На этот раз он дежурил с шести часов вечера до двух часов ночи на обрывистом берегу реки, около северного вала. Между валом и участком Паттерсона находилось еще трое часовых. Ирландцу повезло - его самого охраняли со всех сторон.
Когда он заступил на пост, было еще светло, и обстановка показалась ему вполне благоприятной. Но постепенно опустилась ночь, и им овладел привычный страх. Снова он напряженно прислушивался к малейшему шороху, снова озирался по сторонам, пытаясь различить в темноте какие-нибудь подозрительные тени.
Но ирландец ожидал опасность издалека, а она оказалась совсем рядом. Он замер от ужаса, услышав, как в двух шагах от него кто-то тихо окликнул:
- Паттерсон!
Он чуть не закричал, но угрожающий голос шепотом приказал:
- Молчи! - а затем спросил:- Узнаешь меня?
И, так как Паттерсон не мог вымолвить ни слова, невидимый собеседник продолжал:
- Я - Сердей.
Ирландец вздохнул с облегчением: Сердей - свой парень, хотя его появление было совершенно непонятным.
- Сердей? - переспросил он недоверчиво.
- Да… Тише… Говори шепотом… Ты один?… Никого нет поблизости?
Паттерсон, всматриваясь в темноту, ответил:
- Никого.
- Не шевелись! - приказал Сердей.- Стой так, чтобы тебя было видно. Я подползу ближе, но ты не поворачивайся в мою сторону.
Зашуршала трава.
- Вот и я,- сказал он, не подымаясь с земли.
Несмотря на запрещение, Паттерсон рискнул повернуть голову и увидел, что Сердей мокрый с головы до ног.
- Откуда ты взялся? - спросил ирландец.
- С реки… Я с патагонцами.
- С патагонцами?! - изумленно воскликнул он.
- Да. Полтора года назад, когда я покинул остров Осте, огнеземельцы переправили меня через пролив Бигл. Я хотел пробраться в Пунта-Аренас, а оттуда в Аргентину или еще куда-нибудь дальше. Но туземцы захватили меня в пути.
- И что же ты у них делаешь?
- Я их раб.
- Раб! - повторил Паттерсон.- Но ты ведь на свободе?
- Посмотри,- коротко ответил бывший повар.
Ирландец внимательно оглядел его и заметил веревку, привязанную к поясу. Но когда тот пошевелил ею, оказалось, что это тонкая железная цепь.
- Вот моя свобода,- продолжал Сердей,- не говоря уже о том, что в десяти шагах отсюда сидят по горло в воде два краснокожих, которые стерегут меня. Если даже я разорву эту цепь, они сразу же бросятся за мной.
Паттерсона так затрясло от страха, что Сердей заметил это.
- Что с тобой? - спросил он.
- Патагонцы!… - пролепетал перепуганный насмерть ирландец.
- Не бойся, они ничего тебе не сделают, ты им нужен. Я сказал, что рассчитываю на тебя, и они послали меня для переговоров.
- Что им надо? - еле слышно спросил Паттерсон.
Сердей помолчал, не решаясь сразу ответить.
- Чтобы ты пропустил их в город.
- Я?! - возмутился тот.
- Да, ты. Так надо. Послушай, ведь для меня это вопрос жизни или смерти. Когда я попал в плен к индейцам, то стал их рабом, как тебе уже известно. Они всячески мучили меня. Однажды я проговорился, что из Либерии. Патагонцы решили воспользоваться мною, чтобы овладеть городом, о котором много слышали, и обещали освободить, если я помогу им. Ну, ты сам понимаешь, что…
- Тихо! - прервал его Паттерсон.
К ним приближался соседний часовой, решивший поразмяться. Дойдя до границы своего участка, он остановился неподалеку от них и сказал:
- Что-то похолодало к вечеру.
- Д-да… - глухо обронил ирландец.
- Доброй ночи, сосед!
- Доброй ночи.
Часовой сделал полный оборот и исчез во мраке. Сердей продолжал:
- …Ну, ты сам понимаешь, что я, конечно, обещал. Тогда они предприняли этот поход, взяли меня с собой и стерегут днем и ночью. Теперь индейцы требуют, чтобы я выполнил обещанное. Сначала они рассчитывали без труда проникнуть в город, а оказалось, что у них погибло много людей и более сотни захвачено в плен. Это их бесит… Сегодня вечером я сказал, что попробую установить связь с товарищем, который поможет мне. Я узнал тебя издали… Если окажется, что я их обманул,- мне крышка…
Пока Сердей посвящал Паттерсона и свои злоключения, тот размышлял. Конечно, приятно было бы видеть Либерию разоренной, а всех жителей, особенно губернатора, убитыми или изгнанными. Но эта затея казалась слишком рискованной… Осторожный ирландец предпочитал безопасность.
- Чем же я могу помочь тебе? - холодно спросил он.
- Пропустить нас,- ответил Сердей.
