Ференц Деак – "отец" Австро-венгерского соглашения 1867 года. И роскошные здания в стиле эклектики и будапештского сецессиона вокруг его статуи, и вечно заполненная туристами галерея Рыбацкого бастиона на другом берегу Дуная, напротив памятника, и Опера, и линия метро, построенная здесь раньше, чем в Париже и Вене, и здание Парламента, и весь полувековой период очевидного благополучия и процветания страны с 1867 года и до начала Первой мировой – все это прямые следствия его, Деака, усилий.
Вершина жизни для Лайоша Кошута – 1848 год. Европу трясло, шла "весна народов", и Венгрия не могла оставаться в стороне. Инициаторами революции стали Кошут и Петёфи. Вдохновенный оратор и не менее вдохновенный поэт горячими речами в стихах (Петёфи – на ступенях Национального музея) и в прозе (Кошут – на заседаниях Государственного собрания) зажгли энтузиазм борьбы за освобождение от власти австрийских Габсбургов. Удалось даже заставить императора Фердинанда подписать законы, по которым Венгрия получала определенную свободу в рамках империи. Но несчастный больной Фердинанд отрекся от престола, а молодой и решительный Франц Иосиф считал себя свободным от решений предшественника. Венгрии было велено знать свое место.
Неистовый Кошут ответил на это провозглашением независимости и требованием не признавать более за Габсбургами прав на венгерский трон. Далее – неизбежное: продолжение военных действий под общим руководством Кошута, "правящего президента", национальные волнения на окраинах и скорый разгром венгерской революции. И вот уже горит в Буде королевский дворец, 13 августа у Арада генерал Гёргей с тридцатитысячной венгерской армией сдается перед русским 3-м корпусом генерал-адъютанта Федора Ридигера, австрийцы расстреливают премьер-министра революционного правительства Венгрии Лайоша Баттяни и тринадцать венгерских генералов.
Кошут эмигрирует. В Турции, в Англии, в Америке выступает с речами, просит помощи бедствующей родине, бичует Австрию. Собирается вдвоем с Майн Ридом, автором "Всадника без головы", отправиться в Венгрию под вымышленным именем: Рид – под видом знатного туриста, а Кошут – в качестве его слуги.
Но где слава и популярность, там и повышенное внимание прессы. И вот, пожалуйста, лондонский журналист Карл Маркс в 1859 году торопится обнародовать бомбу: "Сегодня я намерен привлечь внимание ваших читателей к другой секретной главе современной истории. Я имею в виду связь, существующую между Кошутом и Бонапартом… Я считаю настоящий момент тем более подходящим для обнародования давно известных мне фактов, что Бонапарт и его приспешники, а также Кошут со своими сторонниками в равной мере стараются скрыть эту сделку, которая не может не скомпрометировать одного перед монархами, а другого – перед народами всего мира".
Как публицисты Кошут и Маркс вполне стоят друг друга – сплошная революционная риторика: оба призывают, негодуют, взывают и клеймят.
Увы, ни один из глаголов, использованных для описания бурной жизни Кошута, не подходит для деятельности второго из героев этой истории, Ференца Деака. Он никогда никого не вдохновлял, не проклинал, не клялся и не обещал отстаивать свободу Отечества до последней капли крови. Он сидел за столом и писал бумаги. Сотрудничать с австрийцами отказывался. Но к насильственному уничтожению Австрийской империи не призывал. Неторопливо, методично и аргументированно он доказывал соотечественникам, оскорбленным австрийской оккупацией, и императору, обиженному непокорностью венгров, что лучше для тех и других – жить в мире. Деак соблазнял Франца Иосифа идиллией мира: обещал в обмен на относительную самостоятельность Венгрии столь же относительную лояльность дворянства.
По сути, он выступал как анти-Кошут: обещал, что революции не будет. И – вода камень точит – в 1867 году добился-таки своего: уговорил Австрию на соглашение, на компромисс. По нему Венгрия из подчиненной, завоеванной провинции превращалась в полноправную и равноценную часть империи, причем ради этого самой империи пришлось сменить название и стать Австро-Венгрией.
Кошут в американском изгнании остался недоволен: компромисс никак не устраивал пламенного революционера. Слава его не меркла. Венгры говорили, что "шляпа Кошута весит больше, чем короны всех королей", и называли его "венгерским Моисеем". А когда он умер в Италии, так, кажется, и не перестав до девяноста лет мечтать о "свободной Венгрии", соотечественники устроили ему пышные торжественные похороны в Будапеште и Франц Иосиф препятствовать им в том не стал.
