывались стихи), которому лгут, уверяя, будто тень винтовки шире и выше дерева. Поэт хочет развеять обман, сгустившийся вокруг этого солдата, найти слова, переубеждающие его. Благородная вера в силу слова, способного остановить войну, а точнее - в силу интернационального братства, - одна из особенностей поэзии 40-х годов.
Поэзия, размышляя об истоках происходящего, нащупывала нити преемственности, звенья исторической цепи. И тогда современность обретала пространственную глубину. В одном из своих стихотворений Юрий Инге писал в 1941 году:
…Но все дела до нашего кануна
Припомнили мы вражьему штыку:
Твой эшафот, Парижская коммуна,
И траур твой, истерзанный Баку.Орды басмачьей шумные копыта,
Столбы сосновых виселиц и плах
И легкий прах расстрелянного Шмидта,
Что мы несли на поднятых руках.
История - не перечень канувших в Лету дней, а современница и соучастница ныне происходящего. И не вообще история, а те ее гордые, пропахшие пороховым дымом, пропитанные кровью страницы, что повествуют о борьбе за свободу и справедливость. Им-то чаще всего и посвящал свои стихи Юрий Инге. Ему принадлежит поэма "Биография большевика", посвященная одному из организаторов петроградского комсомола Васе Алексееву, стихи о Кирове, Тельмане, о ветеранах революции, трагедия в стихах "Жан-Поль Марат". Но, как у всякого поэта, у Юрия Инге была своя, кровная тема, и куда бы ни уносила его живая, неуемная фантазия, куда бы ни бросала беспокойная судьба журналиста, он так или иначе, раньше или позже возвращался к тому, что манило с юности, с первых стихотворных опытов. Юрий Инге был певцом моря - морской романтики и морской отваги.
Сын портового служащего и внук лоцмана, он с детства увлекался Стивенсоном, бредил каравеллами и бригантинами. С годами каравеллы и бригантины уступили место торпедоносцам и подводным лодкам. Юрий Инге принадлежал к числу поэтов, исподволь, издавна готовивших себя к военному жребию. Еще в те годы, когда, казалось, не обязательно думать о штыке и бое, он написал стихотворение "Порох" (1933). В нем было свое, достаточно трезвое понимание времени и его перспектив. Ю. Инге - поэт многообразный, не чуждавшийся и сокровенно-интимной лирики. Но часто, очень часто даже в таких стихах у него звучала тревожная настороженность. Обращался ли он к любимой ("Пограничная зона"), пел ли "Колыбельную" сыну, мысль его вырывалась за порог комнаты, всматривалась в будущее, угадывая в нем боевые грозы. Сегодняшняя и завтрашняя участь поэта и тех, кто ему всего дороже, неотрывны от этого грозового будущего. Достоверность ощущений, оправданность предвидений помогали Ю. Инге преодолеть книжную отвлеченность иных образов, сообщали лирике патриотическую гражданственность.