9
ЭТО НАДО ЗАПОМНИТЬ
- Ну так что же мы тут делать будем? - проговорил Митька, - ведь здесь так, не спросивши ничего, нельзя сидеть. Уж если пришли сюда, то надо дать доход хозяину: здесь кофейня, а не кулуар для разговоров.
- Ну будем кофе пить, если тут кофейня.
Жемчугов прищурил один глаз, подмигнул и щелкнул языком.
- Знаешь, братец, - обратился он к человеку, - принеси ты нам глинтвейну тепленького - как раз по погоде будет, да сыра немецкого сливочного. Насчет же кофе посмотрим; может, и кофе выпьем потом.
- Ты чего ж это кутить-то вздумал? - остановила его Грунька.
- Да без смазки-то говорить в горле будет трудно - все равно, что сукном в горле трешь, а с примочкой - слова сами идут.
Грунька усмехнулась.
- А теперь слушай, - заговорил Митька, как только лакей ушел, чтобы принести потребованное, - слушай хорошенько и запомни. Эта вот зеленая комната - единственная, в которой можно разговаривать без опаски здесь. Все остальные комнаты у немца в кофейне устроены так, что можно из нарочно для сего приспособленного тайника слышать все до последнего слова, что говорится в них. Так и знай! Если когда-нибудь попадешь с кем-нибудь сюда, к Гидлю - это кофейня немца Гидля, - то боже тебя сохрани язык распускать: все будет услышано. А здесь, в этой зеленой, еще ничего, можно быть без опаски.
- Да с кем же мне и зачем попадать сюда? - спросила Грунька.
- То ли еще будет!.. Может, еще не сюда попадешь! Мне все твое уменье нужно и актерство; ведь ты кого хочешь обыграть сможешь?
- Кого хочешь, на это меня станется!
- И графиню, и княгиню, и под маской маскарадную интригу разведешь?
- В лучшем виде!
- Ну то-то! Помни: если свергнем немцев, тогда в награду твое освобождение из крепости, и я поженюсь на тебе, Грунька!
Она ухмыльнулась, потупилась и покачала головой.
- Кто ж это награждать нас станет?
Митька перегнулся к ней через стол и в самое ухо едва слышно произнес:
- Государыня Елизавета Петровна, когда взойдет на принадлежащий ей императорский российский престол!
Но вдруг он звонко чмокнул Груньку в щеку, заметив, что дверь отворяется и входит слуга с подносом. Конечно, лучше было, чтобы этот слуга увидел, как они целуются, чем обращать внимание на то, что между ними происходит политический и весьма "опасный" разговор.
Грунька отшатнулась от Митьки и жеманно произнесла:
- Ах, оставьте, сударь!.. Труд бесполезный. Поищите себе другой особы любезной!
Слуга, поставив поднос, поспешил удалиться, видимо вполне уверенный, что имеет дело с одной из обыкновенных любовных "авантюр", каких бывало у Гидля по десятку в день.
- Да ты - совсем молодец! - одобрил Груньку Жемчугов, когда они снова остались одни. - Отлично всякую всячину разыгрываешь!
- Ну довольно об этом! - серьезно сказала ему Грунька, берясь за стакан с глинтвейном, и, отпив из него, добавила: - А ведь вкусно!
- Ну еще бы! - согласился Митька.
- Я вот чего в толк не могу взять, - продолжала она, - как это при жизни Елизаветы Петровны, родной дочери императора Петра, вдруг престол наследует не она, а сын Брауншвейгского принца, да притом молоденький. Положим, при Елизавете Петровне не могло бы быть и регентства Бирона, но как это произошло? Анна Леопольдовна чья дочь будет?
- Она - дочь Екатерины Иоанновны.
- Голштинской?
- Нет, герцогиня Голштинская - это Анна Петровна, старшая дочь императора Петра.
- Ну вот и я так же смекаю, что она - старшая дочь императора и что ее внук…
- Ее внук - Петр, и он живет сейчас в Голштинии. Это - особь статья.
- Ну а Анна-то Леопольдовна - чья же дочь?
- Говорят тебе - Екатерины Иоанновны Мекленбургской, родной сестры умершей императрицы Анны Иоанновны.
- Постой, ничего не разберу! Голштинская, Мекленбургская; тут запутаешься. Ты мне раз и навсегда объясни подробно.
- Ну хорошо, я тебе все политические конъюнктуры растолкую, а ты уж запомни их раз и навсегда! Это необходимо.
10
ПОЛИТИЧЕСКИЕ КОНЪЮНКТУРЫ
Митька Жемчугов отпил несколько больших глотков глинтвейна, закурил голландскую трубочку и стал рассказывать, в то время как Грунька принялась намазывать масло на хлеб и есть его с сыром.
