Мафу схватил закапанный салом кусок руды, взял лампу и проворно вылез из шахты. На дворике он наткнулся на мальчиков, которые поспешно спрятали что-то за спину при его появлении. Но он второпях не обратил внимания на их смущение, прошел в фанзу, забрал там чайник, несколько горстей сухарей, головки лука, сложил все это в мешок, который закинул за плечи, а к поясу подцепил свой монгольский нож.
"Ружье не возьму, легче итти, - подумал он, - а с этим негодяем я и ножом справлюсь".
Выйдя из фанзы, он сказал мальчикам, которые успели уже припрятать трубку и табак и оправиться от смущения:
- Вот что, нахалы! Я должен сходить кое-куда, довольно далеко. Караульте мясо, к ужину сварите брюшину. Если я вечером не вернусь, - ложитесь спать, я могу притти ночью или рано утром. На ночь мясо соберите и снесите в шахту.
С этими словами он сдернул с веревки несколько кусков подсохшего уже мяса, сунул их в мешок и крупными шагами направился к выходу. Мальчики в недоумении смотрели ему вслед.
Мафу быстро дошел до мельницы и через ограду заглянул во двор. Уже издали визг и скрип кварца давали знать, что жернова работают, следовательно, Ли Ю был тут. Действительно, он стоял близ ограды, похлопывая бичом и понукая ишаков. Какой-то рудокоп подбрасывал лопатой руду, а другой дробил ее в углу дворика.
- Ли Ю, приятель! - окликнул Мафу погонщика через ограду.
Ли Ю оглянулся и подошел ближе.
- Как поживаешь? Кушал ли уже? - произнес он обычное китайское приветствие, - Как же, кушал всласть! - ответил Мафу. - Сегодня я был на охоте и добыл архара. Ты приходи ужинать, будет брюшина.
- Счастливец! Приду непременно. Давно уже не ел я такого лакомого блюда.
- А пока вот что, Ли Ю, дай мне свою собаку до ночи.
- Зачем? Опять на охоту пойдешь, что ли? Разлакомился, видно.
- Нет, вот в чем дело, - сказал Мафу, понижая голос, хотя визг жерновов и так делал их разговор неслышным для посторонних. - Пока мы были на охоте, в нашу фанзу залез вор, унес две кирки, мешок с крупой, одеяло Лю Пи. Вот я хочу при помощи собаки догнать его.
- Ишь ты, какое дело! Не знаю, сумеет ли только моя собака выследить, особенно конного: все лошади имеют одинаковый запах.
- Нет, он был пеший, по следам видно. Пойдет собака по следу - хорошо, нет - ничего не поделаешь.
- Ладно, сейчас приведу. Подожди у ворот.
Ли Ю пошел в конюшню и скоро привел к воротам небольшую калмыцкую собаку, похожую на лисицу, с пушистым хвостом, острой мордочкой и острыми ушами. От ее ошейника шла веревка.
- Получай, только не отпускай на свободу, а то убежит домой, - сказал он, передавая веревку Мафу. - Ну, счастливого пути! Ишаки, твари, уже стали.
Он побежал к упряжке, а Мафу повел собаку назад к своей фанзе, так как, выйдя со двора, сейчас же заметил след двух ног в соломенных сандалиях, вдавившийся в пыль у ограды; здесь вор, очевидно, спрыгнул на землю с тяжелой ношей. Подведя собаку, Мафу дал ей сначала понюхать кварц, закапанный салом, а потом показал ей след. Она обнюхала его и сразу повела, повизгивая от рвения. На каменистой почве пустыни видимый след исчез, но собака уверенно шла вперед. Вор пересек улицу и пошел по пустырям и брошенным, отработанным отводам, огибая с юга рудничный поселок. В одном месте он, очевидно, отдыхал лежа, так как собака привела в угол старого дворика, а затем потянула дальше; на куче песку и пыли, наметенной хый-фыном в этом углу, ясно виднелся отпечаток лежавшего тела и грубой ткани мешка.
- Целый мешок руды набрал, негодяй! - проворчал Мафу. - Цзиней 50–60 наверно унес. Ну, тем лучше, - с такой ношей далеко не уйдешь.
Скоро поселок остался позади, и след вывел на большую дорогу, шедшую из Чий Чу к речке Ангырты на запад и далее к речке Дарбуты.
"Так и есть! - подумал Мафу. - Понес к речке промывать. Погоди у меня!".
Собака рвала веревку из рук, и Мафу чуть не бежал вслед за ней. Близился вечер; солнце уже спускалось к вершинам острых Дарбутинских гор.
"До Ангырты считают 10–12 ли, - думал Мафу. - Таким ходом мы с тобой, собачка, еще засветло будем на речке. А негодяй, наверно, далеко отошел от дороги, залез поблизости в кусты. Тут мы его и накроем".
Собака бежала не останавливаясь. Местами, где на дороге было немного пыли, след сандалий виднелся отчетливо, местами же был затерт другими следами. На половине дороги встретили их два калмыка верхами.
- Здорово, джангуйда! - крикнул один из них. - Куда торопишься с собачкой?
- Добрый вечер, приятель! - ответил Мафу. - По следу вора иду. Не видали ли китайца с мешком на спине?
