С берега Теуко
Пришедший подсел к столу, друзья представили нас.
- Очень рад, - сказал он и церемонно снял шапку, на которой была вышита какая-то надпись. - Я творец мира.
Он пожал каждому из нас руку и снова надел шапку. "Вероятно, это какой-нибудь швейцар из отеля", - решили мы, незаметно бросив взгляд на его шапку.
"Yo soy Dios" - было там вышито неумелой рукой. - "Я бог".
Мы продолжали разговор о хлопке, о севе, о земляках, которые решили репатриироваться будущей весной на родину. Пришедший внимательно следил за разговором и вдруг ни с того ни с сего перебил:
- Так вот, приглашения на конференцию я уже разослал, я созываю ее восьмого ноября. Это годовщина битвы у Белой горы. Я послал их главам Большой Четверки, президенту Аргентины и императору Эфиопии. Впрочем, вы еще должны за него проголосовать. Я предлагаю пригласить его только в том случае, если он наймет учителя чешского языка. На конференции будут говорить только по-чешски.
Что это? Мы смотрим на остальных, те уставились в стол и лишь кивками головы соглашаются. А "бог" продолжает:
- Армия у меня тоже готова, список командующих я принесу к вечеру. Не хватает только командующего авиацией, не могу вспомнить, кто прилетел в Чако на самолете. И вообще я предлагаю посылать целые армии в отпуск из Америки в Европу. Они разузнают там все военные тайны, и - делу конец!
Двое из присутствующих встали и вежливо извинились перед "творцом мира", сказав, что им нужно идти. Мы растерянно присоединились к ним.
- Вот видите, - сказал нам на улице один из них.
- Он начинал в Мисьонесе. Работал, как вол, но потерял все. Попробовал снова - кончилось тем же. Это так на него подействовало, что его вынуждены были на некоторое время отправить в психиатрическую лечебницу. Теперь он бегает повсюду и организует конференции.
Другой потерпевший кораблекрушение - наконец "Тарзан-чеко". Под этим прозвищем он известен повсюду. Живет он где-то на севере, ловит зверей и змей и сторонится людей. Еще одному такому же неудачнику удалось бежать из лечебницы в Буэнос-Айресе, и, поскольку у него не было ни сентаво, он прошел до самого Чако пешком, 1200 километров. Другой жил в лесах как дикарь, питался корнями и ящерицами и ходил в чем мать родила. В таком виде он однажды примчался верхом на лошади в Саэнс-Пенью и был отправлен за это прямо в тюрьму.
Это одиночки. Но гораздо более печальное явление представляют религиозные секты, которых в Чако несколько. Они называются по-разному: новентисты, сабатисты, адвентисты, синкуентисты и другие. Суть их "вер" в основном одинакова, а образцом им служат различные мормонские секты в США. Внешне их деятельность сводится к распространению гуманистических заповедей, гласящих, что люди должны помогать друг другу и любить ближнего, жить в мире, избегать курения и употребления алкоголя. Но за этим демагогическим прикрытием следуют другие заповеди, запрещающие читать книги и газеты, думать о мире. Единственно правильная книга - Священное писание. Но не нужно читать ее человеческим языком, потому что животные читать не умеют, и тем не менее бог к ним милостив. Впрочем, каждый человек рождается грешным и должен подвергнуться духовной операции, которую проведет над ним господь с помощью остальных членов секты.
Однажды в сентябрьское воскресенье мы приняли участие в одном таком религиозном собрании секты пятидесятников-синкуентистов. Нам представилась картина, которая не могла сравниться ни с одним из тех языческих обрядов, что мы видели в Африке. Сектанты стояли на коленях и лежали ниц на земле, бились головой о стены или об пол, пищали, стонали, хрюкали, лаяли и выли, женщины рвали на себе волосы и ревели одна громче другой, и вообще казалось, что они стараются заглушить друг друга. Затем этот невменяемый рев внезапно прекратился, на ступеньку поднялся оратор и начал бормотать что-то невразумительное, скалить зубы и сердито ворчать. Остальные постепенно присоединились к нему, и спустя некоторое время в помещении снова раздавалось лишь чудовищное кваканье. Так повторялось еще несколько раз со все возрастающим остервенением.
За все время "богослужения" мы не уловили ни единого вразумительного слова. Да и откуда ему взяться? Ведь связь с богом у пятидесятников устанавливается лишь в том случае, если обращаются к нему на зверином языке.