- Вот видишь ли, - говорил он, выпуская большой клуб дыма, - когда умер император Петр Алексеевич, то после него поставили на престол императрицу Екатерину, его супругу. А сделал это Меншиков в расчете, что он-де будет всем вертеть сам от имени самодержавной императрицы Екатерины. Но это не вышло. То есть, вернее сказать, оно сначала как будто бы и пошло у него на лад, и даже императрица его родную дочь хотела выдать замуж за наследника тогдашнего престола Петра Алексеевича Второго, но, процарствовав всего два года и не успев женить наследника, скончалась. На престол взошел, значит, этот самый наследник Петр Алексеевич, двенадцати лет. Он приходится родным внуком Петру Первому от его первого брака с боярышней Лопухиной. Ну-с, с молодым внуком великого царя у Меншикова дела совсем испортились, и он полетел, сударыня ты моя, в лучшем виде, как обыкновенно летят временщики в конце концов и как полетит и Бирон тоже…
- Твоими бы устами да мед пить! - сказала Грунька.
- Ну пока глинтвейна попьем. Так вот Меншиков полетел… Хорошо! А молодой император переехал в Москву и новшества всякие стал не особенно долюбливать заморские: он не в деда пошел, а в отца - цесаревича Алексея Петровича, преждевременно скончавшегося… Охоту любил, делами занимался не прилежно, влюбился в тетку свою Елизавету Петровну. Вертели им, как хотели, Долгоруковы. Однако, процарствовал он тоже недолго, заразился оспой и умер. Теперь слушай! Со смертью Петра Второго мужская линия потомства Петра Великого прекратилась… Понимаешь?.. Наследовать престол должна была одна из женских линий, то есть прежде всего принцесса Елизавета Петровна, которая и по сей день здравствует и, полагаю, рано или поздно немцев от русского кормила оттеснит и сама императрицей сядет, чего мы с тобой, Грунька, искренне желаем и ждем. Виват, императрица Елизавета Петровна! - провозгласил он, однако не повышая голоса, и протянул к Груньке свой стакан с глинтвейном.
- Виват, - ответила Грунька, чокаясь. - Отчего же она не взошла на престол со смертью Петра Второго?
- Оттого, что так называемые верховники…
- Это что же, секта, что ли, какая?
- Не секта, а члены верховного совета. Так вот эти самые члены верховного совета, или так называемые верховники, привыкнув распоряжаться властью при малолетнем императоре Петре Втором, поняли сейчас, что принцесса, а по-нашему царевна Елизавета, такова вот, как мы ее знаем, то есть сама себе голова, вертеть собой не позволит, и если воцарится, то самовластию их, верховников, придет неминуемый конец. Ну а это им, разумеется, было вовсе не желательно. И вот сообразили они, что, кроме принцессы Елизаветы, была другая еще дочь императора Петра от государыни Екатерины - Анна Петровна, выданная замуж за герцога Голштинского. Сыну ее, Петру, и ныне здравствующему, было тогда уже два года…
- А теперь, значит, двенадцать? - сосчитала Грунька.
- Да, ровно столько, сколько было Петру Второму при его воцарении, - сказал Жемчугов. - Ну так вот, обойдя принцессу Елизавету, вызывать ее сестру Анну Петровну из Голштинии с малым сыном верховники тоже не пожелали, по тем же, видимо, причинам, то есть не рассчитывая при них получить власть полностью. А снедаемы они были полновластием, по-видимому, до смерти. И так вот они надумали. Знаешь ли ты, что император Петр Первый взошел на престол в юных летах не один, а в отправлении со своим братом Иоанном, тоже, значит, Алексеевичем, как и он. Но Иоанн Алексеевич соправлял недолго и скончался, а Петр Алексеевич остался на престоле один. У Иоанна Алексеевича остались дочери Екатерина и Анна. Жили они при дяде своем, императоре Петре Первом, в Петербурге, весьма бедственно, звали их при дворе просто "Ивановнами", с открытым пренебрежением, и держали в таком черном теле, что им приходилось унижаться даже перед Меншиковым, чтобы получать гроши на собственное существование. Одну из "Ивановен", по политическим мотивам, выдали за герцога Мекленбургского, а другую, Анну, - за герцога Курляндского, потому что нам через этот брак получалось иметь права на Курляндию. Герцог Курляндский гораздо слаб здоровьем. Анна Иоанновна овдовела, и ее жизнь в Митаве стала не слаще, чем в Петербурге: она, живя в Митаве, должна была смотреть из рук нашего там резидента Бестужева; ей так плохо приходилось, что она много раз просилась назад, в Петербург. Но ей говорили, что это нельзя, что ей, по политическим конъюнктурам, нужно оставаться в Курляндии. Она казалась столь ничтожной, столь забитой и простоватой, что вельможи верховносоветники ее заместо простой просительницы-салопницы почитали. Ну вот, они на ней и порешили. Поставим, дескать, ее императрицей, но с ограниченными правами, не самодержавной.
- С ограниченными?
- Ну да!.. А ты думала как? Прямо пошли, что называется, начистоту: "Мы тебя поставили, а ты поделись с нами властью по договору".
- Да нешто такой договор может быть действителен?
- Ну вот она им и показала эту действительность. Забитая-то эта "Ивановна" как взошла на престол, так не только никакими правами не поступилась, а стала самой что ни на есть самодержавной императрицей, да еще над верховниками этими самыми Бирона поставила и их ему под начало отдала. Закусали они потом локти, да поздно.
- А откуда взялся Бирон? - спросила Грунька.
- О нем я знаю всю подноготную, - сказал Жемчугов, - на всякий случай и тебе ее знать нужно. Слушай!