- Вы серьезно?
- Серьезнее некуда, Анна Леонидовна. Не буду скрывать: отчасти и по этому поводу я у вас.
- Один человек - это не Мусатов? - поколебавшись, не утерпела, спросила Непенина.
- Нет, не Мусатов, - ответил Сергей.
Опять, как перед началом разговора о спрятанных ценностях кафедрального собора и женского монастыря, возникла пауза. И опять Сергей нарушил молчание, сказал:
- Странно, что купец Шагалов доверял своему доверенному настолько, что тот знал не только о существовании шкатулки, но даже и о ее содержимом.
- Что вы, Пантелеймон Гарвилович ничего этого не знал, когда по просьбе купца организовывал поездку на заимку в Хайский лес. Просто догадывался, что там спрятаны ценности. А шкатулку увидел, когда этот страшный человек Скоба выпытал у купца, где она, и шкатулка оказалась в руках у разбойника. Скоба, завладев шкатулкой, на глазах у связанных пленников перебирал, пересчитывал содержимое шкатулки, даже задавал купцу вопросы. Мой отец тоже присутствовал при этом, все слышал, видел… - Примолкнув, Непенина уточнила: - Вы спрашивали, что именно было в шкатулке?
- Да.
- Драгоценности. Пантелеймон Гаврилович рассказывал, что после нескольких поездок на Верхнюю Тунгуску и на Лену купец Шагалов признавал драгоценности только из золота и бриллиантов. Украшения, которые он дарил жене и которые увез на заимку, были просто сказочные - и по цене, и по красоте. Три перстня, две пары сережек, ожерелье, нательный крест. Все - золото, усыпанное крупными и мелкими бриллиантами. Пантелеймон Гаврилович не говорил отдельно о каждой драгоценности, но их очень легко отличить. По почерку работы старых ювелиров. В шкатулке было еще сто золотых червонцев и сто империалов, тринадцать византийских, очевидно, весьма дорогих монет. Разбойник Скоба на заимке еще допытывался о цене коллекционных монет и шутил по поводу числа тринадцать: дескать, это и погубило кубышку купца… Но все это вместе взятое меркнет перед тремя крупными бриллиантами - "Якут", "Большой близнец Тунгус", "Малый близнец Тунгус". В шкатулке они лежали в маленьких кожаных мешочках. Головачев говорил, что в 1910 году его хозяин вернулся из Якутии с двумя очень крупными алмазами. Каждый алмаз весил почти сто карат. Шагалов специально ездил с ними на Урал или в Башкирию, там был какой-то поселок, где гранили алмазы. Один алмаз - "Якут" - был круглый, легкий для обработки, а второй - продолговатый. Его перед гранением разрезали или раскололи на две неравные части. Поэтому и такие названия - малый и большой близнецы… Вот все это и было в шкатулке, которая досталась разбойникам…
- На несколько часов, - сказал Зимин.
- На несколько часов, - кивнула Непенина. Она потянулась к своей чашке с кофе, пригубила ее. - Совсем остыл. - И поставила чашку на стол.
- Не беспокойтесь, Анна Леонидовна, - сказал Нетесов. - Холодный даже вкуснее. Лучше скажите, если знаете: в шкатулке были медали за благотворительность?
- В шкатулке - не знаю. Я потом еще загляну в мамины записи. Но Шагалов обязательно имел такие наградные знаки. Он много жертвовал разным общинам и обществам. А вот что точно известно - в шагаловской шкатулке была бляха городского головы. Бляха носилась на груди на толстой цепочке. Скоба, найдя ее в шкатулке, забавляясь, надел на себя эту бляху, сказал, что теперь его время городским головой побыть. Не все, сказал, купцу масленица. Кажется, и не снял ее, так и убит был с этой бляхой.
- Шагалов был городским головой?
- Был. Может, я ошибаюсь, но, кажется, он в 1891 году как городской голова встречал хлебом-солью государя-наследника, когда тот возвращался из заграничного путешествия через Владивосток и через Сибирь в столицу. И получил из рук государя какой-то подарок.
- Интересно, - сказал Нетесов, украдкой поглядев на часы.
Непенина после столь продолжительного для ее возраста разговора заметно утомилась. Главное было сказано. Засиживаться - недосуг. Все мысли были о том, как обстоят дела в Пихтовом, что с Бражниковым? Найдены ли рыжий и биолокаторщик Мазурин? Нетесов откровенно выжидал приличествующее число минут, чтобы начать прощаться. О чем Анна Леонидовна еще говорила с Зиминым, он не слушал.
