Возможно, автолюбители таким образом привлекали внимание к нуждам отечественного автопрома, но получилось - словно для нас представление устраивали.
Что ж, очень даже в кассу.
В Павловск свадьба приехала в начале четвертого. Розовый павильон, затерявшийся в огромном парке. Деревянный, покрытый сверху рисунками под мрамор. Явный новодел, хотя роспись потолка внутри ампирная, в лучших традициях (чем хуже, тем лучше).
Рядом река и лодки с лодочниками, мост, жара начинала спадать. Здесь свежо, и воздух жирный, наваристый. Розовый павильон огорожен, стоят касса (50 руб. билет) и туалет, один и тот же на женщин и мужчин.
В небольшом дворике - столы с шампанским, играет джаз-банд. Немного в стороне сидит художник в романтическом берете. Весь вечер он, по желанию гостей, будет рисовать портреты.
Внутрь не пускают, ждем карету. У входа ставят огромные ворота из цветов, лилий и вьюнов, по обе стороны от них - вазы с цветочными композициями в человеческий рост. Джаз играет неимоверно громко, все потягивают "Вдову Клико" и рассасываются вокруг павильона в поисках тени. Я захожу с тыла, где флористки перебирают букеты, разминаются балерины (точно это мгновенно повзрослевшие ангелы из Пушкина, переодетые в пачки), а костюмеры разбирают завалы, блистающие мишурой.
Снует бойкая распорядительница, такое ощущение, что забот у нее все прибывает и прибывает. Никого не видит, все время говорит в динамик, хотя нет, успевает отметить, что продукты нужно носить через задние ворота ("Чтобы я больше вас тут не видела!") и что огромную сцепку из белых воздушных шариков, наполненных гелием и скрепленных в виде стилизованного сердца, нужно переместить поближе к воротам.
У ворот скапливаются новые машины, гостей становится все больше. Распорядительница терпеливо объясняет всем (лицо ее при этом неподвижно), что мы должны организовать живой коридор от ворот до дверей павильона (кто-то снова приносит коробки с лепестками роз). Все устали и хотят есть.
И тут появляется тамада - смуглый кучерявый вьюн явно не первой молодости и свежести, похожий на Киркорова, при скошенных каблуках и орхидее в петлице, который поведет свадебку сквозь рифы обременительных ритуалов.
Странный человек, странно заинтересованный в чужих реакциях, с виду воспринимающий чужие радости как свои собственные. Работа у него такая. Он начинает говорить в микрофон, его никто не слушает, он говорит еще громче, делает знаки джаз-банду, начинает забавлять толпу гостей. Все подыгрывают, но вяло.
Ждем, ждем, полчаса, час. Постепенно все сбиваются в кучки, фотографируются, общаются, такое ощущение, что все давно знакомы друг с другом, только один я такой неприкаянный. Изучаю схему рассадки за столами. Столы круглые, их 12, за каждым от восьми до двенадцати человек, вот и считайте. Я сижу за последним, двенадцатым. Рядом с моей фамилией совершенно мне незнакомые. Остаточные явления. Такие же, как и я.
Наконец, появляется карета. Все, как и положено, выстраиваются в живой коридор от дороги до павильона, снова, как и в Пушкине, пригоршнями зачерпывая из коробок розовые лепестки.
Илья помогает Наташе спуститься, гости хлопают. Держать одновременно лепестки и фотоаппараты сложно, но все хлопают и фотографируют. Снимают и аплодируют.
Помощники не успевают с белым сердцем из шариков к воротам, и тогда (я вижу, как устроительница мгновенно переигрывает ситуацию) молодых с караваем тормозят. Пока Наташа откусывает каравай, а Илья посыпает ей голову солью, белое сердце подтягивают ближе. Тамада торжественно объявляет:
- А вот есть у нас еще такой обычай. Некоторые отпускают голубей…
И тут все кричат как дети:
- А мы уже отпускали голубей…
Тамада не удивляется, как вообще ничему и никогда, мгновенно впитывает информацию и тут же выстреливает ею в толпу - именами, реалиями…
Пару минут назад, в стороночке, в тенечке, он говорил с папой Ильи. Расспрашивал про состав семьи, выспрашивал семейные предания, а теперь ведет себя так, будто бы сам всю жизнь был с ними рядом…
- Ну, а мы отпускаем в небо это белое сердце, и пусть летит оно в новую семейную жизнь, - ловко, как канатоходец без подстраховки, импровизирует он.
Поразительная способность любую придумку мгновенно обзывать "традицией". Пока мы ехали в Павловск, распорядительница решила почитать пассажирам "мерседеса" лекцию о пригородах в стиле "посмотрите направо, посмотрите налево". Все сведения оказались извлеченными из путеводителей, но особенно запомнилось: "В последнее время в Петербурге принято проводить свадьбы в пригородах…" (как если бы каждая вторая пара резервировала Розовый павильон и Камеронову галерею)! Что ж, главное - уверенность и поставленный голос, которым будет бравировать и тамада, постоянно вспоминавший о дождливой погоде в столице (специально из Москвы прилетел!).
