- Вы ошибаетесь, Андрей Андреевич.
Поймав немой вопросительный взгляд Зимина, кивнул:
- Ошибаетесь. У него было вместе с деньгами жены сто пятьдесят два советских рубля и восемь золотых монет, когда он бежал из этих мест. А после перехода границы осталась всего одна монета. Один золотой червонец на троих.
- Трое - это Степан, Анна, Андрей?
Пушели кивнул.
- А клад? Забыл его местонахождение или невозможно было подступиться, взять?
- Помнил и мог. Но для этого нужно было еще очень долго, день или два, оставаться около Пихтового. А он боялся, не хотел задерживаться. Это, может быть, трудно понять: находиться рядом с золотом перед тем как навсегда покинуть страну - и не набить пустой карман. Для этого нужно, наверно, как он, лучшие годы провести в лагерях.
- Новость так новость, - только и сказал Зимин.
- Это еще не все, Андрей Андреевич. Не главная новость. Пушилины имели не три пуда золота, а гораздо больше. Восемь с половиной.
- Адвокату Мурашову в тюремной камере Степан Пушилин говорил о трех пудах…
- Он не утаивал. Об остальном он узнал много позднее. Уже не в России.
- Как так?
- Золото было выгружено в Пихтовой в девятнадцатом году двадцатого ноября.
- В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое, - поправил Зимин.
- Да-да, так: девятнадцатого в девятнадцатом. - Пушели кивнул. - А через несколько дней Игнатий тайно от сына перевез в другое место пять с половиной пудов золота. Он боялся, как бы сын не бросил воевать за Россию, не начал с помощью этого золота устраивать свою жизнь. За месяц до того как погибнуть, по секрету рассказал о перепрятанном золоте Анне, а она потом, сразу после гибели свекра, не успела рассказать мужу. Рассказала, когда они уже давно покинули Россию и, как это у вас говорится, встали на ноги.
- Степан Пушилин нашел за границей родственников адвоката Мурашова? - спросил Зимин.
- Внучка адвоката Мурашова и сын Степана Пушилина - муж и жена, - ответил Пушели.
- Вот как даже…
Разговор на некоторое время прервался: бандиты потребовали воды, и Зимин поил их. Потом стоял около угробленной машины. Скаты сгорали медленно. Огонь оставался довольно энергичным, а ветер усилился. Под его порывами языки пламени шарахались туда-сюда, порой опасно близко клонились к земле, и Зимина тревожило, как бы огонь не перекинулся на сухостойные ветки, на валежник. Вроде пока причин для большого беспокойства не было. Авось до приезда Сергея ничего не случится. Обойдя остов грузовика, он откинул подальше от огня несколько валежин и вернулся к костру.
Оставался самый главный вопрос: если Пушели известно, что сначала Игнатий Пушилин увез со становища Сопочная Карга пять с половиной пудов золота, а позднее три пуда - его сын Степан, тогда, наверное, Мишелю известно нынешнее местонахождение клада.
Вопрос вертелся на языке. Зимин все медлил, никак не мог решиться задать его.
- Но если Пушилины собственноручно спрятали золото в России, в Пихтовом, тогда нет секрета, где оно лежит? - спросил наконец.
- В принципе да, - ответил Пушели.
- В принципе - это примерно?
- Не совсем примерно. То, что существует золотой клад, было тайной, о которой знали все взрослые в семье Пушилиных и двадцать, и тридцать лет назад, и больше. Но было такой тайной, из которой нельзя, запрещено было пытаться извлечь выгоду. Разрешалось просто знать. Вы понимаете меня?
- Понимаю. Клад в другой, далекой стране, за океаном, все равно к нему невозможно подобраться…
- Не так, - Пушели отрицательно потряс головой. - Степан Пушилин причину всех своих несчастий усматривал в том, что позволил втянуть себя в историю с золотом. Суеверно думал, что Бог послал ему лагеря за это.
- За какие же грехи тогда еще пол-России попало в лагеря? - Зимин усмехнулся.
- Мне трудно судить. Я жил жизнью другой страны, - не пожелал обсуждать это Пушели. - Мы говорим о золоте. Степан Пушилин сумел всем в семье внушить, что, если кто попытается прикоснуться к русскому кладу, неминуемо разделит его участь.
Зимин давно отметил, что о своих родственниках, прямых, судя по осведомленности, Пушели из каких-то соображений говорил отстраненно, не обозначая степень родства, и поэтому не переступал границ, принимая правила игры.
- Хорошо, - продолжал он. - Допускаю, что Степан Пушилин в чем-то был прав. Но он говорил это, наверно, давно, не мог знать, что в России все так переменится. Сейчас-то какой риск?
- Вы считаете, нет? - Пушели поднял глаза на собеседника.
- По-моему, никакого. Стоит сделать заявку, приложить точный план - и…
- И что?
- И остается получить вознаграждение. Двадцать пять процентов.
- А остальные? - Пушели переломил сухую палку, бросил в костер.