- Нет, не видали. А что он украл?
Но Мафу не был расположен терять время на разговоры. Собака немилосердно тянула его вперед, и он крикнул, удаляясь:
- Вещи у меня украл в Чий Чу.
Дорога вышла из пустынной и голой равнины Чий Чу и вступила на плоские и однообразные холмы, окаймлявшие ее с запада. Уклон под гору стал заметней, и собака бежала еще быстрее, тем более что солнце село и в воздухе повеяло прохладой. Еще несколько поворотов - и появились небольшие скалы, а затем открылась долина речки. Густая зелень деревьев и кустов, тянувшихся по обоим берегам, резко выделялась на мрачном буром фоне холмов.
Собака чуть не вырвалась из рук, стремясь к воде. Но и рудокоп торопился утолить жажду чистой текучей водой, которой не видел уже больше полугода. На берегу ручья, склонившись к воде, животное и человек втягивали в себя прохладную влагу с одинаковой жадностью.
"Куда пойдет теперь след, вверх или вниз?" - подумал Мафу, глядя на собаку, которая, утолив жажду, улеглась на землю.
Он стал тщательно осматривать почву у берега речки, состоявшую из серого песка с мелкой галькой. Но следов соломенных сандалий не было видно. Торопясь к воде, собака, очевидно, отклонилась от них.
Отдохнув немного, Мафу отвел собаку немного назад, к тому месту, где дорога выходила в речную долину, показал ей след и дал опять понюхать кварц, закапанный салом. Собака повела теперь не прямо к воде, а несколько вверх по долине, где выше брода виднелась группа тополей, дававшая хорошую тень у воды и вместе с тем защищавшая отдыхающего путника от взоров прохожих.
- Так! - пробормотал Мафу. - Вор пришел сюда, когда солнце еще грело, и выбрал это местечко для отдыха. Посмотрим, нет ли там следов его пребывания.
Действительно, на маленькой лужайке в тени, у самой воды, трава была примята. Тут же валялись несколько маленьких осколков кварца и два валуна покрупнее, которыми кусок руды был раздроблен.
- Вот как!.. Он сделал первую пробу, - усмехнулся Мафу.
Между тем- собака потянула дальше, по узкой тропинке, извивавшейся вдоль речки.
"Ну, теперь надо быть настороже, смотреть в оба и слушать", - подумал Мафу и приготовился к встрече: поправил мешок на спине, переложил веревку в левую руку, а в правую взял свой длинный монгольский нож.
Тропа шла то у самого берега, то уклонялась в чащу из тальника, шиповника, барбариса, стоявших зеленой стеной по обе стороны; то огибала утесы, спускавшиеся к воде, поднималась на косогор, поросший полынью, эфедрой, караганой (акацией); то, наконец, в расширениях узкой долины направлялась напрямик через заросли высокого чия, огромные снопообразные кусты которого поднимали свои метелки над головой пешехода. Солнце уже село, и кудрявые тучи на небе заалели, отбрасывая розовый свет в узкую долину.
"Пожалуй, он уже прикончил толченье и отдыхает где-нибудь в чаще, так что наткнешься на него неожиданно", - подумал Мафу, замедлил шаг и удвоил осторожность.
Но собака шла все вперед и вперед; начинало темнеть; тучки на небе посерели; кое-где заблестели крупные звезды. Навстречу путникам с верховий долины потянул прохладный ветерок.
"Уж не ушел ли он на высокий Джаир? - обеспокоился Мафу. - От брода мы отмахали, наверно, уже три или четыре ли".
КОСТЕР В ЧАЩЕ
Вдруг собака подняла голову, начала нюхать воздух и ворчать. Мафу цыкнул на нее и пошел еще медленнее. Тропа шла по густой чаще, в которой было совсем темно. Приходилось ступать осторожно, чтобы не выдать себя треском сухой ветки под ногами.
Но вот сквозь зелень забрезжил красноватый свет. Мафу подтянул собаку поближе к себе и стал подкрадываться. Послышалось журчанье воды; тропа, очевидно, приближалась к речке. Еще поворот - и Мафу остановился.
Впереди открылся вид на небольшую лужайку. Справа ее ограничивал высокий утес, слева - речка. Тропа подходила к воде и перебегала на другой берег, потому что утесы подступали к самой речке, и оттуда доносился шум небольшого водопада. На краю лужайки, под нависшими глыбами утеса, горел небольшой костер. Возле него сидел, согнувшись и положив руки и голову на поднятые колени, полуголый человек; рядом виднелись маленький таз, большой плоский камень и на нем другой, круглый, поменьше.
Пока Мафу соображал, сколькими прыжками можно настигнуть вора, последний зашевелился, взял в каждую руку по палочке с развилиной на конце, вытащил из костра белый камень и бросил его в тазик. Послышалось шипенье, и из тазика поднялся пар.
"Какой умный! - подумал Мафу. - Калит руду, чтобы легче было дробить ее. Нужно будет и нам делать так в шахте…"
Между тем человек опять опустил голову на колени. Ему, очевидно, смертельно хотелось спать, но он не решался предаться отдыху, не закончив дробления последнего куска кварца.