Удар, нанесенный Михаилу Строгову, оказался не смертельным. Продолжая плыть, не показываясь над водой, он добрался до правого берега, где и упал без сознания в камыши.
Придя в себя, он обнаружил, что лежит в лачуге мужика, который, вероятно, подобрал его и выходил, а значит, ему он обязан тем, что еще жив. Как долго уже гостит он у этого славного сибиряка? Этого знать он не мог. Но когда вновь открыл глаза, то увидел склонившееся над ним доброе бородатое лицо - хозяин участливо смотрел на него. Строгов собирался уже спросить, где он, но мужик опередил его:
- Помолчи, батюшка, помолчи! Очень ты еще слабый. Сейчас я расскажу тебе и где ты, и что приключилось с той поры, как я принес тебя в избу.
И мужик поведал Михаилу Строгову о том, как происходила та стычка, свидетелем которой он оказался, - и о нападении на паром татарских лодок, и о разграблении тарантаса, и о кровавой расправе с паромщиками!…
Но Михаил Строгов уже не слушал его, - проведя рукой по своему кафтану, он нащупал письмо императора, по-прежнему спрятанное на груди.
И облегченно вздохнул, но успокоиться еще не мог.
- Со мной была девушка! - сказал он.
- Ее они убивать не стали! - ответил мужик, упредив тревогу, сквозившую в глазах гостя. - Взяли в свою лодку и поплыли по Иртышу дальше! Для них это еще одна пленница в придачу к той толпе, что гонят в Томск!
Михаил Строгов ничего не сказал в ответ. Приложил руку к груди - унять сердцебиение.
И все же, несмотря на пережитые испытания, душа его была целиком во власти долга.
- Где я? - спросил он.
- На правом берегу Иртыша и всего в пяти верстах от Омска, - ответил мужик.
- От какой же это раны я такой разбитый? Не от пули?
- Нет, от удара копьем по голове, и рана уже зарубцевалась, - сказал мужик. - Еще несколько дней, батюшка, и ты сможешь снова отправиться в путь. Ты упал в реку, но татары не стали тебя подбирать, обыскивать… Твой кошелек так и лежит у тебя в кармане.
Михаил Строгов пожал мужику руку. И, вдруг резким усилием выпрямившись, спросил:
- Дружище, а сколько времени я у тебя в избе?
- Три дня.
- Я потерял три дня!
- Эти три дня ты пролежал без сознания!
- Нет ли у тебя лошади? Я бы купил.
- Ты что, ехать хочешь?
- Прямо сейчас.
- Нет у меня, батюшка, ни лошади, ни телеги! Где прошли татары, не остается ничего!
- Что ж, тогда пойду в Омск пешком - лошадь искать…
- Отдохнул бы еще несколько часиков, все легче в путь пускаться!
- Ни часу!
- Ну что ж, ступай, - сказал мужик, поняв, что перебороть решимость гостя - труд напрасный. - Я сам отведу тебя, - добавил он. - К тому же русских в Омске еще изрядно, глядишь - удастся и незамеченным пройти.
- Дружище, - произнес Михаил Строгов, - да вознаградит тебя небо за все, что ты для меня сделал!
- Вознаградит… Наград на земле одни дураки ждут, - отвечал мужик.
Михаил Строгов вышел из избы. Зашагал было по дороге, но в глазах вдруг так потемнело, что, не поддержи его мужик, он грохнулся бы наземь; однако свежий воздух быстро привел его в чувство. И тут он как бы вновь пережил тот удар, что в свое время пришелся ему по голове и силу которого, по счастью, смягчила его меховая шапка. При его могучем здоровье, в чем читатель успел убедиться, он был не тот человек, кого могла бы сразить такая малость. Перед глазами его стояла одна-единственная цель - далекий Иркутск, до которого предстояло добраться! Но Омск следовало миновать без задержки.
- Сохрани Бог мою матушку и Надю! - прошептал он. - Я пока еще не имею права думать о них!
Вскоре Михаил Строгов и мужик добрались до торгового квартала в нижнем городе, и, хотя он был занят войсками, они вошли без труда. Глинобитная крепостная стена была во многих местах разрушена, и в образовавшиеся проломы проникали мародеры, следовавшие за полчищами Феофар-хана.
В самом Омске, на его улицах и площадях толпились татарские солдаты, однако чувствовалось, что чья-то железная рука держит их в узде дисциплины, весьма для них непривычной. Ходили они не в одиночку, но вооруженными группами, способные противостоять любому нападению.
На большой площади, превращенной в лагерь, охранявшийся множеством часовых, располагались биваком две тысячи татар в полной боевой готовности. Лошади, привязанные к копьям, но взнузданные, были готовы выступить в любой момент. Для татарской конницы Омск был не более чем временной стоянкой, которую она торопилась сменить на богатые равнины Восточной Сибири, где куда как пышнее города, плодороднее поля, а стало быть, и добыча богаче.
