Деревенские, однако, оказались людьми деятельными, и положили во что бы то ни стало завести у себя еврея, чтобы можно было этому критерию города, заявленному народным мнением, соответствовать. Затея, хоть и не вполне, но удалась, и в Бабасек прибыла вдова Мюнц, еврейка, госпожа Розалия: "Вначале многим не нравилось, что магистрат приобрел для города не еврея, а еврейку – ведь насколько респектабельней, горделивей звучали бы случайно оброненные бабасекцем слова: "А наш еврей сказал то да это. Наш Мориц или Тобиаш сделал то или это"; на долю же бабасекцев досталось лишь: "Наша еврейка или наша Розалия", а этого, в общем-то, было мало и звучало чересчур скромно. Одним словом, в Бабасек следовало привезти, конечно, еврея с длинной бородой, с горбатым носом и, лучше всего, с рыжими волосами – вот это был бы настоящий еврей!". Тем не менее появление в центре рынка прямо напротив кузницы настоящей еврейской лавки сразу заставило соседей смотреть на Бабасек с должным уважением. А уж "когда на пурим или, скажем, на кущи со всего света съезжались семеро сыновей Мюнц и на виду у целого города прохаживались по рыночной площади в праздничных господских костюмах, в ботинках со шнурками и в шляпах-котелках, жители Бабасека не выдерживали, выползали в свои садочки и, прямо-таки раздуваясь от гордости при виде столь внушительного зрелища, обменивались замечаниями через плетень:
– Говорю тебе, сват, уж коли наш город не город, тогда и нетопырь козявочка!
– Само собой, – поглаживая пузо, отвечал сват, – Пелшёцу и в десять лет не перевидать столько евреев".
Роман написан цветисто и увлекательно, в лучших традициях европейской беллетристики XIX века, но даже в потоке разнообразных приключений многочисленных персонажей не теряется этот, внятно высказанный, тезис: поселению, чтобы называться городом, нужно быть космополитическим, интернациональным, соединяющим в себе разные модусы жизни, разные мнения, разные веры, темпераменты, нравы… Что в условиях венгерской провинции тех времен означает: город – тогда город, когда в нем живет хоть один еврей.
И еще цитата: "Муниципальные власти дошли до того, что, по предложению дальновидного бургомистра Бабасека Яноша Мравучана, при переделе приусадебных земель специально выделили два участка: один под синагогу, другой под еврейское кладбище, хотя в городе и была одна-единственная еврейка.
А ведь если подумать, так не все ли равно? Будущее – оно впереди, и кто знает, что еще ждет их в этом будущем. Зато какое удовольствие, когда можно этак совсем небрежно вставить в разговор с чужаками: "Так ведь от бабасекского еврейского кладбища до места того рукой подать", или: "Совсем с синагогой рядом", или еще что-нибудь в этом роде".
История соседства. Продолжение
Традиции, во всяком случае, по большей части склоняли более к соседству, пусть и не всегда исключительно дружественному, чем к бескомпромиссной взаимной ненависти. Во времена Черной смерти XIV столетия, пандемии чумы, охватившей всю Европу и повсюду сопровождавшейся погромами и массовыми убийствами евреев, в которых видели "организаторов" бедствия, в австрийских и венгерских землях особых эксцессов засвидетельствовано не было. Во всяком случае, правление Людовика I Великого (1342–1382) обошлось без антиеврейских акций, а его сосед и современник австрийский герцог Альбрехт II (1330–1358) смог сдержать погромы в своих владениях, объявив о неминуемом наказании для их инициаторов.
На литографии, изображающей встречу короля Матьяша и его супруги Беатрисы Арагонской ликующими жителями Буды в 1476 году, среди граждан города изображены почтенные евреи со свитками Торы в руках. Историческим документом по эпохе короля Матьяша литография, отпечатанная в 1864 году, конечно, не является, но о взглядах общества своего времени судить позволяет: для Венгрии середины XIX века соседство христиан-венгров с евреями – факт, уже прочно вошедший в самосознание национальной культуры.
