Примерно после часа работы Пьер очистил весь пещерный ход до самого дна, выложенного вертикально стоящими обожженными плоскими кирпичами. Господин де Пайен всмотрелся в него в свете своего факела: может быть, это было русло некогда протекавшего здесь потока? Если да, то откуда он тек? Господин де Пайен выпрямился. "Вода, - подумал он, - могла течь только с севера, ибо уклон идет оттуда". Но этот ход вел из шахты к востоку, по крайней мере насколько можно было разобрать при свете факелов. Он предложил:
- Давайте вынем еще один кусок почвы, чтобы посмотреть, есть ли там уклон.
После нескольких часов работы расчищенная поверхность стала настолько обширной, что они увидели уклон к востоку - хотя и небольшой.
- Тот, кто идет с водой, - пробормотал господин де Сент-Омер, но не закончил изречения безвестного строителя колодца, так как, устыдившись, вспомнил просьбу, высказанную господином де Пайеном.
День за днем в подземном ходе теперь работали трое тамплиеров. Они расчищали его, в то время как Пьер ставил опоры для стен и крыши. Работы были крайне затруднительны, пещера имела столь низкий свод, что стоять в ней можно было только согнувшись.
Обливаясь потом и кашляя, они продвигались вперед дюйм за дюймом. Проходили недели, и однажды - где-то в июне - внезапно показался конец туннеля, который выводил на поверхность земли. Факел потух, когда Пьер, держа его в руке, подошел к выходу из туннеля. Спотыкаясь на каждом шагу, ощупью, выбрались они на свет.
Господин де Мондидье, работавший в тот день внутри пещерного хода, сказал:
- Если бы этот туннель был проложен немного глубже, то он, несомненно, оканчивался бы в одной из мусульманских могил, расположенных под восточной стеной Храмовой площади над долиной Иосафат. Вероятно, этот канал, в котором нам так долго пришлось торчать, в прежние времена служил тайным путем для бегства, и слова строителя колодца имеют только один смысл: ввести в заблуждение того, кто откроет этот ход.
Господин д'Альдемар пожал плечами.
- Несомненно одно, - сказал он, - из наших поисков опять ничего не вышло, и господин де Пайен проведет еще много часов в молитве, прежде чем ему что-нибудь сообщит указующий перст.
Обессиливающее отчаяние
Патриарх Иерусалимский запланировал новую инспекционную поездку. Он намеревался посетить все города королевства и прежде всего проследить, как там обстоит дело с соблюдением прав. Ведь приверженцы римско-католической веры составляли на Ближнем Востоке меньшинство. Там были христиане, именующие себя греко-католиками, и те, кто называл себя сиро-католиками. Кроме них на христианских территориях проживало множество мусульман и некоторое, хотя и незначительное, количество иудеев. Поэтому ничего удивительного не было в том, что одни у других перенимали различные обряды, которые патриарх для своей Церкви допустить не мог. Помимо этого, он имел намерение в ходе этой поездки назначить епископами Сидона и Бейрута людей, считавшихся в Иерусалиме его друзьями. Еще он хотел встретиться с патриархом Антиохийским и обсудить с ним самые насущные проблемы Церкви на Ближнем Востоке. Поэтому он пригласил к себе господина де Пайена и сказал ему:
- Любезный господин, вероятно, до ваших ушей уже дошло, что я намерен использовать полномочия, соответствующие моей должности, ради инспекционной поездки. Я проеду страну вдоль и поперек, чтобы воздавать хвалу и возводить хулу подобающим образом, и воспользуюсь своим правом назначать пастырей для христианского народа. В этой поездке мне необходимо вооруженное прикрытие, и я подумал о своих рыцарях-монахах. Ведь вы теперь свободны. Как вы относитесь к идее сопровождать меня в поездке?
Господин де Пайен прикусил губу. Спустя мгновение он ответил:
- Позвольте мне, достопочтенный отец, высказать мнение, противоположное вашему: ведь вы считаете, что у нас нет обязанностей перед королем, но есть обязанности только перед вами. Как вам известно, на нас возложена двойная задача: с одной стороны, монашеский долг, скрепленный нашим обетом, с другой же стороны, светский долг перед нашим королем. Поскольку, однако, вы также занимаетесь защитой нашего королевства, было бы, вероятно, справедливым, если бы вы попросили короля предоставить нам отпуск. Может случиться и так, что наши руки, держащие мечи, в эту пору понадобятся для политических дел. Если король примет решение дать нам отпуск, тогда, разумеется, мы будем вас сопровождать.
Патриарх нахмурил брови.
- Смотрите-ка! - закричал он, - вот ведь что придумали! Ладно! Не забывайте только, что я могу вам попросту приказать, ведь когда вы давали мне монашеские обеты, то клялись и в послушании.