За торговым городом возвышался верхний квартал, покорить который, несмотря на неоднократные попытки штурма, лихо начатые, но смело отбитые, Ивану Огареву пока не удалось. Над зубчатыми стенами развевался трехцветный национальный флаг России.
Не без чувства гордости Михаил Строгов и его провожатый в душе склонились перед ним.
Михаил Строгов прекрасно знал город и, следуя за своим провожатым, слишком людных улиц старался все-таки избегать. Но не из-за боязни, что его узнают. В этом городе одна лишь старуха мать могла назвать его настоящим именем, но он поклялся не видеться с ней и с ней не увидится. К тому же - и он желал этого всем сердцем - она, быть может, укрылась в степи, в каком-нибудь безопасном месте.
По счастливой случайности мужик был знаком с одним станционным смотрителем, который, по его словам, не отказался бы за хорошую плату дать напрокат или продать повозку или лошадей. Единственная трудность - выехать из города, однако проломы в крепостной стене могли облегчить и эту задачу.
Мужик вел своего гостя прямиком на станцию, как вдруг, посреди узкой улочки, Михаил Строгов, резко застопорив, укрылся за выступом стены.
- Что с тобой? - живо спросил мужик, очень удивленный этой стремительностью.
- Тихо, - поспешно бросил в ответ Михаил Строгов, приложив к губам палец.
Со стороны главной площади как раз показался отряд татар, который затем свернул на ту улочку, куда уже успели углубиться Михаил Строгов и его спутник.
Во главе отряда, состоявшего из двух десятков конников, ехал офицер, одетый в очень простой мундир. Хотя он то и дело бросал по сторонам быстрые взгляды, заметить Михаила Строгова, быстро отпрянувшего в сторону, он не мог.
Отряд двигался по улочке крупной рысью. Ни офицер, ни его сопровождение не обращали на жителей ровно никакого внимания. Несчастные едва успевали отскочить в сторону. Послышался чей-то сдавленный крик, за которым тут же последовали удары копий, и улочка мгновенно опустела.
Когда отряд умчался, Михаил Строгов, обернувшись к мужику, спросил:
- Кто этот офицер?
Лицо его в эту минуту было бледным, как у мертвеца.
- Иван Огарев, - ответил сибиряк хриплым от ненависти голосом.
- Он! - вскричал Михаил Строгов в порыве ярости.
В офицере он узнал пассажира, который ударил его на почтовой станции в Ишиме!
И словно при свете внутреннего озарения ему тут же вспомнился - пусть даже виденный мельком - старый цыган, чьи слова поразили его на рыночной площади в Нижнем Новгороде.
Михаил Строгов не ошибался. Эти двое были одним и тем же лицом. Да, именно в одежде цыгана, замешавшись в труппу Сангарры, Иван Огарев смог выбраться из Нижегородской губернии, куда явился, чтобы среди толпы иностранцев, съехавшихся на ярмарку из Центральной Азии, найти себе сообщников и вовлечь их в выполнение своего дьявольского замысла. Сангарра и ее цыгане, настоящие платные шпионы, были ему полностью преданы. Это он на рыночной площади произнес в ту ночь необычную фразу, смысл которой Михаил Строгов смог понять лишь теперь; это он плыл на борту "Кавказа" с целой ватагой бродяг; это он, по той, другой дороге - от Казани до Ишима, - перевалив через Урал, доехал до Омска, где теперь чувствовал себя властелином.
Иван Огарев прибыл в Омск едва ли три дня назад, и если бы не та мрачная встреча с ним в Ишиме, не происшествие, на три дня задержавшее Строгова на берегах Иртыша, - Михаил Строгов заведомо опередил бы его на пути в Иркутск!
И как знать, скольких несчастий удалось бы избежать в будущем!
В любом случае и более чем когда-либо Михаилу Строгову следовало избегать Ивана Огарева и не попадаться ему на глаза. А уж когда придет время для встречи лицом к лицу, он сумеет встретиться с ним - будь тот даже властителем всей Сибири!
Вдвоем с мужиком-провожатым они продолжили свой путь через город и добрались до почтовой станции. Выехать среди ночи из Омска через какой-нибудь пролом в крепостной стене трудности не представляло. А вот купить взамен прежнего тарантаса повозку оказалось делом невозможным. Их не было ни в продаже, ни в прокате. Но какая нужда в повозке была у него теперь? Разве не остался он - увы - один? Нужна была только лошадь, и, к великому счастью, такую лошадь ему повезло заполучить. Это было сильное животное, способное вынести длительное напряжение и сослужить Михаилу Строгову, опытному всаднику, добрую службу. За лошадь были заплачены хорошие деньги, и через несколько минут можно было тронуться в путь.
Было четыре часа вечера. Чтобы воспользоваться проломом в крепостной стене, Михаилу Строгову пришлось дожидаться ночи, и, не желая лишний раз показываться на улицах Омска, он остался на почтовой станции, велев подать себе какой-нибудь еды.