- Что же именно он предсказал тебе? Рене в общих чертах познакомил королеву с сущностью предсказаний беарнца.
VIII
Некоторое время королева задумчиво молчала.
- А уверен ли ты в том молодом человеке, который должен был охранять твою дочь? - спросила она потом. - Может быть, он попросту предал тебя?
Холодный пот выступил у Рене на лбу при этом предположении, но он сейчас же вспомнил, что Годольфин говорил о его делах лишь во сне, а просыпаясь, забывает обо всем. Кроме того, Годольфин ровно ничего не знал о том, что открыл беарнец в прошлом Рене.
- Нет, ваше величество, - сказал он, - даже Годольфин не знал того, что узнал гаданием сир де Коарасс!
- Это очень странно! - пробормотала королева.
- Ваше величество, умоляю вас - возьмите под свою защиту мою дочь! Заприте ее, лишите мужчин возможности видеть и говорить с ней! Иначе я пропащий человек!
- Обещаю тебе, что сделаю все. Я возьму твою дочь в Лувр и буду следить за ней.
- И прикажете найти Годольфина?
- Его найдут! - сказала королева.
Луч надежды мелькнул во взоре Флорентийца.
- Не теряй бодрости духа! - продолжала королева. - Я по стараюсь доказать твою невиновность. Пусть у них имеются улики против тебя, лишь бы ты сам выдержал допрос и не выдал себя. Но если ты признаешься, тогда ты погибнешь! А сегодня вечером, продолжала она, наклоняясь к его уху, - потребуй священника. Ни одному преступнику не отказывают, раз он желает исповедаться. Этот исповедник принесет тебе мои инструкции! - Королева встала и сказала Крильону: - Герцог, я готова! До свидания, бедный Рене!
Крильон постучал рукояткой шпаги в дверь, и сторож сейчас же отпер ее. Герцог, как истинный рыцарь, предложил королеве кисть своей руки - таков был в то время обычай, что дама опиралась на протянутую руку кавалера, - но королева холодно и надменно отказалась от его помощи.
Когда они вышли из подземелья, Екатерина взглянула на герцога, и ей пришла в голову мысль сделать попытку склонить в свою сторону непоколебимого, честного Крильона.
- Герцог, - сказала она, - мечтали ли вы когда-нибудь о шпаге коннетабля?
- Конечно мечтал, ваше величество!
- О! - протянула Екатерина, бросая на Крильона взгляд, полный самых заманчивых обещаний.
- Только я никогда не мечтал, - прибавил с обычной грубоватой откровенностью Крильон, - о возможности получить шпагу коннетабля путем предательства, помогая, например, бегству преступника, доверенного моей порядочности!
- Какие громкие фразы! - бледнея от злости, сказала королева. - Ну и… любезностью вы не отличаетесь!
- Меня зовут Крильон, - просто ответил герцог.
"Хорошо же! - подумала Екатерина. - Настанет день, когда я раздавлю тебя!"
Носилки королевы-матери стояли у ворот Шатле. Екатерина движением руки простилась с Крильоном и не пригласила его сесть в ее экипаж, а усевшись сама, сказала камергеру:
- На остров Святого Людовика, в улицу того же имени! Носилки направились по берегу Сены до Малого моста и перешли на остров Святого Людовика. На улице того же имени перед большим старым домом королева приказала остановиться. вышла и собственноручно ударила в молоток, висевший у дворовой калитки. Дверь открылась. Королева вошла в большой запущенный двор. Старой служанке, вышедшей навстречу королев-Екатерина сказала:
- Мне нужно видеть президента Ренодэна!
- Идите за мной! - ответила та.
Екатерина поднялась по лестнице в верхний этаж и, по указанию служанки, прошла в кабинет, где за письменным столом работал какой-то человек, одетый во все черное. Это был президент суда Ренодэн. Он был еще молод, но его лоб покрывала сеть морщин - следствие долгих, неустанных трудов. Его взгляд отличался ясностью и подвижностью, тонкие губы придавали лицу выражение злобы и бессердечности.
Он с удивлением смотрел на посетительницу, лицо которой было скрыто густой вуалью; когда же служанка ушла, затворив за собой дверь, Екатерина подняла вуаль, и президент не мог удержаться от почтительного изумления:
- Как? Вы… здесь… ваше величество!
- Ренодэн, - сказала королева, - вы стали президентом благодаря мне, помните это!
- Ваше величество осыпали меня своими милостями, и признательность моя безгранична! - ответил судейский крючок.
- Я пришла, чтобы испытать, велика ли эта признательность, - ответила королева и без всяких недомолвок рассказала президенту всю историю с убийством Самуила Лорьо. - Что же сделать, чтобы спасти Рене? - спросила она, окончив свой рассказ.
- Ваше величество, - ответил Ренодэн, - я президент Шатле, но не парламента!
- Не пройдет и трех месяцев, как вы будете президентом парламента, - холодно ответила Екатерина, - но до тех пор…
- До тех пор надо спасти Рене! Но ведь парламент неподкупен. К тому же ваш фаворит заслужил такую единодушную ненависть, что парламент осудит его с особенным удовольствием!