- Да, достопочтенный отец, и этого мы будем придерживаться. Позвольте мне, однако, указать на то, что в наших обетах речь идет о вещах, необходимых для Церкви, и о вопросах монашеской дисциплины.
- А разве, - спросил патриарх, выпрямившись, - инспекционная поездка патриарха не является необходимой для Церкви?
- Прошу прощения, - вынужден был уступить господин де Пайен.
Затем патриарх с неприветливым видом отпустил его.
Король пошел навстречу патриарху, и поэтому в последние дни августа тамплиерам поневоле пришлось прийти во дворец достопочтеннейшего, чтобы сопровождать в поездке его и двоих епископов. Впереди ехал герольд, одетый в цвета патриаршей хоругви, за ним следовал обыкновенный священник с крестом. И далее - господа, ибо патриарх отказался путешествовать в паланкине. Верхом на коне он выглядел великолепно. Это был высокий, еще не старый человек с гордой осанкой и темными, пылающими глазами. Драгоценный крест у него на груди сверкал ярче кольца на руке, а шпоры были из золота.
Всадники выехали из города через Дамасские ворота. Они рассчитывали двигаться по старой военной дороге на север. В горах, правда, было мало воды, но по ночам страшная жара ослабевала, и свежий ветерок давал новые силы и всадникам, и коням. Тамплиерам эта местность была уже знакома: в Наблусе дорога делала изгиб к западу, пока в Самарии вновь не поворачивала на север, спускаясь на плодородную равнину Иезреель, которую нужно было пересечь, направляясь в расположенный над ней Назарет. На этот раз, однако, по этой долине поехали к северо-западу, и к вечеру второго дня пути всадники въехали в портовый город Хайфу. В лучах заходящего солнца вся бухта была окрашена в красный цвет так, что непокорная крепость Аккон на ее северном мысу казалась объятой пламенем.
На следующее утро патриарх и сопровождавшие его рыцари уже за Хайфой очутились в непроходимой толчее среди караванов, и пришлось оставить всякую надежду на быструю поездку. Тысячи верблюдов устремлялись к перевалочному пункту Аккон: купцы, чьи корабли стояли там в гавани, устроили рынок зерна.
Еще накануне хозяин гостиницы в Хайфе предупреждал:
- Вы должны вернуться, святой отец, и продолжать ехать по верхней дороге в горах.
Но патриарх в ответ презрительно махнул рукой. Он велел герольду прокладывать дорогу среди верблюдов, целые вереницы которых всегда были связаны одной веревкой. Но звон, колокольчиков и крики погонщиков заглушали возгласы герольда и звуки его рога; а равнодушия погонщиков ничем невозможно было нарушить. Поэтому по городу отряд, сопровождавший патриарха, двигался ничуть не быстрее караванов, идущих мелкой рысью.
Еще хуже сложились дела, едва всадники выехали из города. Когда они наконец оказались на прибрежной дороге, ведущей к северу, был уже поздний вечер. Гнев господина де Мондидье из-за упрямого поведения патриарха достиг точки кипения, когда господин де Пайен подъехал к нему и сказал:
- Дорогой брат, это превосходная возможность для нас воспитать смирение, без которого ничего хорошего не выйдет. Я уверен, что вы тоже вспомните об этой монашеской добродетели.
Господин де Мондидье многозначительно вздохнул. Кто знает, что еще может случиться в этой поездке, пока рыцари не вернутся домой! И кто знает, когда это* произойдет!
В своих сомнениях господин де Мондидье был действительно прав. Вместе с правителем города путешественники осмотрели городской порт, из которого в Европу отправляли тонкое полотно и стекло, а также школу, где изучали движение звезд и ночное ориентирование кораблей. С незапамятных времен жители города Сидона были мореплавателями; и патриарх получил предсказание, согласно которому он не мог продолжать поездку, пока не посетит могилы своих далеких предков-мореплавателей, расположенные в скалах. Там, в пещерах, он простудился. На следующее утро у патриарха начался сильный жар, и поездку пришлось прервать.
Прошла зима, и, когда тамплиеры вернулись к себе домой в Иерусалим, наступил день четвертой годовщины их приезда на Восток. Что касается патриарха, то он в Сидоне слишком рано встал на ноги после болезни, и в Антиохии, в доме тамошнего патриарха, с ним случился новый тяжелый приступ.
Начался сезон дождей с мелким градом и снегом. При таких обстоятельствах нечего было и думать о продолжении поездки в сторону Эдессы, равно как и о возвращении.
Дома тамплиеры проводили время в молитвах и трудах. Но в шахте, расположенной под Конюшнями Соломона, происходили иные события: на следующий день после прибытия тамплиеров Пьер спустился туда один и стал медленно исследовать пещеру. Ему не давало покоя то, что факел в прошлый раз погас у выхода из пещеры. Последние месяцы он снова и снова думал об этом: почему у входа в пещеру факелы горели ярко, но внезапно погасли, оказавшись в конце туннеля?