Струйки пота текли по лицам сектантов, когда после обряда они подошли к нам, сохраняя безумное выражение глаз, и стали прикалывать нам на лацканы небольшие черные крестики, отличительный знак секты. Дескать, бог к вам проявит милость, раз вы проделали столь длинный путь к нему в Чако, в глубь мира.
Большую часть сектантов составляют болгары и украинцы, горсточка чехов и словаков, аргентинские метисы. Они нашли свою форму ухода из убогой действительности, в которой живут.
В колонии Байо-Ондо и в Ла-Кучилья есть приверженцы другой секты, организующие раз в год специальное ночное богослужение. Верующие делятся на две группы: мужчины отдельно, женщины отдельно. Затем в молельне гаснет свет, и мужчины бросаются на женщин, стремясь овладеть ими. Таким образом никто, кроме бога, не знает, с кем он вступил в связь. Это богослужение называется "Ночь кровосмешения", и каждому участнику ее внушается, что благодаря этому мир будет спасен.
Между жерновами национальностей
Если говорить об иммиграции, то Аргентина занимает второе место после Соединенных Штатов; затем идет Бразилия и остальные южноамериканские страны. Предполагается, что за последние семьдесят пять лет в Аргентине нашли свою новую родину более четырех миллионов человек. Поэтому вряд ли найдется в мире другая страна, которая имела бы столь космополитический характер, как Аргентина. У каждого второго аргентинца в родословном древе отыщется какой-нибудь иностранец. Если не в первом поколении, то уж наверняка в предыдущем.
Если же говорить о молодежи, можно услышать почти без исключения гордое: "Yo soy argentino". "Я аргентинец". Или еще чаще: "Yo soy criollo".
Слово "criollo" имеет свои корни в латинском "creare" - создавать, рождать. Уже в XVI веке им обозначались люди, которые родились в Вест-Индии и на Антильских островах от испанцев и хотели отличаться от испанских переселенцев, индейцев, негров и мулатов. Уже тогда это название явно носило характер высокомерия, расовой дискриминации. Креолы, или по-аргентински - криожьё, в этом отношении ушли значительно дальше, чем новоиспеченные дворяне XVI века. Они отмечены печатью неприкрытого национализма, это вне всякого сомнения. Все криожское - это наше, чистокровное, чисто аргентинское. Этим духом несет от всех официальных выступлений государственных деятелей, начиная от президента Перона и его жены.
По возвращении из Бразилии и Уругвая мы попали на празднование Первого мая перед президентским дворцом Каса Росада. После речи президента Перона слово взяла его светловолосая жена Эва Дуарте де Перон, известная по всей Аргентине под уменьшительным именем Эвита. Она очень хорошо знала, как возбуждать симпатии масс, и поэтому через все ее выступления красной нитью проходил целый ряд вариаций на тему "Я одна из вас, я - криожья". Многотысячная толпа, собравшаяся на Пласа де Майо и в прилежащих улицах, восторженно рукоплескала ей и скандировала: "Эвита, Эвита, Эви-и-и-та…"
И поэтому сегодня название "криожьё" - это прямая противоположность словам "эстранхеро", "гринго" или "интрусо", которые являются всего-навсего логическими ступенями весьма мало уважаемых понятий: иностранец, новичок, чужак. Просто невероятно, что здесь, особенно при новом режиме - перонизме, так быстро удалось объединить национальные элементы самого различного происхождения и создать из них новую гомогенную нацию. Одним из средств было насильственное закрытие общества "Unión Eslava", объединявшего все ветви славянских поселенцев в Аргентине. Вся его собственность была конфискована, руководители арестованы, сеть организаций ликвидирована.
Профессор университета в Буэнос-Айресе Алехандро Е. Бунге некоторое время назад опубликовал весьма интересные демографические материалы об Аргентине. Он исследовал линию развития иммиграции и пришел к любопытным выводам. Из общего количества населения в 1914 году 7885 тысяч человек 5527 тысяч были креолы, то есть рожденные в Аргентине от предков-европейцев. Остальные 31, 2 процента были переселенцы первой генерации, рожденные за пределами Аргентины. К 1940 году численность населения возросла до 13130 тысяч, из которых число переселенцев составляло уже только 13 процентов. Профессор Бунге утверждает, что космополитическая Аргентина скоро станет страной без иностранцев, и доказывает это наглядными диаграммами в виде деревьев, на которых с первого взгляда видно, как крайние нижние ветви, обозначающие младшее поколение переселенцев, быстро поднимаются вверх, а принадлежащие старшему поколению - быстро отмирают.