- Так определено законом, - ответил Зимин.
- Скажите честно, Андрей Андреевич, вы верите, что клад будет передан на благое дело? - Пушели пытливо посмотрел в глаза Зимину, перевел взгляд на связанных бандитов. - При том, что творится сейчас у вас, и не только на самых глухих дорогах, верите?
Выдержав долгую паузу, сказал:
- И я не верю.
- Вы хотите сказать… - начал Зимин и нарочно умолк, давая возможность собеседнику выговориться до конца.
- Пусть пока тайна останется тайной. - Еще одна сухая ветка хрустнула в руках у Пушели и полетела в костер. - Это не навсегда. Но сегодня так лучше, Андрей Андреевич.
Воцарилось молчание.
Зимин встал, сделал несколько шагов от костра в сторону машины.
Таежный проселок все глубже зарывался в темень сентябрьского вечера. Уже и на полсотни шагов окрест невозможно было рассмотреть очертания деревьев. Резина на колесах все продолжала гореть, однако прежнего, шарахающегося из стороны в сторону и вызывающего тревогу огня не было; больше копоти. Запах горелой резины мешался с запахом грибов и прелой листвы. Зимин посмотрел на часы. Если все хорошо, Сергей сейчас где-то на подъезде к Пихтовому. Однако до половины ночи самое малое придется еще проторчать на проселке в ожидании. Нужно как-то скоротать время. Прежде всего поесть.
Светлел ствол поваленной березы на обочине.
Вспомнив, что ствол усыпан опятами, Зимин шагнул к березе.
- Хотите, сварим грибов, Мишель? - спросил громко.
- Хочу, - послышалось в ответ. - С удовольствием, Андрей Андреевич.
Книга вторая
Часть первая
У Зимина был свободный от чтения лекций в институте день. Заказанные им из архива материалы дожидались уже неделю, все не удавалось выкроить время и отправиться туда, но вот сегодня, кажется, никаких помех.
Он уже стоял в пальто у порога своей квартиры, готовый выйти, когда раздался звонок в дверь. Где-то около месяца назад он звонил из дома, из Квебека, и вот теперь - письмо. Зимин тут же принялся читать его - написанное по-русски, от руки.
Пушели сообщал, что в ближайший год едва ли приедет в Россию, много дел: у него строительные заказы на родине и в одной из южноамериканских стран. Однако это не означает, что он сворачивает дела в Сибири, - наоборот. Просто вместо него будет представитель его фирмы.
Мишель писал, что получил из Пихтового от Нетесова посылку. Там - картина с видом фрагмента улицы Красных Мадьяр, где на переднем плане и кирпичный дом с чешуйчатым, похожим на кедровую шишку куполом, бывший Торговый дом купцов Игнатия и Степана Пушилиных. Он, Мишель, бесконечно благодарен за бесценный подарок и Сергею Ильичу, и пасечнику с Подъельнического кордона Василию Терентьевичу Засекину, автору картины. Теперь картина висит у него в кабинете на самом видном, самом почетном месте. И фотоаппарат "Зенит" - подарок Зимина, - как память о поездке в тайгу, в урочище Трех Истуканов, на реку Большой Кужербак, - тоже в его кабинете. Пишет письмо и время от времени поглядывает на "Зенит", на картину. Вообще он, Мишель, исключительно признателен новым своим друзьям за то, что взяли его с собой в тайгу. Это самое яркое, незабываемое впечатление от пребывания в России.
Зимин улыбнулся, читая: еще бы, в буквальном смысле самое яркое, ослепительное впечатление.
Продолжая скользить по строчкам, Зимин мыслями перенесся в ту сентябрьскую ночь, когда они вместе с Пушели остались на заброшенном проселке у костра рядом с догоравшим грузовиком в обществе двух связанных бандитов, ожидая отправившегося за милицейским нарядом Сергея.
…Машины примчались глухой ночью. Не считая "Урала", в котором Сергей сидел один, - два "уазика" и "Нива".
Шины сгоревшего грузовика еще продолжали чадить, но уже вяло; огонь черно-красными неровными язычками лишь обозначал металлический скелет ЗИЛа.
Дверцы захлопали с такой быстротой, так ринулись с оружием наизготовку розыскники и омоновцы к бандитам, будто те не были связаны и для страховки опутаны крупноячеистой рыболовной сетью, а предстоял сопряженный с риском захват.
Зимин был твердо уверен: из-за случившегося накануне поездка сорвалась, они возвращаются в Пихтовое.
- С какой стати, - возразил Нетесов на высказанное сожаление. - Базавлук жив, никаких ЧП. Сейчас отправим всех - и едем дальше.
Как бы в подтверждение своих слов - ничего не меняется, планы не рушатся - крикнул оперативнику Мамонтову, довольно небрежно стягивавшему сеть с Жала и Крота:
- Э-э, поаккуратней. Ее еще на карася ставить.
Мишель, к удивлению Зимина, услышав, что остаются, заметно оживился, повеселел.
Самое удивительное, однако, было впереди.