- Конечно, - продолжал он, - Брантом вел себя настоящим нахалом, но его поступок можно объяснить охватившим его безумием, и согласитесь, если ваша божественная красота способна вскружить голову такому старому, опытному человеку, как он…
- Господин де Коарасс, вы ужасный льстец!
- Простите меня, принцесса, но я просто откровенный провинциал!
- Надеюсь, по крайней мере, что вы не пришлете мне завтра чулок по примеру Брантома!
- Счастье хоть изредка видеть ваше высочество является для меня венцом всех моих грез, принцесса! - нежно ответил Генрих.
Маргарита нашла, что сир де Коарасс слишком горячо приступает к делу, и сочла нужным переменить тему.
- Знаете ли вы, господин де Коарасс, - сказала она, - что король сразу полюбил вас?
- Его величество превознес меня свыше меры!
- Вы родственник Пибрака?
- Да, ваше высочество.
- Он очень умен.
- О, без сомнения! - ответил Генрих и тут же решил вновь вернуть разговор к первоначальной теме, от которой, видимо, увиливала Маргарита. - Кстати, разве мессир де Брантом не извинился перед вами?
- Нет, чтобы излечиться от своего безумия, он удалился в свое аббатство.
- Бедный человек!
- Как, да вы жалеете его? - спросила Маргарита.
- Да как же мне не жалеть его, принцесса, если я понимаю, как он должен был страдать! - ответил Генрих.
На этот раз намек отличался излишней прозрачностью.
- Вы отличаетесь настоящей гасконской смелостью! заметила Маргарита.
- Бога ради, простите, принцесса, но я так смущен…. Генрих так тонко разыграл сконфуженного, что Маргарита была тронута смущением беарнца.
- Сколько вам лет? - спросила она.
- Двадцать.
- В таком случае я прощаю вас! - сказала она, протягивая ему руку.
Генрих взял эту руку, осмелился поднести ее к губам и сделал движение, собираясь опуститься на колени перед Маргаритой, но в этот момент в дверь постучали.
- Кто там? - испуганно спросила принцесса.
- Ваше высочество, - ответил юный голос, - королева-мать послала меня за вами!
- Хорошо, милый Рауль, - Ответила Маргарита, узнав пажа по голосу, - скажи королеве, что я собиралась лечь спать, но я оденусь и приду. - Затем она подбежала к маленькой боковой двери и тихо крикнула: - Нанси!
Не прошло и двух секунд, как в коридоре послышалось шуршание шелкового платья Нанси, и камеристка вошла в комнату.
- Как видите, - сказала принцесса Генриху, - я принуждена расстаться с вами!
- Увы! - вздохнул Генрих.
- А я-то так хотела узнать от вас все подробности относительно неракского двора!
- Но я всегда к услугам вашего высочества!
- Ну что же, приходите завтра опять!.. - И с этими словами Маргарита дала принцу руку для поцелуя и приказала Нанси проводить его.
Через несколько минут Генрих уже проходил мимо кабачка Маликана. Рассеянно заглянув туда, он увидал какого-то человека, спокойно гревшегося у камина. Это был Ноэ.
- А, это вы, Анри? - сказал последний. - А я только потому и зашел сюда, что рассчитывал встретиться с вами!
- Ты так расстроен? - шепотом спросил Генрих приятеля. Уж не пришлось ли тебе добираться сюда вплавь прямым сообщением от моста Святого Михаила?
- Нет, - ответил Ноэ, - я обеспокоен за вас!
- За меня? Это почему?
- Ах черт, а ведь я совершенно забыл о ней! Странное дело: у Сарры я забываю о существовании принцессы Маргариты, у Маргариты - о существовании красотки-еврейки!
- Так! Как видно, память у вас находится в добром согласии с сердцем!
- Но принцесса так красива!
- Ах, так вы ее любите?
- Это я пока еще не могу сказать.
- Так, значит, вы любите ювелиршу?
- Не знаю, ничего не знаю! Она тоже удивительно красива и к тому же так несчастна! Ведь этот Лорьо, которого мы считали таким честным и порядочным, на самом деле просто негодяй, разбойник, убийца!
- Вот как? - сказал Ноэ. - А я-то собирался спасти его от большой опасности! Да, мне кажется, что его немножко прирежут. Ну, теперь я не стану мешаться в это дело, но его жену непременно надо будет спасти!
- Да что ты говоришь? - взволнованно спросил принц. - Они оба подвергаются опасности? Расскажи мне скорее, в чем дело!
XX
В то время как Генрих Наваррский был еще у принцессы Маргариты, Рене шел в Лувр, объятый думами, навеянными на него откровениями Годольфина. Он имел право свободного доступа к королеве во всякое время. Екатерина не могла и дня прожить без своего парфюмера, и Флорентинец знал больше государственных тайн, чем сам король. Когда он вошел в комнату королевы, она как раз дочитывала объемистое письмо младшего сына, герцога Анжуйского, который писал ей из Анжера о бунтовщическом движении среди гугенотов.