Ференца Деака к тому времени уже не было на свете. Добившись соглашения, он отошел от дел, пост премьер-министра уступил графу Андраши. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона, подводя итоги жизни венгерского политика, отмечал, что "отличительными его чертами были мудрая умеренность и глубокая преданность праву". "Умеренность и аккуратность", иными словами, – качества, которые способны принести успех в большом деле, но никак не помогают их обладателям достичь славы, всеобщей любви и благодарного обожания.
Слава, увы, сплошь и рядом достается не мудрецам, а героям – тем, что клянутся воевать за Свободу и Родину до последней капли крови. Как правило, не уточняя в пламенных речах, чьей крови – собственной или чужой.
Инкубатор народов
"Недовольными остались многие, как к западу, так и к востоку от внутренней австро-венгерской границы. В 1871 году чехи почти уговорили Франца Иосифа короноваться в Праге в качестве чешского короля, однако позднее император вынужден был отказаться от своего обещания под давлением венгерских политиков, опасавшихся, что Чешскому королевству будет предоставлена столь же широкая автономия, как и королевству Венгерскому. В самой Венгрии тем временем был принят весьма демократичный, по тогдашним меркам, "закон о национальностях", где говорилось о наличии "единственной политической нации – единой и неделимой венгерской нации, членами которой являются все граждане страны, к какой бы национальности они ни принадлежали".
На деле, однако, все было иначе".
Ярослав Шимов. Как погибал "Советский Союз Центральной Европы".
Мальчишки с улицы Пала
Отсутствие памятников императору с лихвой компенсируется в Будапеште памятниками людям его эпохи, и не только людям, но и литературным персонажам.
В 1908 году Ференц Молнар написал роман "A Pál utcai fiúk", "Мальчишки с улицы Пала". Хорошая книга получилась. Воспитательная. О том, что мужчина не должен быть ни трусом, ни предателем. Герои – только мальчики, и написано для мальчиков.
Две группы мальчишек воюют из-за пустыря. Не злобно, без ненависти. Зато на удивление организованно. Будапештские мальчишки того времени, судя по роману, были очарованы военной бюрократией: форма, команды, иерархия – всё как у взрослых. Они учреждают Союз улицы Пала и дальше всю дорогу заседают, голосуют, пишут протоколы и составляют манифесты. С удовольствием и пониманием важности процесса ходят строем. Аппетитно рапортуют и с азартом командуют. Тем более что все в этой небольшой армии – офицеры. А рядовой – один. Самый маленький. Эрнё Немечек.
Эпизод из романа и запечатлен в скульптурной группе возле одной из будапештских школ. Мальчишки играют в стеклянные шарики у стены музея, и тут являются два бойца из вражеской команды. Если и хулиганы, то совсем не криминальные. Очень порядочные. Домашние. Всех злодеяний – горсть шариков у малышни отобрать. О дальнейшем на стене школы рассказывает каменная доска с текстом, а в романе – сам главный герой: "Ну вот, значит, подходят Пасторы – ближе, ближе и всё на шарики поглядывают. Я и говорю Колнаи: "Видно, им шарики наши понравились!" И тут Вейс умнее всех оказался – сразу сказал: "Идут, идут… Ну, сейчас здесь такой "эйнштанд" получится!.." Но я подумал, что они нас не тронут: мы ведь им никогда ничего плохого не делали. Сначала они и не приставали, только стали вот так в сторонке и смотрят, как мы играем. Колнаи мне шепчет: "Ты, Немечек, кончай!" А я ему: "Как бы не так, когда ты промазал! Теперь моя очередь. Вот выиграю, тогда и кончим". Тут Рихтер как раз свой шарик пустил, только у него руки дрожали от страха: он все на Пасторов косился, ну и, конечно, промазал. Но Пасторы даже не шелохнулись, стоят себе, руки в карманы".
Маленький Немечек и тут ведет себя вполне достойно (но никто не воспринимает его всерьез – это же просто рядовой Немечек!) А потом дело доходит и до настоящих подвигов и, увы, до настоящей смерти.
Нет, об убийстве речи нет, конечно: все это вполне еще детские войны и детские игры. Просто за один вечер ему придется дважды искупаться в реке в одежде и посидеть в бассейне по шею в холодной воде. Ну а какое в те времена возможно было лечение простуды? Выкарабкается – молодец, не сумеет – увы. Немечек не выкарабкался. Но успел еще разведать и разрушить планы врагов и получить желанное повышение.