Палач выпустил руку Рене, помощники опустили его на пол. Тогда несчастный подполз на коленях к королю и стал с рыданиями молить о пощаде, уверяя в своей невиновности.
- Господин Парижский, - холодно спросил король, - какую руку вы сожгли сейчас?
- Левую, ваше величество!
- А, ну теперь сожгите правую! Это самая виновная, ею негодяй убил Лорьо!
Помощники палача снова взяли Рене на руки. Но не успел жар коснуться руки, как Рене в последний раз крикнул и упал в обморок. Тогда судья сказал:
- Ваше величество, мне кажется, что следует отложить пытку до завтрашнего дня. Рене может долго пробыть в обморочном состоянии, и обморок может легко перейти в смерть.
- Ну что же, пусть! - согласился король. - Завтра перейдем к пытке клиньями. Да уберите вы от меня эту падаль! - крикнул он, кивнув на бесчувственное тело Рене. - От него несет вонью! Ну, пойдем завтракать, Крильон, я умираю с голоду!
Когда король ушел, Ренодэн подумал со слабой усмешкой: "Я начинаю верить, что Рене не будет казнен!"
И в то время как выносили бесчувственное тело Рене, судья спустился в камеру воришки-рецидивиста, приговоренного главным судьей к смертной казни через повешение.
XII
Для таких высокопоставленных преступников, как, например, - Рене, приходилось созывать парламент и обращаться к помощи пыток, но для простого воришки достаточно было приговора главного судьи, и несчастного попросту вешали при первом удобном случае, когда у Господина Парижского бывало дело на Гревской площади. Только в самых редких случаях палач беспокоил свою высокую особу из-за какого-нибудь мелкого преступника. Обыкновенно воришка должен был ждать, когда в руки палача попадал высокопоставленный клиент. Тогда на эшафоте, где предстояло колесовать важного барина, устраивали виселицу для воришки, которого вешали в первую голову: это было своего рода закуской, долженствовавшей возбудить у толпы аппетит к лакомому блюду казни высокопоставленного преступника.
Как раз в тот день, когда Крильон по приказанию короля арестовал Рене, полиция арестовала воришку, хорошо известного парижанам под именем Гаскариля.
Гаскариль был ужасом горожан. Предшественник Картуша, он соблазнял жен, дубасил мужей, грабил и воровал. Он был атаманом банды грабителей, главная квартира которых находилась возле Двора Чудес. С этой шайкой Гаскариль проделывал всякие чудеса, но на убийство пускался крайне редко, почти никогда, и нужны были очень убедительные мотивы, чтобы заставить его пролить чью-нибудь кровь…
Полицейский, арестовавший Гаскариля, отвел его прямо к главному судье. А у того расправа была коротка.
- Вчера арестован мессир Рене, обвиненный в убийстве горожанина Лорьо на Медвежьей улице, - сказал судья Гаскарилю. - Надо полагать, что мессир будет присужден к колесованию. Если это так и случится, то ты будешь повешен в день его казни; это для тебя большая честь!
Гаскариль едва ли разделял мнение судьи относительно чести быть казненным, хотя бы одновременно с Рене, но противоречить он не решился и стал ждать, когда его призовут к ответу.
К этому-то Гаскарилю и направился президент Ренодэн по окончании допроса Рене.
Гаскариль принял президента не очень-то вежливо.
- Раз уж я осужден и вы собираетесь повесить меня, то можно было бы, кажется, оставить меня в покое! - сказал он.
- Друг мой Гаскариль! - ответил Ренодэн. - Ты страшно неблагодарен к правосудию!
- А чем это меня правосудие так облагодетельствовало? возразил воришка, - Все равно меня повесят!
- Да, но тебя могли присудить к колесованию, а это гораздо мучительнее!
- Я никого не убил, а ведь колесование…
- Так-то так, да больно у тебя репутация плоха! И вообще ты не прав, что принимаешь меня так нелюбезно! Я хочу тебе добра.
- Что такое? - спросил воришка.
Ренодэн без всякой брезгливости уселся на грязную солому, служившую ложем для скованного по рукам и ногам преступника, и спросил:
- Есть у тебя дети?
- Слава Богу, нет! - ответил Гаскариль.
- Ты женат?
- Тоже нет!
- Но, наверное, у тебя найдется человек, которым ты интересуешься?
При этом вопросе Гаскариль побледнел, покраснел и с замешательством сказал:
- Зачем вам знать это?
- Да ты только ответь!
- Ну конечно есть! Это Фаринетта, которую я увижу только один раз в жизни, да и то во время казни: наверное, она придет посмотреть, как меня будут вешать! - вздыхая, ответил взволнованный воришка.
- Ты любишь ее?
- Только одну ее я и люблю на всем свете! И меня душит бешенство при мысли, что вот я умру, а другой… Ведь ей только восемнадцать лет! Она красавица, ну а с глаз долой - из сердца вон… И когда меня повесят…
- Она помянула бы тебя добром, если бы ты оставил ей что-нибудь в наследство!
- Но у меня ничего нет!
- Ну а у Фаринетты?
