Зимин обернулся. В стоящей перед ним пожилой женщине узнал жилицу бывшего причтового дома бабку Надежду. Ту самую, которая неделю назад при стечении народа стыдила охранника Холмогорова за беспросветное вранье.
- Да вот. Церковь здесь была, - пробормотал, оправдываясь.
- Была, - согласилась старуха. - А теперь склад материально-технических ценностей.
- Склад меня не интересует…
- А не интересует, чего ж заглядываешь туда?
Зимин хотел было объяснить, спросить, давно ли здесь живет старуха, известно ли ей, когда церковь обезглавили и куда подевались колокола; может быть, у нее или у кого-то из ее знакомых случайно уцелели старые снимки?
Подумав, решил: не стоит сейчас затевать разговор, лучше уйти.
Сергея наконец-то застал дома. Он сидел во дворе под черемухой за столиком. Полина хлопотала около него. От Сергея пахло костром, потом, порохом. Вид у него был помятый, усталый и одновременно возбужденный.
Преступников не поймали, хотя они гуляли по району вовсю, с размахом, едва не в открытую, нимало не заботясь о том, что оставляют после себя следы, что по именам и в лицо их уже знают. После первых двух ограблений, о которых Зимин уже слышал, последовали кражи из магазинов в Среднем Китате, Святославке, Таежно-Михайловке, из кооперативной лавки в Петропавловском. "Ниву" вишневого цвета бросили в лесу под Святославкой, сожгли. Без транспорта, однако, не остались: пересели сначала на пятитонку, позднее на лесхозовский "уазик", выкинув оттуда водителей и главного инженера лесхоза. Хорошо просто выкинули, не пустили в ход ножи и стволы…
Наворотили с лихвой. Однако же с сегодняшнего дня всевольный их загул заканчивается. Сходило с рук, пока нынче поутру не завалились в избу охотника Лаврентия Нифонтова в его отсутствие и украли ружье. У Нифонтова, кроме двухстволки, еще и карабин в доме хранится. Не на виду. Вернувшись с рыбалки и обнаружив пропажу, Лаврентий нагнал грабителей и, когда по первому требованию ружье не вернули, прострелил одному из четырех ногу.
Так что теперь, имея в группе раненого, уползти постараются как можно дальше. Главное для них - выбраться из района, области, затеряться на оживленной автостраде, а там - кто их будет искать в нынешней неразберихе, особенно если очутятся за пределами России…
- Вот, посмотри, - протянул Сергей мятую бумажку с машинописным текстом. - Ориентировка на одного из них.
"Возраст - 25–30 лет, рост 175 см, волосы черные, прямые, средней длины, глаза темные", - скользнул глазами по строчкам Зимин.
- Все не читай, неинтересно. На особые приметы обрати внимание, - сказал Сергей.
Зимин кивнул.
Он и без того уже, пропустив, во что одет преступник, вчитывался в тщательнейшее описание особых примет, а это были наколки.
"На левом плече - полуобнаженная женщина с кинжалом и стоящий перед ней на коленях мужчина, - говорилось в описании, - у левого локтя - четырехконечный крест с надписью "Рай", подчеркнутый чертой с точкой; на тыльной стороне левой кисти - цветок лилии; на левом предплечье - сердце, пронзенное стрелой, буква "Z"; на правом - факел; у основания большого пальца - три точки; под коленками - кресты; на правой ступне - надпись "Душа болит о производстве", на левой - "А ноги просятся в санчасть"."
Еще не дочитав до конца, Зимин невольно весело, от души расхохотался.
- А ноги просятся в санчасть, - повторил вслух последние слова. - Мудрено запомнить.
- Ясно, куда его ноги просятся, - сказал Нетесов, делая нажим на слове "его".
Чего-то Сергей недоговаривал. Скорее всего, не один охотник Лаврентий Нифонтов вступал в поединок с грабителями, недаром от пистолета, положенного в кобуре на край стола, тянуло запахом горелого пороха, и, скорее всего, не так и неизвестно местонахождение преступников, если он перед ночью на два-три часа заехал домой.
- Ну а ты? Как на Подъельниковском кордоне? Как Василий Терентьевич? - переводя разговор, спросил Нетесов.
- В порядке, - кивнул Зимин. - Заметил, ты у Засекиных в большом почете.
- Ну уж… Показалось тебе.
- Серьезно, серьезно.
- Ну, может, и так, - легко согласился Сергей.
- Внука Василия Терентьевича за наезд, которого он не совершал, чуть-чуть не осудили, - вмешалась в разговор Полина. - Сидел бы уж два года, если б не Сергей.
- Да, ошибка там вышла, - мотнул головой Нетесов.
- Я все-таки думаю, Сережа, не ошибка, - возразила Полина, - а потому, что племянник директора коммерческого центра виновником был.
- Нет. Понимаю, о чем ты, случается такое. Но здесь не разобрались как следует, - тоном, не оставляющим сомнений, сказал Сергей.
Зимин не стал уточнять подробности истории с внуком пасечника. Хотел было рассказать о встречах с бывшим охранником лагеря "Свободный", с ветераном гражданской, но передумал. Потом как-нибудь. Сергей был сосредоточен на своем, слушал рассеянно, отвечал односложно.
Уехал он спустя полтора часа, сказав, что теперь-то уж должен вернуться очень скоро и они сразу отправятся на так долго откладывавшуюся рыбалку. А пока, чтоб не скучно было Андрею, он может покататься по Пихтовому, по окрестностям на его, Нетесова, мотоцикле.
- А права? - спросил Зимин.
- С моим номером не остановят, катайся, - махнул рукой Нетесов.
…Наведываться второй раз к Марии Черевинской не пришлось. Ближе к полночи дочь пасечника вместе с мужем сама подъехала на "Жигулях" к нетесовскому дому. Она была взволнована: соседка сказала ей, что начальник уголовного розыска вместе с поселившимся у него мужчиной были на кордоне, на пасеке у ее отца, и ее разыскивали. Черевинская думала: с отцом что-то стряслось.
- Слава Богу, - она перевела дух, перекрестилась, прочитав записку от отца, - только за этим и приходили?
- Только за этим.
- Сейчас сама привезу…
Через каких-нибудь полчаса Зимин держал в руке стопку тонких тетрадок в бледно-голубых обложках, точно таких, какие он уже видел, читал на таежной пасеке. Точнее, на пасеке он видел и читал всего-навсего одну тетрадку с надписью на обложке "Дневник Терентия Засекина. Октябрь 1919 года - февраль 1920 года". В этих, принесенных, тетрадях Терентий Засекин делал записи с апреля 1920 по декабрь 1929 года.
В одной из тетрадок была открытка времен гражданской, раскрашенная, на плохой бумаге изготовленная и с надписью "Что несет большевизм народу?". Зимин видел такую впервые: на ней ехала на коне Смерть с пустыми глазницами, с проваленным носом, в черном балахоне и с косой, с лезвия которой капала кровь. Впереди расстилалась деревня, толпились люди; позади окрест в беспорядке валялись трупы, виднелись головешки сгоревших изб…
- Вот. Еще и отцовы записи, - подала Черевинская сколотые скрепкой листы. - Ни в коем случае не потеряйте, - предупредила на прощанье.
- Все верну в сохранности, - заверил Зимин. Поразмыслив, первым делом решил прочитать написанное пасечником-сыном…
Тютрюмов