Сейчас технологии подобного рода находятся под строгим этическим надзором Пантократора. Но есть сам Брюс в счастливом возрасте, когда юношу теоретически можно контролировать при помощи секса.
– Она на это способна?
– Не знаю. Но глупой она не была никогда.
– Бред какой-то, – Рубен махнул рукой и уронил ее на колено. – Есть что-то неправильное во всем логическом построении. Да! Люссак рассчитывал поиметь Эстергази, однако это Мари Люссак у нас в кармане, а не Брюска – в его. Кто перетянул канат? Я не верю, что моим сыном можно управлять через постель. По крайней мере – долго. Женщин много, а в прочем – разберется. Надеюсь.
Тут как нигде нужен умный отец. Если у мальчишки сформировалось неправильное отношение к сексу, едва ли он найдет себе хорошую женщину, а неправильно построенная семья способна разрушить всю жизнь. Разве удивительно, что меня волнуют подобные вещи? Они волновали бы меня и просто так, если бы Люссак не был Люссак и Зиглинда – не Зиглинда. Это мой сын.
– Через постель нельзя, – согласился Норм. – А вот через любовь – может, и получиться. Во всяком случае, любое противодействие Брюс воспримет в штыки. Она сделала очень сильный ход: все бросила и поехала с ним. Я бы ее не отдал. И он не отдаст.
И это последнее не только и не столько о Мари и Брюсе. Это должно быть сказано, и вот это сказано. И понято как надо. Он сказал: «она моя». И: «не отдам». Бейся или отойди, стань ей нужнее меня, но решит она. Вот только я давно понял: она уже решила. Да будет так. Вы нашли ваш дом, а мне свой еще искать.
– И что же нам делать?
– Ждать, наблюдать, делать выводы. Что мы с тобой можем тутсделать?Считать наши пушки послали бы кого-нибудь рангом помельче. Не исключено, что им нужен только ребенок. Генетический Эстергази.
– А зачем?
– Гилберт Люссак, – задумчиво сказал Норм, – самый беспринципный мерзавец из всех, с кем мне приходилось иметь дело. Как иначе, ты думаешь, он уже пятнадцать лет правит твоей планетой? Я не знаю, какие силы он копит и кому собирается противостоять. Самим 30? В одном я убежден: он любит дочь.
Но он никогда не видел бога.
* * *
– Вот ответьте мне, если вы умные люди, – спрашивает Товия, пыхтя и утирая лоб рукавом в молибденовой смазке, – в наш век извращенной молекулярной химии, когда есть и такой пластик, и сякой, и износостойкий, и тугоплавкий, и кислота его не жрет, и вообще который хотите, такой и сделают… какого черта эта хрень такая тяжелая?
Андерс наклоняется к нему с грузовой платформы, заслоняя встрепанной головой лампочку. Свет ее как нимб, но перепачканная рожица точь-в-точь как у смешливого чертика.
– А такого, что Третий закон никто не отменял. Чем эта хрень тяжелее, тем большую гору она сдвинет. И никак иначе.
– Но гусеницу-то… зачем тренируемся натягивать? Ох! Пока ее натянешь – сдохнешь же!
– Вот выскочит у тебя «палец» из трака, и будешь аварийку ждать, вместо того, чтобы кувалдой его застучать за две минуты? Ну а что до того, что тяжелая…
Андерс идет по гусенице, любовно ведя рукою по бронированному борту, и ловко перепрыгивает на раму.
– Если, друг мой, все разговоры о центре тяжести для тебя звук пустой, просто поверь мне на слово. Это замечательная штука. У меня дома в сарае точно такой стоит. Разработан у нас на Сизифе как универсальный строительно-сельскохозяйственный механизм, УССМ-34. Грозный Герман, лучший друг и член семьи.
Он ничего не знает про «Врата», он даже фильм наверняка не видел, чего ж меня от этих его последних слов будто током бьет?
– А я не о себе радею, – парирует минотаврец.