- Да, но допросом заведуете вы, и если Рене ни в чем не виноват, то…
- Но ведь даже невинные признаются в чем угодно под пыткой, - улыбаясь, возразил Ренодэн. - Конечно, будь я один с палачом, то можно было бы смягчить допрос, но мне соприсутствуют двое судей, отличающихся неподкупностью.
- Рене вытерпит и ни в чем не признается.
- Но это не помешает судить его, так как кинжал и ключ явятся совершенно достаточными доказательствами!
- Это правда! - пробормотала королева, пораженная вескостью довода.
- Вы упомянули, ваше величество, что у Рене перед самым преступлением исчез приказчик. Вот если бы можно было разыскать его, то мы уж заставили бы его взять вину Рене на себя!
- Это отличная мысль, - ответила Екатерина. - Но где найти пропавшего?
- Или же… да, да! - задумчиво продолжал президент. - Мне кажется, что я найду способ спасти Рене. Но он должен вынести пытку и ни в чем не признаваться!
- Он выдержит!
- Не могли бы вы, ваше величество, принять меня сегодня вечером в Лувре?
- Хорошо! Будьте в девять часов около потерны, выходящей на набережную. К вам подойдет человек, который проведет вас ко мне.
- Хорошо, я буду вовремя, ваше величество!
- Значит, до вечера, Ренодэн! - сказала королева, уходя из кабинета, и, сев в носилки, приказала нести ее на мост Святого Михаила.
Перед лавочкой Рене она застала довольно большую толпу соседей и кумушек, оживленно говоривших о чем-то. На королеву никто не обратил особого внимания, так как густая вуаль мешала узнать ее, что же касалось носилок, то они были без гербов и могли принадлежать любой из дам высшего общества, в изобилии посещавших парфюмера королевы.
Екатерина постучалась в запертую дверь, но ей никто не ответил. Она постучала еще сильнее, но по-прежнему одно молчание было ответом ей. Тогда она обратилась к группе соседей, разговаривавших о чем-то около лавочки.
- Скажите, пожалуйста, друзья мои, - спросила она, - ведь это лавка Рене Флорентийца?
- Да, сударыня.
- Разве его нет дома?
- Говорят, что он в тюрьме! - весело сказала хорошенькая торговка.
- Ну а его дочь?
- А вам она нужна?
- Да, нужна.
- Ну так вы пришли слишком поздно, сударыня, потому что птичка уже вылетела из гнезда!
- То есть… как? - с ужасом спросила королева.
- А так! С четверть часа тому назад к лавке подъехали носилки, сопровождаемые двумя замаскированными всадниками. Судя по их наряду, это должны были быть очень важные господа! Один из них постучал в дверь, красавица Паола вышла-мы узнали ее, хотя она тоже нацепила маску. Дочку парфюмеры посадили в носилки, захлопнули дверцу и… поехали!
Екатерина слушала этот рассказ с чувством невыразимого ужаса. Ей вспомнилось все, что только что рассказывал Рене. Неужели цыганка не ошиблась и парфюмеру действительно грозит неизбежная беда?
IX
В то время как королева Екатерина слушала рассказ о похищении Паолы, последняя ехала в носилках по другому берегу реки. Кортеж, сопровождаемый двумя замаскированными всадниками, в которых читатель, наверное, уже угадал Генриха Наваррского и Ноэ, доехал до ворот Святого Антония. Выехав за городскую черту, носилки остановились.
- А теперь, - сказал Ноэ, - дело сделано. Выходите, милая Паола! Если даже кто-нибудь и вздумает выследить, куда направились носилки, от этого будет мало толку. А вы, мои друзья, обратился он к носильщикам, - можете идти! Вы нам больше не нужны!
Носильщики, получив следуемую им плату, вернулись обратно в город. Тогда Ноэ схватил Паолу за талию и ловким движением посадил ее на лошадь позади себя. Затем они быстрым галопом направились к Шарантону, но, проехав с четверть часа по этой дороге, резко изменили направление, свернув на тропинку, которая вела к северу вдоль укреплений, окаймлявших Париж. У Монмартрской заставы они остановились. Паола соскочила на землю, Генрих слез с лошади, подставил колено, и, опершись на него, Паола легко вскочила в седло уступленной ей принцем лошади.
- До вечера! - сказал Генрих Ноэ.
Ноэ и Паола галопом направились дальше, а Генрих Наваррский снял маску, спрятал ее в карман, вошел в Париж через Монмартрскую заставу и самым спокойным образом направился пешком к Лувру. Как раз в тот момент, когда он поравнялся с потерной, его обогнали носилки, из окна которых показалась голова какой-то женщины. Генрих взглянул и сейчас же отвесил низкий поклон: это была королева Екатерина.
Он хотел пройти дальше, но Екатерина махнула ему платком и окликнула по имени. Генрих подошел к носилкам.
- Вы идете в Лувр, господин де Коарасс? - спросила она.
- Да, ваше величество!
- К королю?