Вы сочтете меня грубым. Так и есть. Но я сэкономил время, а возможно, и деньги тоже, - деньги, которые дураки растрачивают на обещания, а не на удовольствия. У нее дома нашлось вино, мы выпили и болтали добрых минут пять, прежде чем я стал пытаться раздеть ее. Она подхватила игру, дуя губки и бросая на меня соблазнительные взгляды, но едва избавившись от одежды, девчонка тут же обратилась в пламень, и, не стерпев, я взял ее прямо не сходя со стула.
Не могу сказать, почему я нашел ее такой желанной: по причине ли ее связи с Бернье или из-за французских штучек, но я стал частенько навещать ее, и хотя побаивался Бернье, но все же утратил бдительность. И вот вечером, с неделю спустя, когда мы были крепко заняты, на лестнице раздались шаги, и дверь распахнулась. За ней стоял он. Несколько секунд Бернье смотрел, как Жозетта с визгом пытается нырнуть под одеяло, а я, путаясь в подоле сорочки, пытаюсь залезть под кровать - вид соперника поверг меня в ужас. Но он ничего не сказал. Дверь хлопнула, я тотчас вылез и стал натягивать бриджи. В эту секунду мне хотелось одного: оказаться как можно дальше отсюда, поэтому я одевался с некоторой поспешностью.
Жозетта принялась хохотать, и я спросил, что ее так чертовски развеселило.
- Это так смешить, - не унималась она. - Ты… ты наполовину торчать из-под кровати, а Шарль с такой гнев смотреть на твой зад. - И она опять залилась смехом.
Я посоветовал ей придержать язык, она перестала смеяться и попыталась затащить меня обратно в постель, говоря, что Бернье наверняка ушел. Она села и принялась трясти передо мной грудями. Я разрывался между страхом и желанием, пока она не заперла дверь, после чего я решил доделать дело, раз уж начал, и снова разделся. Впрочем, должен признать, что испытал не самое сильное удовольствие, несмотря на то, что Жозетта была в ударе (подозреваю, недавняя ситуация возбудила ее).
Меня терзало сомнение, идти ли мне после этого к ужину, поскольку я был уверен, что Бернье вызовет меня. Но к моему удивлению, когда я собрался с духом и вошел в столовую, он не обратил на меня ни малейшего внимания. Я терялся в догадках, но когда ни на следующий день, ни послезавтра ничего не произошло, я воспрял духом, и даже нанес новый визит Жозетте. Он не заглядывал к ней, и я пришел к выводу, что соперник решил ничего не предпринимать. Значит, Бернье в итоге оказался слабаком, думал я, и уступил свою любовницу мне - не из страха передо мной, безусловно, а из нежелания мараться о ту дрянь, которая обманула его. На самом деле правда заключалась в том, что Бернье не мог вызвать меня, не раскрывая повода и выставляя себя в неприглядном свете, поэтому, лучше меня знакомый с порядками в полку, он избегал возбуждать дело чести из-за женщины. Хотя сам едва сдерживался.
Ничего не подозревая, я расслабился и выболтал секрет Брайанту. Подхалим просиял, и вскоре все плунжеры были в курсе. Теперь катастрофа стала только делом времени, и мне стоило бы догадываться об этом.
Это произошло как-то вечером, после обеда. Мы играли в карты, а Бернье и еще несколько офицеров из "индийцев" вели беседу неподалеку. Играли в "двадцать одно", и случилось так, что во время партии я пошутил насчет бубновой дамы, которую почитал своей счастливой картой. Форрест держал банк, и, когда он перебил мои пять карт тузом и бубновой дамой, Брайант, тупоголовый осел, проверещал:
- Вот это да! Он отбил у тебя даму, Флэши! Какое жуткое огорчение, клянусь Богом!
- Что ты имеешь в виду? - удивленно спросил Форрест, сгребая деньги и карты.
- У Флэши, как известно, бывает наоборот, - заявил Брайант. - Обычно это он отбивает чужих дам.
- А-а, - протянул, ухмыляясь, Форрест. - Но ведь бубновая дама - добрая англичанка, не так ли, Флэш? Ты же, как я слышал, предпочитаешь объезжать французских кобылок.
Все разразились смехом, бросая взгляды в сторону Бернье. Мне стоило бы сохранить спокойствие, но я оказался достаточно глуп, чтобы присоединиться.
- Французские кобылки хороши, - говорю я, - когда на них английский наездник. Француз, конечно, тоже неплох, но не выдерживает долгой скачки.
Острота, без сомнения, вышла довольно плоской, даже если учесть, что мы были навеселе, но и этой искры хватило, чтобы поджечь солому. Следующее, что я помню, это как стул ушел из-под меня, я лежу на полу, а надо мной стоит Бернье с перекошенным от ярости лицом и трясущимися губами.
- Какого дьявола, - начал Форрест, когда я начал подниматься на ноги, и другие тоже повскакали с мест.
Я наполовину встал, когда Бернье ударил меня. Я не удержался и упал опять.
- Бога ради, Бернье! - воскликнул Форрест. - Ты с ума сошел?