- Тоже ничего, кроме голубых глаз да белых зубов! Этого еще мало!
- Для Парижа достаточно! - со злой улыбкой возразил судья.
- Да замолчите же вы наконец! - крикнул рассерженный Гаскариль. - Могли бы, кажется, дать мне умереть спокойно!
- Постой, друг мой, - спокойно перебил его судья, - ты только дослушай до конца! В самом непродолжительном времени ты умрешь. Если бы ты мог оставить своей Фаринетте кругленькую сумму в… ну, хотя бы в двести золотых экю, то она из благодарности осталась бы верна твоей памяти. А такую сумму ты мог бы заработать!
- Двести золотых экю для Фаринетты! - крикнул бедный воришка, ослепленный этой суммой. - Дорогая Фаринетта! Но что нужно сделать для этого?
- А вот я сейчас расскажу тебе это! Ты осужден, тебя повесят…
- Боюсь, что вы говорите сущую правду!
- Ну а умирают лишь один раз, и, вешают ли тебя за два преступления или за десяток, от лишнего преступления веревка не стягивает сильнее горла!
- Понимаю! Вы хотите, чтобы я принял на себя чужую вину!
- Вот именно!
- А что, собственно, я должен взвалить на себя еще?
- Убийство на Медвежьей улице.
- Так вот как? Значит, хотят спасти за мой счет мессира Рене!
- А тебе не все равно?
- Нет! Ведь за убийство колесуют, а не вешают!
- Обещаю тебе, что ты все равно будешь повешен, а вдобавок Фаринетта получит двести золотых экю!
- Бедная Фаринетта! - вздохнул воришка, который, видимо, склонялся к тому, чтобы принять предложение, но вдруг, неожиданно для президента, он. тряхнул головой и категорически заявил: - Нет, я не согласен!
- Но почему?!
- А потому что раз Фаринетта разбогатеет, она сейчас же забудет меня, ну а я буду слишком мучиться на том свете, если Фаринетта устроится с другим!
- Дурак!
- Не спорю! А только я не согласен!
- Что же ты хочешь за согласие взять на себя вину Рене?
- Чтобы меня отпустили на свободу!
- Ты хочешь невозможного! - ответил Ренодэн подумав. - Но… не падай духом, мой мальчик! Мы увидимся сегодня вечером и тогда поговорим.
С этими словами Ренодэн вышел из камеры Гаскариля и от правился к себе домой. Там он принялся за работу. Через некоторое время он взглянул на часы, затем подошел к окошку и увидал, что к его воротам как раз подъезжают носилки.
- Королева отличается точностью! - пробормотал он, отправляясь навстречу замаскированной даме, выходившей из скромных, лишенных всяких гербов и украшений носилок.
Когда Ренодэн ввел Екатерину к себе в кабинет, королева сказала:
- Ну, что?
Эти два слова ярче ряда трескучих фраз свидетельствовали о ее беспокойстве и волнении.
- Рене вынес пытку, не выронив ни слова, - ответил президент. - Беда только в том, что воришка, на которого я рассчитывал, не соглашается!
- Но почему же? Чего он хочет? - спросила королева, и взор ее, засверкавший было радостью, снова потускнел.
- Он хочет свободы, и я обещал ему, что он получит ее, ответил Ренодэн.
- Да вы с ума сошли! - крикнула королева.
- Нет, но у меня свои соображения, - ответил судья. - Надо полагать, что Рене безумно зол на палача…
- Господи, Рене не из тех, которые прощают! - заметила королева.
- И весьма возможно, что, если мы спасем Флорентийца, он непременно захочет сыграть дурную шутку с ним!
- Тем хуже для Кабоша!
- Но если Кабошу обещать, что Рене простит ему, палач согласится проделать одну штучку, которую лет пять тому назад он уже устроил с одним солдатом. У того была сильная протекция, и палач, вместо того чтобы связать петлю мертвым узлом, попросту закрепил ее неподвижной петлей. Затем, когда ему нужно было схватить преступника за плечи, чтобы собственным весом ускорить стягивание петли и удушение, Кабош ухватился за канат, которым подвязывают под мышки преступника. И так как тоненькая веревка, которую надевают на горло, была завязана не мертвой петлей, а крепким узлом, то солдат лишь испытал некоторую неприятность, но не более…
- И не умер? - : спросила королева.
- Отнюдь нет! - ответил Ренодэн. - Ночью палач снял его с петли, и солдат отделался лишь тем, что у него шея окривела!
- И вы хотите, чтобы Кабош проделал то же самое над Гаскарилем? Это опасно, потому что Жан Кабош способен выдать нас с головой королю!
- Черт возьми!
- Но я дам вам хорошую мысль: обещайте Гаскарилю, что с ним поступят именно таким образом, ну а там… посмотрим! Сказав это, Екатерина встала. Но Ренодэн остановил ее.
- Еще одно слово, ваше величество! - сказал он. - Гаскариль не поверит мне на слово, если у меня не будет в руках доказательств в виде собственноручно вашим величеством написанной записки с обещанием помилования!