- Так ведь господин Иоганн действует именем герцога, а значит, раз он мне дает приказание, то - это все равно, что если приказывает сам герцог Бирон… Поняли?
- Понял!.. Понял, - успокоил его Митька. - И вы, значит, это его последнее поручение выполнили блестяще?
- Не совсем! - поморщился поляк. - Все-таки лучше было бы, если бы я последил за этой госпожой Дюкар.
- И вовсе не лучше! Совсем даже не лучше! Почем вы знали, что госпожа Дюкар именно к себе домой возвращалась? Она ведь могла бы и обмануть вас! А вы встретились со мной, и вам теперь все станет известно!
- Да уж вас-то я не выпущу!
Митька смотрел на Станислава Венюжинского и мысленно прикидывал, как ему поступить с ним: использовать ли этого поляка или просто отделаться от него и не связываться с ним? Венюжинский, казалось, ни к чему не годен был.
"Напою его и брошу!" - решил Митька и, спросив новую бутылку вина, стал подливать поляку и сам пить.
Свою силу Митька знал и испытал на опыте, что не только двух бутылок, распитых вдвоем, было мало, чтобы опьянить его, но он в одиночку мог осушить их пять без всякого ущерба для себя. Поэтому Митька смело пил. Однако он, к своему крайнему изумлению, в один миг почувствовал, что голова его слабеет, все вертится в глазах, они слипаются сами собой, вся действительность исчезает и он словно вместе с ней проваливается в сыпучий мелкий песок. Это был один именно миг, потому что вслед за этим Жемчугов упал на стол и заснул.
- Ага! - почти громко произнес Станислав Венюжинский. - Я вовсе не так глуп, как кажусь! Ты хотел меня обдурить, ан, сам и обдурился!
Он вовремя догадался о желании Митьки напоить его и бросить и успел незаметно подсыпать тому в стакан сильнодействующий сонный порошок, бывший при нем всегда по приказанию Иоганна, на всякий случай. Он уже однажды воспользовался этим порошком, знал его действие и был спокоен, что Митьку теперь ничто не разбудит, пока он сам не проснется, а это случится не скоро.
Станислав заявил хозяину трактира, что пришедший с ним товарищ ослабел и заснул и что он просит его не трогать, потому что сейчас сбегает за людьми и отвезет его домой.
Это было вполне в трактирных нравах того времени, и никого не поразил человек, захмелевший в общедоступном питейном заведении, когда еще сравнительно недавно, в том же Петербурге, на ассамблеях при Петре Первом, валились с ног как подкошенные высшие сановники от выпитого кубка Большого Орла.
Венюжинский, оставив Митьку под присмотром трактирщика, побежал во дворец с докладом Иоганну, с тем чтобы представить ему Митьку целиком, как тот был. Станислав торжествовал; дело Жемчугова выходило нехорошо, так как он попал в переделку к ближайшему клеврету свирепого Бирона и миновать ему расправы князя Трубецкого, казалось, невозможно.
27
ВОТ И НАЧАЛОСЬ
После разговора с гадалкой принцесса Анна Леопольдовна не спала ночь или, вернее, провела эту ночь в каком-то полусознательное забытьи, в котором действительность, то есть стены спальни и зеленый шелковый полог над кроватью со слабо теплившейся в углу образов лампадкой, мешалась с отрывками из минувшего, вдруг всплывавшими с особой яркостью. Анна Леопольдовна не могла разобрать, была ли это яркость внешняя, или ее чувства были так остры, что ощущения внутреннего мира переходили во внешний.
Она чувствовала себя в маленьком немецком княжестве, в очень бедном, но таком милом, уютном и славном, каким милым, уютным и славным нам кажется все, что мы знали в детстве. И тогда весь мир для нее сосредотачивался в этом княжестве, и она не знала и не могла себе представить, как велика земля. Она ни на что не надеялась, ни о чем не мечтала и была уверена, что ее жизнь пройдет тихо, спокойно, легко и округло, как вкусная сдобная булка. Ее в детстве и самое звали "булочкой", и она привыкла соединять в своем представлении скромное довольство родной ее немецкой жизни с булкой.
Конечно, это было нелепо, если бы о том рассказать кому-нибудь; но принцесса никому не рассказывала, а знала "свое" про себя.
И вдруг словно вихрь подхватил и закружил ее. Внезапное, совершенно неожиданное вступление на российский престол родной ее тетки, Анны Иоанновны, приезд к петербургскому двору, первые одуряющие впечатления громоздкой роскоши - от всего этого так захватывало дух, как во время взлета на качелях.