И они бросились оттаскивать его, иначе, кажется, он просто растерзал бы меня. Видя, что Бернье держат, я с проклятием поднялся и кинулся на него, но Брайант обхватил меня, крича: "Нет, Флэш! Остынь, Флэши!". Все обступили меня.
Сказать по правде, я был чуть живой от страха, поскольку в воздухе запахло убийством. Лучший стрелок полка ударил меня, и к этому был повод, - будучи напуган или нет, я всегда отличался умением быстро и ясно мыслить в моменты кризиса, - понимая, что нет никакой возможности избежать дуэли. Если, конечно, я не хочу снести удар, что будет означать конец моей карьеры как в армии, так и в свете. Но драться с ним было все равно, что шагнуть в могилу.
Это была ужасная дилемма, и в момент, когда нас растащили, я понял: мне нужно время, чтобы подумать, выработать план, найти выход. Я стряхнул держащие меня руки и, не говоря ни слова, вышел из столовой с видом человека, который предпочитает уйти, чтобы не натворить глупостей.
Мне потребовалось пять минут напряженной работы ума, а потом я вернулся в столовую. Мое сердце стучало как молот, и вид у меня был довольно яростный, так что даже если бы я задрожал, они бы приняли это за проявление гнева.
Когда я вошел, разговоры смолкли. Даже сейчас, шестьдесят лет спустя, я чувствую эту тишину и вижу элегантные фигуры в синих мундирах, и блеск серебряных монет на столе, и Бернье, очень бледного, стоящего в одиночестве у камина. Я направился прямо к нему. Речь у меня уже была приготовлена.
- Капитан Бернье, - начал я, - вы нанесли мне удар рукой. Это было неосторожно, поскольку я, если захочу, могу попросту разорвать вас на куски своими руками. - Конечно, это был полный блеф, как же еще мог говорить настоящий англичанин Флэшмен. - Но я предпочитаю драться как джентльмен, даже если вам это не свойственно. - Я повернулся на каблуках. - Лейтенант Форрест? Можете вы быть моим секундантом?
Форрест выпалил свое "да", а Брайант выглядел удивленным. Он ждал, что я назову его имя, но для него в этой пьесе была припасена другая роль.
- Кто будет вашим секундантом? - хладнокровно спросил я у Бернье.
Он назвал Трейси, одного из "индийцев", и я, отвесив Трейси поклон, подошел к карточному столу, будто ничего не случилось.
- Мистер Форрест уладит детали, - обратился я к остальным. - А нам не раскинуть ли пока партеечку?
Они изумленно уставились на меня.
- Черт возьми, Флэш, ну ты силен! - вскричал Брайант.
Я пожал плечами, и мы вернулись к игре. Все были сильно возбуждены - слишком сильно, чтобы заметить, что мои мысли витают далеко от карточного стола. К счастью, игра в "двадцать одно" не требует большой концентрации.
Через минуту Форрест, обсудивший все с Трейси, подошел ко мне и сказал, что с разрешения лорда Кардигана, в получении которого он не сомневался, мы встретимся в шесть утра за манежем. Подразумевалось, что я выберу пистолеты: как у оскорбленной стороны, выбор оружия был за мной. [VI*] Я рассеянно кивнул и попросил Брайанта поторопиться с раздачей. Сыграв еще несколько конов, я заявил, что иду спать, прикурил чируту и вышел, пожелав остающимся спокойной ночи с таким видом, будто мысль о ждущих меня на заре пистолетах заботила меня не больше, чем завтрак. При любом раскладе в тот вечер я существенно вырос в их глазах.
Я остановился под деревьями на пути домой и спустя минуту, как и ожидал, увидел бросившегося вдогонку за мной Брайанта, буквально сгорающего от возбуждения и любопытства. Он принялся бубнить о том, какой я чертовски лихой парень и что за вояка Бернье - настоящий янычар, но я его оборвал.
- Томми, - говорю, - ты ведь не богатый человек.
- А? - растерялся он. - Что…
- Томми, - продолжаю я. - Ты хочешь получить десять тысяч фунтов?
- Бог ты мой, - восклицает Брайант. - За что?
- За то, чтобы Бернье вышел завтра на дуэль с незаряженным пистолетом, - без обиняков заявляю я. О, да! Я хорошо знал малыша Томми.
Он вытаращился на меня и снова принялся бубнить:
- Господи, Флэш, ты с ума сошел? Незаряженным… Как…
- Да или нет, - не отступаю я. - Десять тысяч фунтов.
- Но это же убийство! - взвизгнул он. - Нас повесят за это!
Как видите, ни намека на честь или прочую чепуху в этом роде.
- Никого не повесят, - заявляю я. - И тише ты, понял? Теперь подумай, Томми: ты сообразительный человек и мастак по части шулерских трюков - я наблюдал за тобой. Да тебе это раз плюнуть. За десять-то тысяч, ну?
- Бог мой, Флэш, - пищит он. - Я боюсь.
И опять начинает бубнить, только теперь уже шепотом.
Я не стал его прерывать, понимая, что он никуда не денется. Брайант был маленький жадный ублюдок, и мысль о десяти тысячах была дня него как пещера Аладдина. Я объяснил, как легко и безопасно все будет сделано - план у меня уже был готов с того момента, когда я первый раз выходил из столовой.