- Ну, погоди только! - со злобой пробормотала она, - я заставлю короля, несмотря на всю его слабость, издать хорошенький указ против этих поклонников проповеди! А, это ты, Рене? - сказала она, увидев парфюмера. - Ты очень кстати!
- Я нужен вашему величеству?
- Да. Ты напишешь под мою диктовку письмо герцогу Анжуйскому. Я должна, наконец, покончить с гугенотами!
- Совершенно согласен с вашим величеством!
- Герцог пишет мне, что гугеноты опять начинают затевать что-то. Но что мне ответить ему? Посоветуй, Рене!
- Я прочел в звездах, что гугеноты погубят монархию! важно сказал он. - Конечно, это еще не окончательно, - стал он сбиваться с тона, заметив, как побледнела Екатерина, - это зависит от того, поставят ли их на свое место… Словом, я не знаю, но совершенно ясно, что опасность есть и монархию будет защищать женщина…
- И… эта женщина?
- Это вы, ваше величество!
- А восторжествует она?
- О да, но лишь ценой потоков крови!
- Кровь! - сказала Екатерина, с суеверным почтением прислушиваясь к изречениям Рене. - Да, кровь должна будет пролиться, и опять меня будут винить в жестокости, кровожадности, нетерпимости. А между тем, видит Бог, в моем сердце нет и следа фанатической нетерпимости к иноверцам. Я, дочь герцогов Медичи, воспитанная лучшими профессорами Флоренции, могу ли быть настолько умственно ограниченной, чтобы преследовать людей лишь за то, что они предпочитают проповедь мессе? Но дело в том, что за религиозными убеждениями у гугенотов скрываются мятежные политические надежды. Они восстают против пышности и великолепия трона и его ближайших помощников, готовы разграбить монастыри, - словом, хотят ниспровергнуть весь тот порядок вещей, на котором уже столько лет зиждется величие Франции… Гугеноты - враги монархии и трона, а потому должны погибнуть!.. Однако писать, Рене, писать! - спохватилась она. Екатерина продиктовала парфюмеру письмо герцогу Анжуйскому. В этом письме она ссылалась на болезнь короля, которая мешает в данный момент предпринять что-либо решительное, но, по ее мнению, у герцога как губернатора Анжера достаточно власти, чтобы сажать в тюрьмы и вешать всех тех, кто будет уличен в антимонархической деятельности. Поэтому она усиленно рекомендовала сыну суровую непреклонность и строжайшие меры.
- Ваше величество, - сказал Рене, поднося королеве письмо для подписи, - вы предписываете спасительную строгость по отношению к провинциальным гугенотам. Ну а парижские?
- До них дело дойдет потом, - ответила королева.
- Да я вот почему говорю, - настаивал Рене. - Есть тут один субъект, у которого много денег. Это страшный лицемер; он притворяется, будто ходит к обедне, а на самом деле поддерживает своими деньгами еретиков.
- Ну что же! - ответила Екатерина. - Когда я буду сводить счеты с парижскими гугенотами, напомни мне его имя!
- Но было бы желательно, чтобы с ним было покончено ранее… Мало ли что может случиться? Пьяный рейтар…
- Ты что-то слишком одушевлен мыслью послужить монархии, друг мой Рене! - перебила его королева, устремляя на него пытливый взгляд. - Этот человек - враг тебе, или же он богат, и ты хочешь ограбить его! Нет, милый мой, я уже достаточно прощала тебе, не могу же я дать тебе отравить или зарезать все население королевства!
- Ваше величество, - с важным видом ответил Рене, - я прочел в звездах, что смерть этого человека послужит на благо монархии!
- Рене, Рене, - пробормотала королева, - между нами существует столько страшных тайн, что мне не приходится торговаться с тобой из-за жизни одного человека. Делай что хочешь, я даже не желаю знать имя этой новой жертвы… Но берегись! Настанет день, когда король проснется в дурном расположении, и вот как ты сейчас требуешь от меня человеческой жизни, так от него могут потребовать твоей! Ну, а теперь ступай и пошли мне моих фрейлин! Рене ушел с видом тигра, уносящего свою жертву. Королева подарила ему жизнь Самуила Лорьо!
Вместо того чтобы вернуться в свои комнаты, которые Рене занимал в верхнем этаже Лувра, он вышел во двор и направился в кордегардию ландскнехтов. Большинство уже спали. Один еще сидел и грелся у очага. Завидев Рене, он сейчас же встал и вышел к нему.
- Ведь ты стар и жирен, Теобальд, - сказал Рене. - В твоем возрасте следует бояться апоплексии, и ты делаешь большую ошибку, что так греешься. Лучше пойдем со мной, прогуляемся по набережной!
- Да ведь сегодня холодно! - сказал Теобальд.
- Холод только полезен тебе.
- А моему кошельку он тоже будет полезен?
- Может быть.
Рене взял ландскнехта под руку и увлек его к набережной. Там он сказал солдату:
- Друг мой Теобальд, ты старый друг, и мы с тобой уже не раз…
- Да-да, не раз, - ворчливо перебил Теобальд, - я-то служил вам не раз, а что вы платили за это? Пятьдесят пистолей за убийство дворянина! Да ведь это курам на смех!