Прежде она звала всех старух "сухарями", и собственная ее судьба представлялась ей так, что она из "булочки", когда пройдет много-много лет, сделается "сухарем", но теперь, в "турбильоне" (ей нравилось именно это слово, и она повторяла его) петербургского двора она боялась "искрошиться" прежде времени. И она, когда ей бывало очень весело, кружилась, взявшись за руки со своим преданным другом, фрейлиной Юлианой Менгден, и быстро-быстро повторяла:
- Крошки… Крошки…
Сначала все было очень хорошо и великолепно, в особенности, конечно, красавец граф Линар и ее невинная игра с ним в любовь. Но затем пошла целая цепь неприятностей, словно бы бред налетевшей болезни. Насильственный отъезд Линара из Петербурга, разлука с ним и обидное открытие, что ее, маленькую принцессу Анну, милую и славную, которая готова любить всех, и в особенности графа Линара, вовсе не считают даже за человека, за женщину, а хотят сделать из нее какую-то машину для рождения нужного им наследника престола. И это было самое обидное и унизительное в бедном и насильственном браке с нелюбимым, непривлекательным, почти юродивым заикой, принцем Антоном Брауншвейгским.
Тянулись дня, тянулись ночи; бред продолжался, и сколько раз хотелось Анне Леопольдовне сделать усилие, чтобы сбросить с себя этот болезненно-тлетворный бред; но сил и возможности у нее совершенно не было.
Однако бывает, что во сне в такой момент является какая-то тень, что-то происходит, и просыпаешься и снова возвращаешься к здоровой последовательной жизни.
Это "что-то" для Анны Леопольдовны как будто случилось в появлении закутанной в темную косынку, с черными очками гадалки. Теперь как будто можно было сделать усилие, чтобы прекратить бред, и Анна Леопольдовна чувствовала, что надо сделать это усилие.
В ночном сумраке ей чудился красавец Линар, и чудилась власть, и вдруг ей пришло в голову, что в России только что управляли две - одна сменившая другую простые женщины! Екатерина Первая была из простых немок; простота, в которой выросла Анна Иоанновна, была тоже известна всем. Так неужели же она, принцесса по рождению, не может сделать то же, что сделали они?
При императрице Анне был Бирон, а при ней будет граф Линар. Он уже виделся ей таким, каким она знала его, и мысли у нее стремительно метались, как ласточки по небу.
Принцесса металась по своей подушке с горячим раскрытым ртом, и вдруг сквозь ее грезы, как бы для того, чтобы еще лучше оттенить ее жизнь, от которой она хотела освободиться, как от бреда, мелькнуло нечто, показавшееся ей темной тучей.
Почивавший рядом с ней тщедушный супруг в ночном колпаке, делавшем его лицо особенно неестественным и непривлекательным, проснулся и со свойственным ему косноязычием лепетал что-то непонятное.
- Что? - громко переспросила его принцесса Анна.
Он спросонья чавкал губами и заикался еще больше обычного:
- Я хочу… пи… пи…
- Что?
- Пи… ну, пи-ить! - выговорил он наконец.
28
ПЕРВАЯ СТЫЧКА
В этот день Анна Леопольдовна поднялась ранее обыкновенного, откушала стакан сбитня, который тогда пили вместо чая или кофе, пошла в детскую своего сына-императора и села возле его люльки.
Герцог Бирон взял себе за обыкновение входить к малютке-императору не только без доклада, но и в самые разнообразные часы суток, когда это ему приходило в голову. На этот раз он пришел тоже довольно рано и как будто удивился, что принцесса Анна Леопольдовна уже встала и одета. На самом же деле ему было донесено, что она велела заложить карету, причем приказала гвардейцам, составлявшим караул императора, сопровождать ее.
- Вы собираетесь куда-нибудь ехать? - спросил он принцессу, не титулуя, и если не в грубом, то в довольно развязном тоне.
Она подняла на него взор, и одно мгновение ока, быстрое как молния, было решающим. Не выдержи она этого мгновения, все было бы по-иному. Но принцесса выдержала благодаря тому, что вместо глядевших на нее глаз Бирона увидела черные очки гадалки. И теперь Бирона больше как бы не существовало для нее. И она, совсем иная с ним, чем была прежде, вызывающе ответила ему:
- Да, я переезжаю сегодня в Зимний дворец!
Бирон с видимым равнодушием отодвинулся от нее и нагнулся над люлькой младенца.
Анна Леопольдовна вспыхнула. Ей показалось несколько противным, как смеет этот человек, совсем ей чужой и отвратительный, даже ненавистный, так обращаться с ее сыном, подходить к нему и нагибаться над ним. Она резким движением приблизилась и, задев локтем герцога, взяла из люльки спеленатого сына.
- Что вы хотите этим сделать? - спросил Бирон.
- Император поедет со мной в Зимний дворец! - произнесла Анна Леопольдовна.
- Но ваше императорское высочество, я не могу допустить этого! - возразил герцог. - Император должен оставаться там, где пребывает регент, а я не могу отлучиться из этого дворца, так как здесь еще находится тело почившей государыни.
Принц Антон, в бархатном шлафроке и в наспех, криво надетом парике, вошел в это время в комнату, закивал головой и забормотал:
- Я… я… ккак… от… ец… не… позз… воляю!
- Ваша светлость, здесь вы ничего не значите, и дело вас не касается! - сказала Анна Леопольдовна своему мужу и, обратившись к герцогу, проговорила, повышая голос. - Я - мать вашего государя, и никто в мире не отнимет у меня моего сына!
С этими словами она повернулась и ушла.