Но вот сердце улетело в небо, цветочные лепестки просыпались, подарки вручены, каравай съеден, и все начинают просачиваться в банкетный зал с запахом коктебельской столовки.
Огромный зал с изысканной сервировкой, круглые столы с закусками и цветочными композициями, столы с напитками по бокам. У каждого стола свой официант. Нам достается малохольный юноша с едва намечающимися баками. Видимо, на должности он недавно, движется медленно, меланхолично, по ходу пьесы приобретая недостающее мастерство.
Когда я захожу в зал, наш стол еще пуст, за ним сидит только одна барышня. Она тоже никого не знает и настороженно знакомится. Только что прилетела из Набережных Челнов. На ней коричневое длинное платье (все прочие барышни ног не скрывают и правильно делают), позже она напьется и будет выкрикивать: "Я татарка… Я, как татарка…"
Что она хотела этим сказать? Пьяная, прицепилась к Илье, вышедшему в конце вечера на крыльцо выкурить сигару, требуя, чтобы он немедленно шел к жене. Илья не знал, как от нее избавиться, но терпел и не поддавался.
Впрочем, я забежал немного вперед.
Я пока не решился сесть рядом с посланницей Набережных Челнов, по одну ее руку уселся Дима, которого я видел несколько раз на московских тусовках Ильи (он обеспечил свадьбу эксклюзивным шампанским) и архитектор Женя.
Женя родом из Киева, занимается строительными подрядами. Лицо его показалось мне знакомым, и я начал с ним общаться. Хотя потом, когда Илья представил нас друг другу, оказалось, что мы никогда с ним не виделись, он прилетел на торжество специально из Лондона. Эксклюзивно.
Потом, чуть позже, к нам присоединился еще один лондонский житель - длинноволосый прихиппованный Олег.
Вот, собственно, и все. Другие стулья за столом так и оказались пустыми. Наш стол был исключением: за другими столами с родственниками и людьми более ближнего круга (ближних кругов), свободных мест не было.
Все рассаживаются и вкушают первые закуски (рулеты с брусничным соусом, грибочки, паштет из куриных грудок). В начале трапезы официант торжественно и терпеливо каждому и персонально предлагает "отпробовать" то или иное блюдо, однако чуть позже ему надоедает цепляться к этим невнимательным и скучным людям (нас много, а он один), и после первой перемены блюд он подходит и накладывает севрюгу с прочими деликатесами (маринованным виноградом, красными раками и стебельками спаржи) с каменным лицом и молча. Тогда как тамада, напротив, все наращивает и наращивает децибелы, а на импровизированной сцене выстраивается хоровод молоденьких балерин.
Врубается "Вальс цветов", и девочки встают на пуанты. Слава богу, я сижу к ним спиной, вкушаю вкусности и мысленно шучу: "Телки, идите к Батхеду!"
Из меня начинает выходить жар, накопленный за долгий день. И я понимаю, что не в состоянии переносить громкую музыку. Каждый раз при объявлении очередного номера культурной программы я незаметно (ха, незаметно: хипповатый Олег, который 15 лет не был дома в Питере и жаловался, что давным-давно "потерял коннект с городом", спросил меня: "Чувствуешь себя не в своей тарелке?") выходил на крыльцо.
Потом выступали совсем уже невнятные дети, подали фаршированную рыбу, понеслись шутки-прибаутки с рисом и зерном, которые следовало рассортировать. Речи родителей и гостей, первый вальс молодоженов, который усталый Гуров безнадежно провалил (имеет право!), тосты тестя и свекра.
Отец Ильи начал выступать, еле остановили, Наташин отец прочитал стихотворение. Все они славословили новую семью, друг друга, а тамада подливал и подливал им водку, словно бы в ней заключался главный источник красноречия.
Вообще, тостов произносилось так много, что если пить (или хотя бы честно пригубливать каждую вторую рюмку), можно было упиться в стельку.
Но народ собрался не только тренированный, но и светский. У каждого - собственный график взаимоотношений с горячительным и представления о наилучшем самочувствии. Я весь вечер пил морс. Под конец у меня сильно разболелась голова; чтобы снять напряжение и боль в висках, я выпил подряд три рюмки "Русского бриллианта". Вроде отпустило, но ненадолго.
Потом выступали теща и свекровь. Тамада называл их "девочки" и требовал, чтобы они танцевали под ансамбль русской народной песни, вдруг запевший любимую песенку моей мамы, Нины Васильевны - "Ах, какая женщина, мне б такую…"
В этот момент от мамы пришла смс с вопросом "Mnogo vipel vodki?". Захотелось расплакаться, потому что представил на месте мам Наташи и Ильи свою маму. И вышел прогуляться.
Дошел до реки, перешел через мост. Гуляющих мало, все смотрят в сторону Розового павильона, откуда доносится громкая музыка. Белые ночи, вот почему не темнеет, хотя становится прохладнее и тише. Я углубляюсь в лес, встречаю неожиданно возникающие скульптуры Артемиды, затем Ниобы, похожей на Наоми Кэмпбелл.