Расстались с Непениной, и Сергей в желании поскорее попасть в Пихтовое, сев за руль, погнал "Ниву" на скорости под сто. Скверная, в частых выбоинах асфальтовая дорога заставляла его то и дело сбрасывать газ, притормаживать, и он ругал дорогу и дорожников, из лета в лето бессмысленно ее латающих.
Зимин на дорогу почти не смотрел. Находясь под впечатлением едва закончившегося разговора с Непениной, с "живой историей", вертел в руках запечатанный, перевязанный крест-накрест тонкой капроновой ниткой пухлый конверт, на котором было написано от руки: "Русская Православная Церковь, Патриаршество, Москва, Патриарху Московскому и всея Руси Алексию (Симанскому С. В.). 30 сентября 1962 года".
- Не понимаю, почему она не отослала письмо, - сказал Зимин.
- Что тут понимать? Во-первых, такие письма не отсылают. Из рук в руки передают. Легко ей было передать лично Патриарху, убедить лично прочитать письмо?
- Не думаю.
- Ну вот. А попади в другие руки письмо, таскали бы ее, как теперь нас и службу безопасности называют, "силовики". Допытывались бы: что и как? Да почему так поздно? Все ли договорила до конца? Хорошо еще, если бы у нее одной стали допытываться. У детей и внуков тоже спросили бы. А у нее оба сына были директорами крупных заводов, внук, у которого она сейчас живет, управляющий мощным трестом. Угольный генерал. Другой внук - в министерстве транспорта заметная фигура.
- Но сейчас другие времена, - сказал Зимин.
- Другие? - коротко поглядев на него, усмехнулся Сергей. - Ты в столичных архивах лишку пересидел. В Афгане и то лучше соображал.
- Я имею в виду в отношении к церкви…
- Насчет этого не знаю. Пушели не забыл еще, надеюсь?
- Надейся.
- Ну вот он тоже думал - "другие". Обратился. Не знаю, не буду врать, куда он в Москве ткнулся, но по адресу. С заявлением. Он знает, где спрятано колчаковское золото, пропавшее в девятнадцатом году в Сибири, готов раскрыть тайну, но при условии: все будет истрачено на нужды Пихтового. При его участии, под его контролем. Знаешь, что ему ответили?
- Откуда…
Машину тряхнуло на выбоине в асфальте, которую Сергей не углядел. Он крепко выругался. Помолчав, продолжил:
- Отбрили по высшему разряду. Не его собачье дело, как распорядиться золотом, которое находится на территории Рэфэ. Дипломатично, конечно, сказали, но суть именно та. Забирай положенную часть и не указывай, что делать с остальным.
- Не знал…
Зимин вспомнил, как он, бредя домой из гостиницы "Украина" после встречи с Британсом, подумал, что Мишель Пушели не из неподдельного интереса к прародине, а больше все-таки из корысти - посмотреть, не разворочено ли место, где спрятано золото, - прикатил в Пихтовое. Ошибался, плохо подумав о канадском потомке сибирских купцов Пушилиных.
- Вот потому Пушели и уехал строить в Южную Америку, а сюда своего представителя прислал, сказал Сергей.
- Это он сам тебе говорил?
- Да. По телефону.
- Ясно… А что ты молчишь, как тебе рассказ о церковных ценностях? - спросил Зимин.
- Что рассказ? - отозвался Нетесов. - Пока ничего не найдено, можно считать очередной сказкой из "Тысячи и одной ночи". Мне сейчас важно, как там дело Бражникова…
Дело Бражникова в отсутствии Нетесова сдвинулось, казалось, с мертвой точки.
Сам Бражников пока неизвестно где, докладывал старший лейтенант Мамонтов, а биолокаторщик, народный академик Игорь Васильевич Мазурин, отыскался. Известно, проверено: он работал и ночевал на даче у предпринимателя в соседнем районе. Мазурин уже допрошен, сейчас находится в гостинице. Найден и рыжий - Подкатов Виктор Афанасьевич. Тридцать пять лет. Работает в передвижной мехколонне сварщиком. Не судим. Тот ли это, что копал на лесокордоне летом, точно будет установлено через полчаса: доставят Подкатова, уже поехали за ним. И жену Бражникова привезут - она должна опознать рыжего.
- Допросил академика? - спросил Нетесов.
- Так точно. Вот протокол, - протянул Мамонтов тонкую папку.
Нетесов, скользнув глазами по первой страничке, где были общие сведения, перевернул ее. Дальше читал внимательно, неторопливо.