- Для этого я вам не нужен,- возразил Паттерсон,- ведь ты же добрался сюда без моей помощи.
- Один человек может проскользнуть незаметно,- ответил тот,- совсем другое дело пятьсот человек.
- Пятьсот!
- Черт возьми! Не думаешь ли ты, что я обращаюсь к тебе за помощью, чтобы совершить приятную прогулку по городу? Для меня Либерия так же ненавистна, как и патагонцы… Кстати…
- Молчи! - вдруг приказал Паттерсон.
Послышались шаги, и вскоре из темноты вынырнули три человека. Один из них подошел к Паттерсону и, приоткрыв фонарь, спрятанный под плащом, осветил на мгновение лицо часового.
- Что нового? - спросил пришедший; это был не кто иной, как Хартлпул.
- Ничего.
- Все спокойно?
- Да.
Проверяющие пошли дальше.
- Так что ты хотел сказать? - спросил Паттерсон после их ухода.
- Я хотел узнать, что стало с остальными.
- С кем?
- С Дориком?
- Умер.
- А Фред Мур?
- Умер.
- Уильям Мур?
- Умер.
- Черт побери! А Кеннеди?
- Жив и здоров.
- Да не может быть? Значит, ему удалось замести следы?
- По-видимому.
- И он вне подозрений?
- Похоже на то. Он все время на свободе.
- А где он теперь?
- Стоит где-нибудь на посту… Точно не скажу.
- Ты не мог бы узнать?
- Нет. Нельзя уходить с поста. А впрочем, зачем тебе Кеннеди?
- Поговорю с ним, поскольку тебя мое предложение не устраивает.
- А ты полагал, что я пойду на это? - запротестовал Паттерсон.- Думаешь, я буду помогать патагонцам, чтобы всех нас перерезали?
- Не бойся,- возразил Сердей,- они не тронут своих друзей. Наоборот, выделят нам долю после захвата города. Так мне обещали.
- Хм,- недоверчиво произнес Паттерсон.
Тем не менее он заколебался. Отомстить остельцам и вместе с тем поживиться за их счет показалось ему очень заманчивым… Но довериться на слово дикарям!… И осторожность победила еще раз.
- Все это пустые слова,- решительно сказал ирландец.- Даже при всем желании ни Кеннеди, ни я не сможем пропустить сразу пятьсот человек.
- Это и не нужно,- возразил Сердей,- достаточно пропустить пятьдесят, даже тридцать. Пока первые будут сдерживать натиск либерийцев, остальные успеют пройти.
- Пятьдесят, тридцать, даже десять - слишком много.
- Это твое последнее слово?
- Первое и последнее.
- Значит, нет?
- Нет.
- Что ж, все ясно,- сказал Сердей и начал отползать к реке. Но тотчас же остановился и, взглянув на Паттерсона, добавил: - А знаешь, ведь патагонцы могут заплатить.
- Сколько?
Этот вопрос как будто сам собой сорвался с губ Паттерсона. Сердей снова приблизился.
- Тысячу пиастров,- сказал он.
Тысяча пиастров! В прежние времена эта сумма, хотя и довольно крупная, не потрясла бы воображение ирландца. Но наводнение отняло у него все, и за год напряженного труда ему едва удалось скопить какие-то несчастные двадцать пять пиастров, составлявшие теперь все его богатство. Конечно, в дальнейшем оно будет возрастать быстрее, для этого есть немало возможностей. Труднее всего (он знал это по опыту) сделать первое накопление. Но тысяча пиастров! Получить сразу сумму, в сорок раз превышающую полуторагодичный заработок! Не говоря о том, что, может, удастся сорвать с индейцев еще больше… Ведь при каждой сделке полагается поторговаться…
- Не так уж много,- бросил он пренебрежительно.- За дело, в котором приходится рисковать своей шкурой, надо взять не менее двух тысяч.
- В таком случае, спокойной ночи! - ответил Сердей, делая вид, что удаляется от часового.
- По крайней мере полторы тысячи,- невозмутимо продолжал Паттерсон.
Теперь он почувствовал себя в своей стихии - стихии торга. В этой сфере он обладал большим опытом. Независимо от того, что продавалось - товар или совесть,- дело сводилось к купле-продаже, которые подчиняются определенным незыблемым законам, в совершенстве изученным Паттерсоном. Известно, что продавец всегда запрашивает, а покупатель сбивает цену. Они начинают торговаться и договариваются до настоящей стоимости. Человек, который торгуется, всегда что-нибудь выигрывает и никогда ничего не теряет.
Так как нужно было спешить, ирландец решился, в виде исключения, ускорить переговоры и сразу сбросил с двух тысяч до полутора.
- Нет,- твердо сказал Сердей.
- Хотя бы тысячу четыреста! Из-за такой суммы еще стоит, пожалуй, разговаривать, но из-за тысячи пиастров…
- Тысяча, и ни одной монетой больше,- решительно заявил предатель и стал медленно отползать к реке.