Отношения христиан-венгров и евреев никогда не были идеальными, как почти никогда не бывают идеальными отношения между людьми, волею обстоятельств живущими бок о бок, между соседями. Но показательно сравнение положения вещей в Венгрии и в Италии эпохи Возрождения. В 1555 году папа Павел IV издал буллу "Cum nimi absurdum", предписывающую, что "в Риме и прочих городах папских владений евреи обязаны жить совершенно изолированно от христиан, в помещении или на улице, где имелись бы один вход и выход; лишь одну синагогу они могут иметь, и никакой земли они не должны унаследовать". От остального города гетто отделялось сплошной стеной. Единственный колодец появился в нем лишь через полвека, при другом папе. На ночь ворота гетто закрывались на ключ.
Буда и Пешт времен ренессансного короля Матьяша ничего подобного не знали.
Османское завоевание, по общему мнению, также не было связано с ухудшением положения евреев: "Еврейские источники характеризуют общину Буды того периода как одну из процветающих". Турецкая перепись 1547 года говорит о 238 христианских, 74 еврейских и 60 коптских семьях в Буде. К концу XVI столетия еврейская община Буды насчитывала около 700 человек. Будайская еврейская община была едва ли не самой процветающей в Европе.
Относительно безопасно евреи чувствовали себя и в той части Венгрии, что сохраняла независимость. Габор Бетлен, князь Трансильвании в 1613–1629 годах, приглашал в страну на поселение евреев из других земель, а в 1650 году в венгерском городе Надьида состоялся еврейский конгресс, на который прибыли для обсуждения религиозных вопросов евреи со всей Европы, в том числе около трехсот раввинов.
Во время осады Буды евреи города сражались на турецкой стороне, против наступающей на город австрийской армии. И сразу после изгнания турок им было запрещено жить в Буде; с каждого еврея, проведшего там день (и тем более ночь), власти взимали специальный налог.
Пожалуй, именно XVII век и начало XVIII века – худшее время для евреев Венгрии. Из многих городов они были изгнаны. Возвращение еврейских общин приходится уже на вторую половину XVIII столетия. К этому времени еврей – привычный обитатель венгерских провинциальных городков. Евреи занимаются торговлей, обеспечивают связи с соседними странами, поставляют кошерное вино с предгорьев Токая своим единоверцам в Польшу и Россию.
В Буде и Пеште этой эпохи вопрос о возможности проживания евреев в христианской стране был постоянным предметом споров между муниципалитетом и имперской властью до тех пор, пока "Указом о терпимости", изданным Иосифом II в 1782 году (сначала для евреев Вены, а затем распространенным на другие земли империи), не было провозглашено принципиальное равенство всех жителей империи перед законом. С этого момента евреям разрешалось заниматься ремеслами, земледелием, свободными профессиями, владеть мануфактурами и нанимать рабочих-христиан, свободно менять место жительства и поступать в высшие учебные заведения.
Указ открывал для евреев пути вперед, к европейской цивилизации и прогрессу, к тому, что привлекало горожан. Однако евреями провинции указ воспринимался как покушение на народные и религиозные традиции, поскольку ощутимо ограничивал еврейское самоуправление в религиозных и общинных вопросах. И в этом с евреями оказались солидарны венгры.
Объективно Габсбурги способствовали цивилизационному развитию Венгрии, искореняя феодальные порядки, грозившие закрепить отсталость аграрной страны. Но проводили они свою политику без всякого снисхождения к обычаям и предрассудкам общества. Можно сказать, что венгры относились на этом этапе к австрийцам примерно так же, как непослушный ученик к деспотическому учителю – саботировали, дерзили, бунтовали. Но, кто тут ученик, а кто учитель, сомнений ни у одной из сторон не было. При Габсбургах у венгерских евреев появилась возможность вырваться вперед, и было положено начало подозрению, что не просто "вперед", а "за счет венгров". В середине ХХ века подозрение принесет свои кровавые плоды. Но до того времени, в рамках полувековой истории Австро-Венгрии, венгерско-еврейско-австрийское соседство будет работать, как кажется, на пользу всем трем сторонам.